Говард Фаст - Первые люди
Это наш человек, Джин. И как я уже говорил, замечательный человек. Я привел его слова полностью. Мы говорили также о резервации и создании в ней атмосферы мудрости, справедливости и любви, необходимой человеку. Хорошо было бы, если бы ты написала мне хотя бы несколько слов об основных идеях создания замкнутой среды обитания.
Недавно мы отправили к тебе четверых детей. Завтра уезжаем в Рим, а из Рима в Касабланку.
Мы будем в Риме по меньшей мере две недели, и твое письмо может нас там застать.
Совершенно серьезно и не без беспокойства - Хэрри.
По дипломатическим каналам
через Вашингтон, Дипломатический корпус.
11 февраля 1946 г.
Мистеру Хэрри Фелтону
Рим, Италия.
Дорогой Хэрри!
В этом письме ты найдешь ответ на интересующий тебя вопрос. Твои переговоры с профессором Гольдбаумом произвели на нас огромное впечатление, и мы с нетерпением ждем, когда он к нам присоединится. Мы с Марком день и ночь работаем над проектом устройства резервации.
Вот что мы планируем: вся приобретенная нами территория в восемь тысяч акров будет обнесена забором из колючей проволоки с круглосуточной военизированной охраной. В центре будет находиться дом с тридцатью сорока педагогами или, иначе говоря, общими родителями. Мы приглашаем для преподавания только супружеские пары с непременным условием, что они любят детей и готовы без остатка посвятить себя работе. Кроме этого, разумеется, они должны быть высококвалифицированными специалистами.
Работая над гипотезой об ошибочности выбранного человечеством пути на каком-то из этапов развития цивилизации, мы возвращаемся к доисторической форме группового брака. Это совсем не означает беспорядочного сожительства. Мы дадим понять детям, что мы все - их общие родители, их отцы и матери не по крови, но по любви.
Мы научим их истине в пределах нашего понимания. Между нами не будет никакой лжи, никаких предрассудков или призраков и никаких религий. Мы будем учить их заботе друг о друге и любви. И сами отдадим им всю нашу любовь и понимание.
Первые девять лет мы полностью посвятим формированию особой среды их нахождения. Мы сами будем писать для них книги для чтения, учебники по истории и все остальное, что им потребуется. И только потом начнем знакомить детей с реальным миром.
Наши идеи слишком просты или слишком самонадеянны? Это все, что мы можем сделать, Хэрри. Но я надеюсь, что профессор нас поймет. Во всяком случае это больше того, что когда-либо делалось для детей.
Мы желаем удачи тебе и Гольдбауму. Твои письма говорят о том, что ты меняешься, Хэрри. Мы и сами чувствуем, что в нас происходят перемены. Когда я записываю наши планы и идеи, они кажутся слишком очевидными для того, чтобы быть значительными. Мы просто собираем группу одаренных детей и даем им знания и любовь. Достаточно ли этого, чтобы прорваться в неизвестную и неизведанную область человеческого существа? Увидим. Привозите нам детей, Хэрри. И мы увидим.
С любовью Джин.
Ранней весной 1965 года Хэрри Фелтон прибыл в Вашингтон и сразу же направился в Белый дом. Фелтону только что исполнилось пятьдесят лет. Он был высок и худощав, с приятным лицом и сединой в волосах. Будучи президентом Управления Объединенного Пароходства - одной из крупнейших в Америке фирм по экспорту и импорту, он, несомненно, вызывал уважение; и Эггертон, министр обороны США тех лет, по праву занимающий сей высокий пост, был далек от того, чтобы отнестись к Фелтону пренебрежительно.
Напротив, он сердечно встретил его, и они вдвоем прошли в небольшой кабинет в Белом доме. Эггертон предложил тост за доброе здоровье, и беседа началась.
Первым делом министр высказал предположение, что Фелтону должно быть известно, зачем его вызвали в Вашингтон.
- Не могу сказать, что мне это известно, - ответил Фелтон.
- У вас замечательная сестра.
- Я давно знаю об этом, - улыбнулся Фелтон.
- Вы очень сдержанны, - заметил Эггертон. - Насколько мы знаем, даже самые близкие ваши родственники никогда ничего не слышали о человеке-плюс. Сдержанность - похвальная черта.
- Может быть, может быть. Но все это было давно.
- Правда? Значит, вы не имели в последнее время известий от вашей сестры?
- Почти год, - ответил Фелтон.
- И это не тревожит вас?
- Почему это должно меня тревожить? Мы очень близки с сестрой, но ее работа не предполагает светского общения. В наших отношениях часто бывали долгие паузы, прежде чем я получал от нее весточку. Мы жертвы общения по переписке.
- Я понимаю, - кивнул Эггертон.
