Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц
Любили людишек, как дичь, поджаривать на вертеле. Подымали на блоках вверх, разводили снизу огонь и жаром и дымом мучили человека. Или еще совершеннее — привязывали к колу и вертели человека над огнем.
Русский народ с его необъяснимым терпением и склонностью к юмору даже в страшные пытки элемент остроумных шуток ввел. Известная поговорка «выведать всю подноготную» произошла ни больше ни меньше, как от распространенной пытки вбивать под ногти занозы. А поговорка «след простыл» произошла в те времена, когда Бирон виновных бросал с камнем, привязанным к груди, в воду.
Отцеубийц наказывали определенным способом: связав им руки и привесив камень, надев на голову куль, кидали в воду. Или еще страшнее: живыми опускали на дно могилы, а на него ставили гроб с телом убитого и засыпали землей.
За подделку денег фальшивомонетчикам лили в горло олово и отсекали руки. За поджоги и колдовство сжигали живыми. За более мелкое преступление клали за уши горячие угли.
По сравнению со всеми этими ужасами, которые мы вам только что описали, дорогие читатели, рискуя у некоторых вызвать повышение кровяного давления, наказание батогами было сравнительно легким наказанием. Прежде всего — что такое батога? Батога — это палка или толстый прут, не путайте, пожалуйста, с долбнями. Виновного клали на землю, один палач прижимал голову, другой садился на ноги, двое растягивали руки, двое, вооруженные батогами, барабанили по оголенной спине до тех пор, пока следивший за экзекуцией главный палач не скажет: «Довольно». Когда палки разлетались в щепки, брали свежие. Когда палачи уставали, как бы то ни было, а работа нелегкая, сами знаете, на смену приходили другие. Это наказание допускалось в России без всякого суда. А виновные должны были после наказания еще целовать руку экзекутору, благодаря его за науку и милосердие. Об этом методе наказания иностранцы с тихим ужасом рассказывали своим монархам и депеши посылали, делая упор на то, что это такая варварская страна, что по улице Невской спокойно пройти нельзя: то и дело вылезает из коляски какой-нибудь франтик и что силы лупит извозчика чем попало, чаще его же палкой или кнутом. А тот только рукавом заслоняется, чтобы глаза ему не повредили, кожу пусть, срастется. А народ молча и без интереса рядом проходит. И «такие картины повсеместно» — комментировали иностранцы! И это правда! Здорово кнут погулял по спинам русских людей на всем протяжении истории.
Аббат Шап описывает в 1761 году такое наказание батогами, свидетелем которого он лично был: «Два холопа, сопровождаемые господином, вели шестнадцатилетнюю стройную, красивую девушку. Красота ее белого личика невольно приковала мои взоры: превосходные волосы густыми прядями ниспадали на плечи. Ее бросили на землю, в мгновение ока обнажили до пояса, и по спине запрыгали палки. После наказания девушку подняли с земли. Она не могла держаться на ногах. Спина у нее была изборождена широкими ранами, кровь обливала ее стан. Она была наказана за то, что не исполнила какого-то приказания барина»[70].
И тут нам хочется, дорогой читатель, обратить ваше внимание на один интересный факт.
Сколько терпения, мужества, стойкости и одновременно несокрушимого холопства таит в себе русский наказуемый, то есть истязуемый человек! Ни в одной стране мира нет и не было этого затаенного, подсознательного, врожденного уважения к закону, что ли? Мы не знаем, как назвать эту черту характера русского человека. Наверное, название ей еще не придумали, настолько она специфична. Мы приведем вам два примера.
Близ Петербурга в 1722 году колесовали трех человек, убийц и фальшивомонетчиков. Они получили только по одному удару колесом по каждой руке и ноге. Колесо изломало руки, перебило ноги, но преступники остались живы, и их крепко привязали к колесам. Как мы знаем, колеса прикреплялись горизонтально на толстых столбах. «Зрелище было воистину страшное. Один из колесованных, старик, изможденный предварительными пытками, через несколько минут испустил дух. Но остальные, молодые парни, долго еще боролись со смертью. Можно было подумать, что они проживут на колесе двое, трое и даже четверо суток. Так оно и случилось. Молодые были румяны. Равнодушно, чуть ли не весело поглядывали они по сторонам и ни стоном, ни жалобой не обнаруживали страданий. Один из них, к величайшему изумлению толпящихся зрителей, с большим трудом поднял разможженную руку, повисшую меж зубцов, отер себе рукавом нос и опять сунул ее на прежнее место. Но эффект был еще поразительнее, когда тот же страдалец, заметив, что он замарал колесо каплями крови, со страшным усилием вытащил изувеченную руку и бережно обтер колесо. Толпа с любопытством смотрела на страшную сцену»[71].
