Тихон Семушкин - Чукотка
- Может быть, я уже умер? - спрашивал он, ощупывая себя.
Кругом нет ничего, что напоминало бы о земной жизни: и шкур не видно, и пища иная, и люди не те, что окружали его много десятков лет.
Старика ведут к врачу.
"Хорошо, что он тоже старик. С таким не совестно разговаривать", думает больной, глядя на врача.
- Почему он не острижен? Кому нужны его космы? - сердится Модест Леонидович.
- Он не разрешил, - отвечает сиделка.
Старик объясняет врачу, что стричься ему никак нельзя, потому что духи на него будут тогда очень злы и ему станет худо.
- Вот говорили, что и учеников стричь нельзя. А они все острижены, убеждает врач.
"Ничего не понимает этот русский доктор!" - думает старик.
Он обводит присутствующих взглядом и видит бритые головы. Врач настаивает.
"Не сам я хочу стричься, а белый доктор вынуждает", - мысленно оправдывает себя старик.
- Ну ладно! Только хоть один волосок оставь на голове, - упрашивает он.
Три месяца пробыл старик в больнице и обновленный возвратился в свою ярангу.
Для того чтобы отвлечь от себя внимание злых духов, старик после выздоровления назвался другим именем. И никто из чукчей его уже не называл по-старому.
Жестокие обычаи не являлись результатом природной жестокости народа. Чукчи - народ мягкий, отзывчивый, честный. Таковы были условия жизни.
Чтобы ликвидировать это тяжелое наследство, нужна систематическая, упорная и вдумчивая работа.
Панай умерла по своей воле неожиданно для всех нас.
Интересно, что даже перед смертью мысль о школе не покидала ее. В последний момент она потребовала, чтобы в школу вместо нее послали старуху Рольчину.
"Завещание" Панай было выполнено немедленно. Не успели старуху отвезти на кладбище, как новая "классная дама" Рольчина явилась к нам без всякого приглашения.
Видимо, из разговоров с Панай Рольчина знала, что ей предстоит делать в школе. Без уговоров она пошла в баню и сама попросила платье для себя. Рольчина тут же приступила к своим "обязанностям".
- Панай особенно просила смотреть в школе за тишиной, - говорила Рольчина.
Потом она собрала учеников и подробно рассказала о страшной смерти Панай, что отнюдь не явилось хорошим педагогическим приемом.
- Вот Панай мне велела жить вместе с вами. И четыре дня надо соблюдать тишину, иначе "келе" Панай каждую ночь будет ходить по этой таньгинской яранге, - закончила свою беседу Рольчина.
Эта беседа Рольчины помешала нормальной жизни школы.
Однажды дети направились спать. Но едва они вошли в спальню, как опрометью бросились обратно. С диким криком побежали они но коридору.
- Что случилось?
Дети с ужасом рассказывали о том, что одеяло на кровати Тает-Хемы сдернуто. Должно быть, Панай искала Тает-Хему, - ведь она ее родственница.
Мы вместе с детьми пришли к месту происшествия. Действительно, одеяло было сдернуто и валялось на полу.
- Может быть, Тает-Хема, ты сама не застелила кровать одеялом?
- Нет, нет, я хорошо помню, что застелила! - испуганно ответила девочка.
- И мы все видели, что она застилала кровать. Панай, наверно, сдернула, - говорили дети.
"Келе" Панай встревожил детей. Напуганные, они окружили Таню. Только Мэри была в сторонке и посмеивалась. Заметив это, учительница сказала:
- Слушайте! Над вами подшутила Мэри. Видите, она улыбается.
Таня угадала. Мэри созналась, что одеяло сдернула она.
- Зачем ты, Мэри, это сделала?
- Я утром рассердилась на Тает-Хему и, уходя последней, стянула ее одеяло.
- Вот видите! А вы выдумываете разные глупости. Теперь знайте, что никакого "келе" нет и все разговоры о нем - выдумка. Правда ведь, Мэри?
- Правда, - подтвердила она.
ШАМАН В ШКУРАХ И "ШАМАН" В БЕЛОМ ХАЛАТЕ
Пятый день непрерывно дует норд. Со свистом носится он по беспредельным просторам чукотской тундры. Только волк рыщет в такую непогодь и крутится около оленьих стад.
Под прикрытием горы олени тесно сбились.
Стадо стерегут пастухи. Они уже несколько дней подряд не пили горячего чая и несколько дней не спали в пологе. Пастухи спали на снегу, под брюхом оленей.
Тундра замерзла. Яранги занесены снегом. Парусина, обтягивающая их, надуваясь, хлещет по костяку, и кажется, сейчас сорвется и улетит.
"Почему же такая пурга, такая сильная пурга? Такая пурга дует только тогда, когда умирает человек, - думают чукчи. - Умрет он, и пурга прекратится!"
