Лебедева Н.С. - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)
«Вопрос. Ясно ли Вам, что против Вас выдвинуто совершенно особое обвинение Представители обвинения ставят Вам в вину преступления против мира, а также Вашу идеологическую причастность или соучастие в преступлениях против человечности и военных преступлениях. Наконец, обвинение связывает Ваше имя с террором гестапо и жестокостью в концентрационных лагерях. Я спрашиваю Вас: берете ли Вы на себя ответственность в рамках широко представленных и известных Вам пунктов обвинения?
Кальтенбруннер: В первую очередь я хотел бы заявить Суду, что полностью сознаю всю тяжесть выдвинутых против меня обвинений. Я знаю, что я ненавистен миру, тем более что Гиммлера, Мюллера и Поля уже нет в живых, и я один должен ответить перед миром и Судом... Но я хотел бы в самом начале заявить, что беру на себя ответственность за все несправедливости, совершенные в рамках деятельности этого управления с момента моего назначения начальником главного управления имперской безопасности, если это произошло под моим фактическим руководством, то есть если я знал о совершавшемся или должен был знать».
Таким образом, задача защиты распадается на 2 части, для выяснения которых следует задать следующие вопросы:
1. Что хорошего и плохого сделал Кальтенбруннер с момента его назначения на пост начальника главного управления имперской безопасности, то есть с 1 февраля 1943 г.?
2. В какой степени можно утверждать, что он не был достаточно осведомлен о всех преступлениях против человечности и военных преступлениях, об основных моментах этих преступлений?
3. В какой степени можно говорить о его виновности, если смотреть на все с той точки зрения, что он должен был знать о тяжелых преступлениях против международного права, в которых принимало непосредственное или косвенное участие IV управление главного управления имперской безопасности (государственная тайная полиция)?
Что сделал Кальтенбруннер? Я допускаю инкриминируемое ему участие в событиях при оккупации Австрии и Чехословакии, ибо с какой бы энергией он ни преследовал цель — присоединить свою австрийскую родину к империи и для достижения ее использовать руководимые им силы СС, — эта цель может осуждаться совестью мира как преступная...
Мне кажется, что в равной мере нельзя ответить утвердительно и на вопрос о наказуемой вине Кальтенбруннера в связи с якобы имевшей место деятельностью в чехословацком вопросе. По-моему, дискуссия о вине и искуплении ее Кальтенбруннером может возникнуть только в связи с событиями после 1 февраля 1943 г. Возмущение германского народа против одного из самых отвратительных средств террора — превентивного заключения было колоссальным еще до этого времени. Можно ли сказать, что Кальтенбруннер, чьи приказы о превентивном аресте, то есть приказы о превентивном заключении, за его подписью представлены Суду, сам чувствовал внутреннее отвращение к такому виду насилия над человеческой свободой? По-моему, можно. Я думаю, что Кальтенбруннер сейчас глубоко сожалеет о том, что он слишком долго следовал принципу насилия без оказания должного сопротивления...
Я не считаю показания Кальтенбруннера недостоверными, когда он говорит, что сем никогда не подписывал приказов о превентивном аресте. Но я не буду терять время на рассуждения о том, совсем отпадает или значительно уменьшается его вина из-за того, что такие приказы подписывались, может быть, без его ведоме... Если речь идет о жизни или смерти людей, то не может быть ссылок на незнание, для того чтобы избегнуть наказания или смягчить последнее. Это знает и подсудимый. Приказы о превентивном аресте были роковыми предвестниками концентрационных лагерей, и я не открою какого-нибудь секрета, если скажу, что ответственность за издание приказа о превентивном аресте означает начало ответственности за судьбу потерпевших лиц в концлагерях. Я никогда не соглашусь с тем, что доктор Кальтенбруннер знал во всех подробностях о страданиях тысяч людей, томившихся в концентрационных лагерях, ибо, как только за ними захлопывались ворота концентрационного лагеря, они подпадали под полную власть так часто упоминавшегося здесь главного административно-хозяйственного управления СС. Вместо того чтобы ссылаться на показания многих свидетелей по этому вопросу, я укажу на показания доктора Хеттля, который ответил на вопрос о порядке подчинения следующим образом:
«Концлагеря подчинялись главному административно-хозяйственному управлению СС, то есть не главному управлению имперской безопасности, а поэтому и не Кальтенбруннеру. Он не имел права отдавать приказы и в этой области не обладал никакой компетенцией».
