Тихон Семушкин - Чукотка
Наконец опять приходит доктор и начинает бить Пноя по лицу. Брат злобно смотрит на доктора и скрипит зубами.
И вдруг Пной оживает.
- Где я? Жив ли я? - и Пной ощупывает себя здоровой рукой.
- Ты в больнице! - отвечает брат. - Ну как, больно тебе было?
- Нет, я ничего не слышал и не знал.
И долго смотрит Пной на забинтованную руку.
- Ну ладно! Оставьте его! Завтра он вам расскажет все, а сейчас нельзя! - говорит врач, и чукчи, молча повинуясь, уходят из палаты.
Наутро больница кишит посетителями. Больных лежит уже много. Они лежат по нескольку человек в палате.
Вот на костылях идет по коридору больницы эскимос. Он хорошо знает, что больница спасла ему жизнь. Ведь всем на побережье известно, что в таких случаях, как у Хухутана, смерть приходила неизбежно.
Он охотился вместе с людьми своего стойбища на моржей. И в тот момент, когда моржовая голова с бивнями вынырнула около вельбота, чья-то шальная пуля обожгла Хухутана. Не понял сначала Хухутан, что с ним случилось. Потом он почувствовал боль и увидел кровь. Хухутан упал. Охота прекратилась, и вельбот вернулся в стойбище. Пуля раздробила берцовую кость. Хухутана положили в пологе. Шаман заткнул рану собачьей шерстью. Больной потерял сознание.
На его счастье, Модест Леонидович объезжал побережье. Он вытащил из пулевых отверстий собачью шерсть, осмотрел и забинтовал рану.
"Собака! Что он делает?" - подумал доктор про шамана и сказал:
- Скорей надо в больницу! Такого больного можно лечить только в больнице.
Моторный вельбот быстро покрыл свыше сотни километров, отделяющих стойбище от культбазы. Вместе с Хухутаном прибыли и родные, обеспокоенные его судьбой.
Родители Хухутана спрашивают доктора:
- Скажи, доктор: будет ли жить Хухутан?
Модест Леонидович снял очки, протер их и, подумав, сказал:
- Выбирайте сами: или я отрежу ему ногу - и тогда он будет жить, или через три дня он умрет.
И доктор подробно объясняет, что такое заражение крови.
- Режь, доктор! Ты знаешь, что надо, - говорит старик эскимос. - Пусть он хоть без ноги живет. Ведь он у нас хороший резчик по моржовой кости.
Между тем операционная уже готова, и Хухутан лежит на операционном столе...
Теперь Хухутан без ноги. Он уже смирился, свыкся с этим. Главное жить!
- Это ничего, хорошо! - говорит он. - Все равно глаза мои теперь видят солнце. Хороший доктор! Спасибо тебе, советский доктор! Ты, доктор, дал мне жизнь. Ноги нет... хорошо. Зато руки есть, глаза есть, голова есть...
Поговорив с доктором, Хухутан идет на костылях по длинному больничному коридору и во все горло орет на очень исковерканном русском языке: "Вставай, проклятьем заклейменный..."
- Эй, Хухутан! - кричит ему вслед Модест Леонидович. - Нельзя так громко петь в больнице!
* * *
Летом заболел старик Комэ - отец нашего Таграя. Он лечился у шамана. Маленькая рана на спине растравлена и доведена до гангренозного состояния. Шаман залепил рану оленьей ровдугой*. Он запретил Таграю рассказывать о больном отце таньгам.
[Ровдуга - шкура, освобожденная от меха.]
Злобно смотрел Таграй на шамана. Он уговаривал отца поехать в больницу, но отец отказывался:
- Я не молодой, чтобы идти к таньгу-доктору.
Во время каникул Таграй участвовал в моржовой охоте вместо своего отца - лучшего зверобоя. А когда возвратился домой, увидел, что рана отца увеличилась, Комэ уже не мог разогнуть спину. Не выдержал Таграй, пришел на культбазу и рассказал обо всем.
- Меня не слушает. Пусть кто-нибудь из таньгов уговорит его, - просил Таграй.
К Комэ вызвалась съездить медсестра чукчанка Уакат, подготовленная Модестом Леонидовичем. Она хорошо умела разговаривать с больными.
- Откуда ты узнала, что Комэ больной? Кто тебе сказал эту новость? допытывался шаман у прибывшей сестры Уакат.
- Узнала вот, - ответила Уакат, не желая выдавать Таграя.
- Я убью тебя! - угрожал шаман. - Убью не руками, не ножом, не ружьем - духом убью тебя!
- Ну что ж, убивай! Два человека будут обо мне жалеть: это отец мой да русский доктор, - говорит она.
- Разве ты русская, что тебя будет жалеть русский доктор?
- Это не твое дело! - сказала Уакат и пошла в ярангу Комэ.
Только она стала уговаривать больного поехать в больницу, следом входит шаман.
- Я не больной. Мне ехать туда незачем! - сердито говорит Комэ.
- Хе-хе! - хихикает шаман, глядя на Уакат.
- Нет, ты болен, и очень сильная болезнь у тебя. Я это знаю.