Взбесившиеся "злые духи" знают, что скоро умрет человек. Уже три дня и три ночи шаман бьет в бубен.
В яранге лежит роженица. Она там одна в муках рожает.
"Должно быть, духи приносят ее в жертву себе - и здесь все бессильно".
А между тем нельзя женщину оставить умирать медленной и мучительной смертью. Нужно ее задушить, чтобы она не мучилась. Но она очень молода и не хочет расстаться с жизнью, а без ее согласия никто не посмеет этого сделать.
На четвертый день женщины стали собираться в сенцах яранги, где мучается роженица. Чтобы не заблудиться, они пришли сюда, держась за длинные моржовые ремни, привязанные к их ярангам. Но что они могут сделать? Они бессильны!..
- Надо ребенка выдавить, - проносится шепот.
Роженица не издает стонов, но сердце ее бьется, и она хочет жить.
Она лежит на оленьих шкурах. Все тело покрыто вылезшей оленьей шерстью. И вот берут доску, на которой чукчанки обычно выделывают тюленьи шкуры, и кладут роженице на живот.
Роженицу держат за руки и ноги и медленно этой доской выдавливают ребенка.
Так рождался в тундре человек.
Ребенка помяли, но он жив. Пуповину перевязали волосом матери, обрезали жирным ножом, присыпали пеплом жженой бересты и обтерли ребенка снегом. Наутро он умер.
А пурга свирепствует, наперекор предсказаниям шамана, этого злого обманщика и фокусника.
Экзема и чесотка - частые гости в чукотском жилище. Ребенок плачет: у него весь рот и все лицо покрыто коростой. Чем помочь? Нечем. Шаман таких не лечит, чтобы не скомпрометировать себя.
"Цивилизация", проникнув сюда, отбирала у чукчей плоды их тяжелого труда, а взамен оставляла спирт и болезни.
Лечить народ предоставлялось шаманам. Из них вырабатывалась каста продувных и очень изворотливых фокусников.
- О, я великий человек! - говорил мне шаман Млеткен. - Я лечу людей, я лечу оленей, я зазываю моржей и китов! Когда я бью в бубен - я ухожу ввысь!
- Его нужно остерегаться! Надо давать ему подарки. Если его обидишь, он снесется со злым духом и нагонит на тебя болезнь, - говорили про шамана чукчи.
Раскаты Октября докатились до Чукотки только в 1922 году. А уже в 1926 году специальная комиссия ходила по чукотским берегам, подыскивая место для строительства Чукотской культурной базы. И летом 1927 года к унылому берегу залива Лаврентия подошел зафрахтованный японский пароход. Но грузы и люди на нем были советские.
Негостеприимно встретила строителей эта страна: шторм, холодный дождь, нагромождение льдов. Пароход болтался в бухте на якоре. Выгрузку производить трудно. "Японец" не хочет ждать окончания шторма и намеревается всю культбазу увезти с Чукотки обратно во Владивосток. Ему нет дела до советской национальной политики. Буква договора в арктическом плавании позволяет ему уйти, не выгрузив строительные материалы.
Волны бешено накатывают на берег, где должна была строиться культбаза.
Производитель работ после долгих размышлений наконец распорядился:
- Выгружайте все в море! Волны вынесут на берег!
Затрещали пароходные лебедки - и больница, и школа, и жилые дома полетели с парохода в море. Шторм подхватывал бревна, доски и выбрасывал на берег.
Шторм добросовестно выполнил задание: весь лесоматериал оказался на суше.
И уже в другой бухте высадилась партия советских строителей и прибыла в залив Лаврентия санным путем.
Началась спешная стройка. Строительный сезон здесь очень короткий. Люди работали по-ударному. И до наступления полярной зимы на диком берегу, среди камней и мокрой тундры, выросли громадные по местному масштабу здания.
Здесь, на этой отдаленной земле, новые здания казались величественными. Ничего подобного чукчи не видели. Они чувствовали, что с появлением этих больших "деревянных яранг" должна измениться и их жизнь.
Десятки чукчей работали на строительстве, сами еще не понимая, что они строят.
Всю зиму шла отделка зданий и изготовление мебели. Работы было много. Нужно было отеплить здания, обить стены толстым, почти в сантиметр, картоном, каждый квадратный дюйм загрунтовать и отделать масляной краской.
Всю зиму кипела работа. Полярные ветры вырывали из рук строительные материалы, их заваливало снегом. Но люди победили суровый Север. Они построили большую больницу, школу, интернат, ветеринарно-зоотехнический пункт, факторию и несколько жилых домов.
Шаманы чувствовали, что все это делается им во вред. И когда на следующий год с первым пароходом прибыл медицинский персонал, он долго сидел без дела. Все есть: хорошие дома, больница, врачи, - но нет больных. Шаманы запугали народ, и никто не едет в больницу.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
