Тихон Семушкин - Чукотка
- Нет, что ты? Конечно, поеду! Только старик опять прогонит меня?
- Нет! Я сам прогоню старика!
Ольга Михайловна быстро надевает меховую кухлянку, меховые штаны, меховые торбаза. В медицинском чемоданчике уложено все необходимое.
В одно мгновение и каюр, и фельдшерица, и акушерский чемоданчик - на нарте. Попутный ветер помогает собакам. Пурга дует с невероятной силой. Не видно ни зги.
Акушерка Ольга Михайловна сидит на нарте верхом, ухватившись за широкую спину каюра. А он все покрикивает и покрикивает на собак. Кажется, что нарты мчатся по воздуху. Даже не слышно скрипа снега под полозьями.
Шаман уже решил, что злой дух хочет взять племянницу: вон как дует пурга! Но все же он не перестает бить в бубен.
Через два часа нарта неожиданно стукнулась об ярангу. Приехали.
Из мехового полога слышится дребезжание бубна, заглушаемое хриплым воем шаманской песни. Женщина терпеливо, без стонов, переносит свои страдания.
- Кончай, старик, и уходи! - повелительно кричит каюр-муж.
Но шаман, не обращая внимания на приехавших, сидит в пологе, продолжает бить в бубен и выть.
Он лишь изредка бросает злобный взгляд на приехавшую русскую женщину и с еще большим остервенением ударяет в бубен.
Ольга Михайловна уже сбросила с себя кухлянку и с нарастающим раздражением прислушивается к шаманскому вою. Наконец она не выдерживает и говорит каюру:
- Вытаскивай его оттуда! Прямо вот так, - показывает она ему.
Молодой муж в нерешительности смотрит на акушерку и затем, словно потеряв голову, приподнимает шкуру полога, хватает дядю-шамана за ногу и выволакивает его вместе с бубном в сенцы.
- Безумный! - шипит шаман. - Зачем ты привез ее? Или ты не знаешь, что "келе" хочет жертвы? Не видишь ты, какая пурга?
Голова молодого мужа разламывается на части, она полна противоречий. Он хочет верить этой белолицей акушерке - и в последний момент начинает бояться дяди-шамана.
- Иди, или в свою ярангу! Пойдем, я провожу тебя, - тревожно говорит он шаману.
Акушерка смотрит на них и вдруг говорит сама себе:
"Ну, Ольга Михайловна, теперь нельзя тебе не спасти эту чукчанку. Или спасай, или..." - и она юркнула к роженице в меховой полог.
Вскоре роды закончились, но пришлось пожертвовать ребенком, чтобы спасти жизнь роженицы.
Шаман, воспользовавшись этим несчастьем, снова поднял свой голос. Но Ольге Михайловне не пришлось обороняться: сами чукчанки защитили ее от нападок шамана, они хорошо знали безнадежное состояние роженицы.
Муж ее бегал по стойбищу, от радости смеялся и плевал в сторону яранги дяди-шамана.
* * *
В больнице наладилась систематическая санитарно-просветительная работа. Хорошо работает кружок первой помощи. В нем принимает активное участие даже наша бойкая старушка Рольчина. Она - староста кружка. Занятия проходят интересно, оживленно.
Я вхожу в больницу. Ко мне, ковыляя, подходит Рольчина и говорит, лукаво улыбаясь:
- Иди, иди сюда! Не бойся. Давай, я тебя буду лечить. Ты все равно ногу сломал.
- А ну, посмотрим, хороший ли ты доктор!
Рольчина тащит лубки, неимоверное количество бинтов и перевязывает мою ногу. Во время перевязки она все время разговаривает.
По всем правилам медицинской техники наложены лубки и нога обмотана бинтом.
- Не больно? Потерпи, потерпи немножко. Скоро совсем поправишься и тогда сможешь сам ходить, - говорит Рольчина, и лукавые ее глаза смотрят на окружающих.
Кружковцы чукчанки хохочут.
Вот с горы к культбазе несется собачья упряжка. На ней два седока: старик и старуха чукчи. Упряжка остановилась около первого жилого дома. Старик встал с нарты, забил остол и, стоя, держась за дугу нарты, спрашивает:
- Где доктырен яранг (где больница)?
- Вон тот большой дом.
Нарта подъезжает к больнице. Там лежит их сын Татро. Он - взрослый охотник. Больше тридцати зим прошло с тех пор, как он родился. Он их единственный кормилец. Татро состязался в борьбе и сломал руку. Уже десять дней он лежит в больнице, и, говорят, рука у него стала "как прежняя".
Чукчи входят в палату. Их сын, в халате, в мягких туфлях, сидит у столика и перелистывает журнал "СССР на стройке".
Что нарисовано на картинках? Понять трудно. Совсем иная жизнь, непонятная. И люди другие, и яранги не похожи на здешние. Рядом с картинками в книжке насыпаны разные крючки, которые, он уже знает, составляют разговор белолицых людей, но разобраться в этом бумажном разговоре он еще не умеет.
