Александр Стрыгин - Расплата
- Товарищи красноармейцы! - заговорил Чичканов. - Вы присланы в нашу губернию защищать Советскую республику, а наши, тамбовские, люди посланы в другие края. Защищая Тамбов, мы защищали и Тулу и Новгород, то есть общее наше дело - дело революции! Я не буду вас упрекать, ваш полк делал, что мог, но соседние полки почти целиком сдались врагу... Это позор, товарищи! Что мы должны написать об этих людях на их родину? - Чичканов сделал паузу, пробежал взглядом по рядам красноармейцев, опустивших глаза к земле.
В повисшей над полком напряженной тишине послышался цокот копыт.
Вестовой штаба Укрепрайона Панька Олесин с галопа вымахнул на насыпь. Соскочив с коня, подал Чичканову пакет.
- Велено передать срочно. Вестовой Олесин.
Чичканов взял пакет, вскрыл.
- Митинг считаю закрытым, будьте, товарищи, в боевой готовности.
Чичканов что-то шепнул Борису Васильеву и командиру полка.
- Так ты Олесин? - спросил Чичканов вестового. - Не из Кривушинской коммуны?
- Так точно. Мой отец - Ефим Олесин, он и вас знает, и Калинина знает.
- Очень приятно. Ты молодец.
Панька молча улыбнулся похвале начальника.
- Скачи в штаб, скажи: полк отправляется. Я сейчас же вернусь. Да, еще одно. - Он задумался. - После штаба заскочи в больницу, там ваш председатель Ревякин... раненый.
- Тяжело? - испугался Панька.
- Сам увидишь. Так передай ему, чтобы он, как только выпишут, ко мне явился.
- Передам, товарищ Чичканов. Разрешите ехать?
- Ну скачи!
Быстро удаляющуюся фигуру всадника Чичканов провожал ласковым отцовским взглядом.
4
- Панька! Как ты сюда попал? - Василий обнял его здоровой рукой и крепко поцеловал.
- Перед набегом казаков я в военкомат пришел, а там неразбериха. Меня в штаб Укрепрайона послали вестовым. На коне, говорят, ездить можешь? Эге, говорю, это самое любимое дело! Уж я чуть к казакам не попал... С пакетом скачу в Соколовку, к комбригу, а он Мамонтову сдался.
- Предал, гад? - приподнялся Василий на койке.
- Хорошо, что красноармейцы бегли мне навстречу. Они-то и сказали, что комбриг сдался. Я стрелой назад!
- Настоящим бойцом стал! - похвалил Василий Паньку, любуясь его щегольской выправкой. - Чем-то ты, братец, Петьку Куркова мне напоминаешь. Молодостью, что ли? Помнишь? "Кто тут который и почему?"
- Теперь, наверно, отец я, - тихо сказал Панька, видимо не желая вспоминать о Петьке Куркове.
- Да ну? - удивился Василий, хотя знал, что Кланя должна скоро родить.
- Когда уходил, Парашка за фершалицей бегала. Кланя посылала.
- Вот, брат, в какие времена дети наши рождаются, - раздумчиво сказал Василий, вспомнив Любочку в люльке.
Панька промолчал, только тяжело вздохнул.
- Ну, не унывай, - потрепал его плечо Василий, - главное, чтоб живы остались.
- Вот то-то и оно-то... Да, я ведь к тебе с поручением (хотел сказать по старой привычке "дядя Вася", да какой же он дядя!)... Чичканов наказал: как выздоровеешь, то в военкомат не ходи, а прямо к нему.
- Спасибо за заботу. Увидишь - скажи: Ревякин на любое задание готов, куда пошлет партия.
- А меня - куда пошлет комсомол!
- Верно, Паша, будь верным бойцом коммуны!
- Слушаюсь, - с улыбкой козырнул Панька.
- Если раньше меня увидишь своих - накажи в Кривушу: жив, мол...
- Скажу, дядя Вася! - выпалил Панька. Опомнившись, что все-таки не так назвал, растерянно махнул рукой и выбежал из палаты.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Широкоскулое, бледное лицо с бесцветными глазами смотрело из маленького зеркальца. На подбородке и щеках полосками засохла мыльная пена... Антонов со злостью швырнул бритву на окошко. Бритва сбила зеркальце, и оно упало, расколовшись пополам.
Плеская на лицо холодную колодезную воду, Антонов старался успокоиться, но больное самолюбие, словно нарыв, напоминало о себе с каждым ударом сердца.
Природа не создала его красивым, партия эсеров не оценила по заслугам его прежнюю деятельность, а большевики подарили - как мальчишке - маузер за очень рискованную операцию по разоружению чехословаков на станции Кирсанов. Никто не знает, как хочется Александру Антонову высоких почестей, криков "ура", подобострастных взглядов толпы...
А приходится прятаться у грязных мужиков, слюнявых святошей, по лесным землянкам и зарослям, как затравленному волку. Вместо подобострастных взглядов - недоверие и насмешки на хитрых лицах мужиков, готовых продать, если много заплатят.