- Разве ты шаманка, что стала узнавать? Разве ты общаешься с духами?
- Нет, отец, - вмешивается Таграй. - Уакат не шаманка. Я рассказал на культбазе о твоей болезни. Я знаю, отец, что таньг-доктор - сильный доктор. Он умеет лечить всякую болезнь. Я за тебя, отец, дал слово ему, что ты поедешь в больницу. Что же? Ты хочешь, чтобы я стал обманщиком? А?
Комэ удивился:
- Ты дал слово? - тихо спросил он. - Тогда надо ехать. Ладно! Я поеду.
Уакат привезла Комэ в больницу. Врач сорвал со спины приклеившуюся оленью шкуру, разложившуюся и почерневшую.
За больным Комэ установили тщательный уход. Ведь здесь не только лечат, - здесь борется новое со старым, здесь происходит борьба медицины с шаманством, борьба за престиж мальчика Таграя, вступившего на новый, осмысленный жизненный путь.
Каждый день Таграй приезжал с председателем совета на культбазу, и каждый день весть о состоянии здоровья Комэ разносилась по Чукотскому побережью.
Веселый уезжал Таграй домой! Отец поправляется, и рана становится все меньше и меньше.
Наконец Комэ почти выздоровел. Он ходил по коридору и думал, что уже пора возвращаться домой, на охоту.
Как-то я пришел в больницу. Комэ, улыбаясь, поманил меня пальцем.
- Я был слепой - теперь вижу. Я был глухой - теперь слышу. Я был глупый - теперь умным стал. Теперь я поеду по селеньям и буду расчищать широкую дорогу правде, - сказал он мне шепотом.
СМЕРТЬ РУЛЬТУГЕ-ПЕРВОГО
К концу учебного года на культбазе вспыхнула эпидемия инфлюэнцы. Чтобы остановить распространение ее за пределами культбазы, мы установили карантин.
Вся культбаза была оцеплена флажками. Ребята сидели дома, им никуда не разрешалось выходить.
Один только ученик - Рультуге-первый - заболел очень серьезно. В больницу его положить не удалось, так как отец, Пакайка, немедленно приехал и забрал сына домой, в ярангу, несмотря на карантин. Никакие доводы и убеждения не могли остановить его. Рультуге-первый был любимым сыном. Пакайка никому не хотел его доверить.
В яранге Пакайка не отходил от сына. Он совершенно забросил охоту и все свое хозяйство, потерял сон.
Я поехал к Рультуге-первому. Смерть висела над ним. Но не удалось мне убедить Пакайку отдать сына в больницу, хотя там работала сиделкой его дочь Чульхена.
Уже давно было запрещено жить в больнице вместе с больными их родственникам. Но я обещал Пакайке поместить его в больнице на время лечения Рультуге-первого. И все-таки он не согласился отдать сына в больницу.
Пакайка призывал всех "добрых" духов и старался умилостивить "злых". Не одну хорошую собаку он принес им в жертву. Ничто не помогало: сын умирал.
Через некоторое время я снова приехал к Пакайке. Наконец мне удалось уговорить его. Рультуге-первого привезли в больницу. Но, по-видимому, было уже поздно. Через несколько дней мальчик умер. Умер он вечером. Наутро я сообщил об этом школьникам.
На детей смерть Рультуге-первого произвела очень сильное впечатление. Они были напуганы. С разных сторон послышались голоса:
- Их доктор тоже не может помочь человеку, когда он сильно болен!
- Должно быть, Рультуге-первого зарезали.
- Не надо было привозить его сюда, дома лучше.
И тогда я сказал детям:
- Когда человек падает с маленького обрыва, то он только немного ушибается. Но если человек упадет с большого обрыва - он разбивается насмерть. У Рультуге-первого была очень сильная болезнь. Он долго болел. Если бы доктор начал его лечить сразу, когда болезнь была маленькая, то он был бы жив. Но его не пускали в больницу. И когда болезнь развилась и он уже был наполовину мертвый, его привезли. Доктор тогда же сказал, что его трудно вылечить.
Дети слушали равнодушно. И только Таграй сказал:
- Да, это правда. Я видел, как он почти мертвым был принесен с нарты в больницу. Маленькую болезнь, наверно, лечить легче. А ты зачем говоришь, что доктор его зарезал? - обратился Таграй к мальчику, который осмелился так сказать. - Ты разве не знаешь, сколько людей доктор уже спас от смерти?
- Мне жалко брата, - ответил Рультуге-второй.
Таграй опять вступил в разговор. Он говорил быстро, отрывисто, все дети обернулись в его сторону. Они хотели понять, почему Рультуге-первый умер.
В ночь, когда он умер, Пакайка был у себя дома. Всю ночь он не спал. Едва забрезжил рассвет, он примчался на культбазу. Он бросил собак и побежал в палату.
В палате сына уже не было. Предчувствуя беду, Пакайка стоял в коридоре с растерянным видом. К нему подошла его дочь, сиделка Чульхена.
![Юрий Рытхэу - Люди нашего берега [Рассказы]](/uploads/posts/books/134656/134656.jpg)