Рядом с ним сидят гости: Лятуге и Чими - сторожа. Лятуге с самым серьезным видом о чем-то оживленно рассказывает, показывая пальцами на журнал, и Татро понимает своего глухонемого односельчанина. Чими, молча склонив голову над столиком, тоже рассматривает картинку.
Татро увлекся рассматриванием журнала и не заметил, как вошли его старики.
- Какомэй! - вскочил Татро, услышав голоса стариков.
- Ну, как? - спрашивает старуха.
- Хорошо! Могу даже веслами работать на байдаре, - отвечает он.
И в доказательство своих слов Татро больной рукой высоко приподнимает за спинку железную кровать. Увидев больного за таким занятием, доктор кричит на него. Татро улыбается и медленно опускает кровать.
Искоса смотрят старик и старуха на этого белолицего доктора.
"Должно быть, так нужно. Он, наверно, знает, что нельзя поднимать, раз он сделал Татро хорошую руку", - думают они.
И старик с улыбкой подходит к доктору и говорит:
- Кайвэ, кайвэ*, доктор Кувъенто!
[Кайвэ - правда.]
* * *
По берегу бухты бредут с котомками за плечами два чукотских парня. Эта бухта в свое время привлекала американских золотоискателей, следы пребывания которых есть и по сие время. Парни обнаружили на земле какую-то странную железную штучку. Один из них берет ее и начинает пробовать на зуб, потом бросает. Другой поднимает и начинает ковырять ножом.
Вдруг страшный взрыв - и кисти его руки как не бывало! Рука превратилась в сплошной окровавленный кусок мяса.
Это была граната.
Парень стоит ошеломленный, но не теряет сознания.
"В больницу", - думает он.
Больница недалеко. Он поднимает руку вверх и размеренным шагом идет в "доктырен яранг".
В голове беспокойные мысли: как теперь он будет стрелять? Русский доктор, наверно, вылечит руку. Только пальцев нет. Придется учиться левой. Хорошо, что она осталась и голова невредима.
- Доктор дома? - спрашивает он.
Парень молча подносит к самому носу доктора окровавленную руку. Через несколько минут Пной (так звали его) уже сидит в приемной. Только теперь он почувствовал страшную боль.
- Трубку сделайте мне, - попросил он и закурил.
- Немедленно приготовьте операционную! - приказывает врач.
Около Пноя врачи, фельдшерица и весь персонал.
Пной смотрит, как все больничные люди быстро начинают ходить.
- Доктор, теперь я, должно быть, умру? - спрашивает Пной.
- Почему же ты должен умереть? Нет, ты не умрешь! Тебе только придется стрелять левой рукой. Все будет хорошо!
Разные мысли бродят в голове Пноя. И когда ему предложили идти в операционную, то ноги отказались слушаться.
Пноя взяли под руки и повели по длинному коридору. В операционной все белое: и стены, и шкаф, и стол. Стол какой-то особенный: длинный и узкий, и в конце его как бы деревянная подушка. В комнате много таньгов в белых халатах.
Пноя положили на этот стол. Он не знал, зачем все это делается, но не выказал ни малейшего протеста. "Будь, что будет!"
Лицо его покрыли марлей и начали капать какую-то жидкость.
В голове Пноя проносятся мысли о раннем детстве, он вспоминает умершего таньга, который тоже лежал на столе, покрытый белой тканью.
"Наверное, я уже умер", - проносится у него в голове.
Пной заснул.
В руках доктора блестящие маленькие ножички, ножницы и еще что-то.
Дверь операционной открыта. За порогом толпятся чукчи и с любопытством, близким к ужасу, следят за тем, что делает доктор.
Их шаман оперировать Пноя не взялся бы, это они хорошо знают.
Дверь открыта преднамеренно. Операционная превращена в клинику. С сосредоточенным вниманием смотрят чукчи на "шаманство" белолицего доктора.
- Пной и не шевелится! Должно быть, он очень крепкий, - говорит один чукча.
- Да нет же, он спит! Ему дали очень крепкого спирта, - возражает другой.
Какая-то чудная игла в руках доктора, с настоящей ниткой. Доктор ею шьет, словно чукчанка починяет торбаза.
Операция длилась сорок пять минут. Все были в крайнем напряжении.
Пноя отнесли в другую палату.
- Пной! Пной! Пной! - тормошит его встревоженный брат, присутствовавший при операции.
Но Пной никаких признаков жизни не подает.
"Зачем же было "шить" руку, раз его доктор сделал мертвым?"
Но нет, сердце Пноя бьется, и брат очень хорошо слышит это биение, приложив ухо к груди Пноя.
Наконец опять приходит доктор и начинает бить Пноя по лицу. Брат злобно смотрит на доктора и скрипит зубами.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