И с каждым днем в сердце росла злоба на всех и вся, жажда мести за свои обиды и унижения переполняла самолюбивую душу.
- Маруська! Полотенце! - кричит он, стиснув зубы.
Маруська Косова, фанатичка, эсерка из Камбарщины, пристрявшая к нему еще в Кирсанове, до побега, с собачьей преданностью служит ему теперь.
- Мокрое дала! - швыряет назад полотенце. - Сама вытиралась?
- Не злись, Шуреночек, другое дам, не разглядела я.
Брезгливо промокнув тонким полотенцем землистые скулы, Антонов сел к столу под образа, взглянув в окно.
- Герман с почтой подъехал. Зови.
Здоровенный рыжеусый детина с налитыми хмелем глазами вошел без стука, козырнул. Подал Антонову засургученный пакет и свернутые в трубку газеты.
Разрывая пакет, Антонов спросил:
- Привыкаешь к своей должности?
- Привыкаю, - осклабился Максим Юрин, которому поручил Антонов контрразведку и дал кличку Герман.
Антонов развернул серо-зеленый тонкий лист и нахмурился.
- Растяпы! - вскричал Антонов. - Не могли днем раньше сообщить! Ленивые интеллигенты - все эти горские, Вольские!
В пакете было сообщение Тамбовского губкома партии эсеров о захвате казаками Тамбова и об отходе штаба Укрепрайона в Рассказово.
- Мы бы такой налет устроили на Рассказово! - сокрушенно скомкал бумагу Антонов.
- У них агенты трусы! - пробасил Герман, сверкнув глазами. - Ползком ползают, дождешься их!
Антонов швырнул письмо на стол, развернул газету "Известия Тамбовского губсовдепа".
- И газеты старые прислали!
Глаза Антонова остановились на заметке "Меньшевики и зеленые".
"В районе прифронтовой полосы Тамбовской губернии появилась банда под предводительством прославленного в дни керенщины..."
Антонов сразу догадался, что это о нем пишут. Он удовлетворенно ухмыльнулся: большевики и то признают прославленным, а свои только поучают. А ну, что дальше пишут?
"...начальника кирсановской уездной милиции, меньшевика Антонова..."
Антонов вдруг захохотал и слезящимися от смеха глазами уставился на Германа.
- Слышишь, Герман, я - меньшевик! Умора! Похож я на меньшевика? А? Черти хитрые! А ну, кто это пишет? Ульев какой-то. Может, он сам меньшевик и их ко мне сватает? Да они, пачкуны сопливые, никому не нужны!
- "Банда Антонова, как и всякая неорганизованная кучка грабителей, читал он уже вслух, изредка поглядывая на Германа, - делает налеты на Советы, разоряет и сжигает избы, терроризирует население - по большей части бедняков, вырезает коммунистов, убивает советских работников и удаляется в трущобы, чуть ли не под крылышко бело-зеленой армии, до более благоприятного момента для налетов..."
- Как, плохую трущобу мне комендант Трубка нашел? - Антонов обвел взглядом стены рубленого дома Акатова, эсера из села Рамза. - А насчет крылышка... Мы сами скоро всех под свое крылышко возьмем. Свою зеленую армию создадим, без беляков, без генералов!
Кошкой вползла в дверь гибкая, хитрая Маруська Косова.
- Батька Наумыч к тебе пришел, - сказала она и пошла за занавеску убирать постель.
- Иди, - сказал Антонов Герману. - После зайдешь.
Плужников перекрестился, степенно расправил бороду и сел к столу.
- На, читай, Гриша, что про меня мелют. - Антонов сердито двинул по столу газету в сторону Плужникова.
Тот прочел газету и положил на стол.
- Пусть пишут, не давай пищи своей гордыне. Потерпи. Скоро большое дело начнем.
- Все скоро, скоро, а когда? Надоело ждать! Ты вот свободно разгуливаешь по дорогам, по селам, даже с чекистами говорить можешь. А я вот прячусь. Уже несколько миллионов пудов хлеба Советы взяли и все двадцать семь, назначенные по разверстке, возьмут!
- Не горячись, Степаныч, прошу тебя, будь благоразумным. Токмакову скажи, чтоб не набирал в зиму много дезертиров. Кормить нечем - оттолкнем от себя людей.
- Что вы все меня поучаете?! - вскипел Антонов. На щеках его выступил зловещий румянец. - Я не хуже вас знаю обстановку, не глупее вас! - Он вышел из-за стола и забегал по комнате.
2
Арьергард корпуса Мамонтова 21 августа покидал разграбленный Тамбов. Основные силы были уже под Козловом.
Петр Кочергин, скрывавшийся в тамбовском пригородном лесу со своим небольшим отрядом, первый из красных командиров узнал об этом. У него был трофейный пулемет, несколько оседланных коней, отнятых в перестрелке с казацкими разъездами.
Кочергин рискнул завязать бой с арьергардом казаков, который в открытую занялся грабежом в студенецком пригороде.