Другие свидетели показали, что Кальтенбруннер должен был знать печальное положение в концлагерях, но нет сомнения в том, что коменданты концентрационных лагерей рьяно заботились о том, чтобы не сообщать даже своему начальству о наказуемых эксцессах со стороны своих охранников. Далее является фактом то, что при вступлении на территорию Германии союзники столкнулись с таким положением, которое было почти исключительно последствием катастрофического военного и экономического положения в последние недели войны и на основании которого мир неверно вывел заключение, что так было и раньше. Показания коменданта лагеря Освенцим Гесса, который вследствие своей прежней деятельности в отделе концлагерей главного административно-хозяйственного управления был осведомлен о положении в концлагерях, в полном объеме подтверждает это. У Гесса нет никакой внутренней причины давать неверные показания. Он посылал на смерть миллионы людей... Никакие человеческие критерии на него распространяться не могут. Я ни в коем случае не прихожу к заключению о полном знании Кальтенбруннером так называемого положения в концлагерях. Путь для установления истины был в Германии сложен, и даже перед начальником главного управления имперской безопасности вставали почти непреодолимые препятствия в виде иерархии компетенций власти в подведомственности третьих управлений и лиц. Улучшить судьбу заключенных с 1943 года было задачей, решить которую возможно было только путем устранения самих лагерей. Но Германия последних 12 лет без концлагерей означает утопию. Кальтенбруннер был в этом механизме лишь небольшим колесиком.
Я уже касался приказов о превентивном заключении и его последствиях. Кальтенбруннер признавал необходимость исправительно-трудовых лагерей вследствие общих, господствовавших тогда в империи условий, недостатка рабочей силы и многого другого, как он показал на допросе. И, если я не ошибаюсь, — убедительных доказательств об истязаниях и жестокостях в лагерях представлено не было. Возможно, это объясняется тем, что лагеря были схожи в некоторых отношениях с концлагерями, но не были приравнены к ним.
Кальтенбруннер, используя все возможные средства, выступил против обвинения в том, что он якобы подписывал приказы об экзекуциях. Свидетели Гесс и Цуттер утверждают, что в отдельных случаях они видели подобные приказы... Свидетель Цуттер, адъютант коменданта лагеря Маутхаузен, основываясь на слухах, говорил, что телеграммой за подписью Кальтенбруннера разрешалось проводить экзекуцию парашютистов весной 1945 года. Кальтенбруннер оспаривал свою осведомленность в этом... Свидетель Хеттль показал: «Нет, Кальтенбруннер не отдавал таких приказов и, по моему мнению, не мог сам давать таких приказоа (об умерщвлении евреев)».
Ванек категорически подтверждает: «Мне известно, что Гиммлер лично выносил решения о жизни и смерти и иных наказаниях заключенных в концлагерях». Тем самым, пожалуй, доказано исключительное право Гиммлера в этой области.
Но было бы неверно, если бы я стал полностью отрицать вину Кальтенбруннера а данном пункте. Если такие приказы, например, на основании приказа Гитлера о коммандос от 18 октября 1942 г., приводились в исполнение по отношению к подданным иностранных держав, то встает вопрос об ответственности того лица, имя которого стоит под подобным приказом. Могло быть, однако, что подчиненные злоупотребляли этим именем. Установлено, что Кальтенбруннер не оказал ни малейшего влияния на составление приказа о коммандос, хотя едва ли может быть поставлено под сомнение, что этот приказ нарушает положения международного права...
Свидетель доктор Хеттль подтвердил, что Кальтенбруннер в вопросе будущей судьбы Германии доходил до пределов, граничивших с государственной изменой, если даже не перешел их. Свидетель подтверждает, например, что Кальтенбруннер сумел побудить Гитлера к умеренности в венгерском вопросе в марте 1944 года и воспрепятствовать вступлению в Венгрию румынских соединений; что благодаря его сопротивлению долгое время не назначалось намеченное националистическое венгерское правительство.