- Однако, судя по вашим вопросам, мне становится ясно, что вызовом к вам я обязан своей сестре.
- Именно так.
- С ней все в порядке?
- Насколько нам известно, да, - спокойно ответил министр.
- Тогда чем я могу быть вам полезен?
- Помогите нам, если это возможно, - так же спокойно сказал Эггертон. Я собираюсь рассказать вам, что произошло, мистер Фелтон, и тогда, надеюсь, вы постараетесь нам помочь.
- Возможно, - согласился Фелтон.
- Я не буду рассказывать вам о сути проекта. Вы знаете о нем столько же, сколько любой из нас, а может быть, даже и больше - вы ведь были у его истоков. Поэтому вы понимаете, что такой проект должен быть или воспринят очень серьезно, или самым грубым образом высмеян. На сегодняшний день он обошелся государству в одиннадцать миллионов долларов, и это совсем не смешно. Проект с самого начала был уникальным и исключительным. Я намеренно употребляю эти слова. Успех проекта зависел именно от создания исключительной и уникальной окружающей среды. Поэтому мы и согласились не посылать в резервацию комиссию в течение пятнадцати лет. Конечно, за эти годы мы провели ряд совещаний с участием мистера и миссис Арбалейд и некоторых из их коллег, включая профессора Гольдбаума.
Однако в ходе совещаний нам стало ясно, что о каких-либо результатах информации мы не получим. Нас уверяли, что эксперимент удался, что все великолепно и замечательно, но не более того. Мы честно выполняли обязательства, принятые нашей стороной, но в конце пятнадцатилетнего периода вашей сестре и ее мужу было объявлено о намерении послать в резервацию группу экспертов. Но они попросили отсрочки, ссылаясь на то, что данный момент был критическим для успешного осуществления программы в целом. Их аргументы показались нам убедительными, и мы предоставили им отсрочку на три года. Несколько месяцев назад этот срок подошел к концу. Миссис Арбалейд приехала в Вашингтон и подала прошение еще об одной отсрочке. Мы отказали ей, и она согласилась на приезд нашей комиссии в резервацию через десять дней. Затем она вернулась в Калифорнию.
Эггертон сделал паузу и внимательно посмотрел на Фелтона.
- И что вы там обнаружили? - спросил Фелтон.
- А вы не знаете?
- Боюсь, что нет.
- Хорошо, - медленно сказал министр. - Понимаете, я чувствую себя совершенным идиотом, когда вспоминаю об этом. Мне становится страшно. Когда я пытаюсь об этом рассказать, получается полная бессмыслица. Мы действительно поехали туда, но ничего не увидели.
- Как?
- Я вижу, вас это не очень удивляет, мистер Фелтон?
- Видите ли, меня никогда не удивляло ничего из того, что делает моя сестра. Вы имеете в виду, что заповедник был пуст - в нем не было и следа чего бы то ни было?
- Я имею в виду совсем другое. Я мечтал бы, чтобы увиденное нами имело черты человеческой жизни и было земным. Или чтобы ваша сестра и ее муж оказались неразборчивыми в средствах обманщиками, надувшими правительство на одиннадцать миллионов. Это бы было намного приятнее, чем то, что мы увидели. Понимаете, мы не знаем, что произошло в резервации, потому что ее вообще нет.
- Что?
- Именно так. Резервации нет вообще.
- Послушайте, - улыбнулся Фелтон. - Моя сестра замечательная женщина, и она не могла исчезнуть вместе с восьмью тысячами акров земли. Это на нее не похоже.
- Я не нахожу вашу шутку удачной, мистер Фелтон.
- Вы правы. Извините меня. Но только что остается думать, если это полная бессмыслица. Как мог участок в восемь тысяч акров земли исчезнуть с того места, где он находился? Там что теперь - провал?
- Если бы газетчики узнали об этой истории, они сделали бы еще более сногсшибательный вывод, мистер Фелтон.
- Вы не могли бы объяснить, в чем дело?
- Именно этого я и хочу. Только не объяснить, а описать. Этот участок находится на территории Национального заповедника в Фултоне, характернейшей из областей с холмистым рельефом и богатой лесами. Участок был обнесен колючей проволокой и контролировался военизированной охраной. Я отправился туда вместе с членами нашей комиссии генералом Мейерсом, двумя военными врачами, психиатром Гормэном, сенатором Тотенвелом из Комитета обороны и педагогом Лидией Джентри. Мы пересекли страну на самолете и проехали оставшиеся шестьдесят миль пути на двух правительственных машинах. К резервации вела грунтовая дорога. У границы участка нас остановила охрана. Резервация была перед нами. Но как только охранники подошли к первому автомобилю, она исчезла.