Однажды один преступник вытерпел такую вот пытку: сняли с него рубашку, завязали руки назад, подле кисти обвязали веревкой, обшитой войлоком. Ноги связали ремнем, и палач ступил на тот ремень своей ногой, и преступника подняли вверх, и руки его вышли из суставов. Сзади палач начал бить его по спине кнутом. И как только он ударял, то от спины отдирались клочья мяса, будто ремень был вырезан ножом. За час дали несчастному двадцать ударов. Потом его раны посыпали солью. Взяв под руки, палачи повели его в камеру. Навстречу вели другого осужденного. Встретив нашего измученного истязуемого, тот спрашивает: «А какова баня?» — «Ничего, хороша, — отвечал наш. — Для тебя еще остались веники»[72]. Несломленный дух! Но этого недостаточно, ибо во всех этих поступках выступает какое-то снисхождение, уважение даже к нечеловеческому закону. И это в крови русского народа. Повешенный за ребра на крюке человек ночью сорвал этот крюк с себя, весь окровавленный, с висящими клочьями кожи, уполз в кусты. Его утром нашли и уже с большим старанием повесили на том же крюке. Он не протестовал — он считал, что это справедливо. Осужденного на электрический стул в Америке при неудачной попытке исполнить наказание освобождают. Здесь больше гуманности — в России закон неумолим.
Конечно, все эти страшные пытки не Россией были придуманы. Вся Европа, самые передовые страны вплоть до середины или конца XVIII века жизни себе не представляли без самых изощренных пыток. Пропустим эпоху жесточайшей инквизиции, когда «охота на ведьм» приобрела ужасающие формы массового сожжения людей. Коснемся правления в XIV веке французского короля Филиппа IV, прозванного за свою необыкновенную красоту Филиппом Красивым. Это под его крылышком свершались такие вот леденящие сердца и поднимающие дыбом волосы суды над обвиненными. Особенно постарался этот красивый король в отношении собственной семейки: два его сына, Карл и Филипп, женились на двух княжнах, Бланке и Маргарите Бургундской, девицах столько же красивых, сколько и распутных, которым пресные любовные утехи с законными мужьями изрядно поднадоели и которые в башне замка Несль свили себе уютное любовное гнездышко, предаваясь утонченному разврату с двумя братьями герцогами де Ануй. Они одаривали своих любовников золотыми монетами, а чтобы любовные утехи были более пикантными, «трахались» они, пардон за грубое слово, не мы его придумали, на глазах друг друга. И когда голые, в бледносинем свете луны, этой вечной спутницы преступной любви, отдыхали они, истомленные чрезмерными наслаждениями, то любили из зарешеченного окошка своей башни поглядывать на казни, совершаемые напротив их замка королем и мужьями, живьем сжигавшими непослушных религиозных фанатиков ордена Тамплиеров. Причем Маргарита Бургундская восклицала: «Ах, как изумительна любовь при свете костров, где горят живые кости». Но, как говорится в пословице, «не рой яму другому, сам в нее попадешь». Попались наши голубушки вместе со своими любовниками на месте преступления. Разъяренный свекор, который от гнева немного от своей красоты потерял, живо обрил невесткам волосы «догола», да еще с красными пятнами от тупой бритвы, а любовников повел на публичные муки и казнь, заставив прелюбодейных жен смотреть на сие зрелище.
Палачи получили строгое предписание, в какой очередности должны были совершаться пытки, на которые прибыла толпа народу, падкая не столько на хлеб, сколько на зрелища. И вот на той же самой площади, на которой сжигали еретиков, палачи раздели донага любовников и привязали их к колесу. Палачи подняли палицы — надо было осужденным переломать кости ног и предплечий. Пол-оборота колеса, удар палицей, и кости захрустели, как ветки дерева в сильную бурю. Отложили этот инструмент и взяли другой: железные крюки. Ими будут живьем сдирать кожу. Брызнула кровь прямо на красные одежды палачей. Вытерли. Лохмотьями висела кожа. Палачи отложили железные крюки. Взяли третий инструмент: длинные, острые, как у мясников, ножи. Бедные палачи всю ночь, наверное, заучивали, в какой очередности, согласно предписанию суда и короля, пытки производить. Блеснули в ярком солнце клинки ножей — и половые органы любовников были отрезаны. Палачи демонстрировали, явно красуясь, свое искусство. В толпе слышны были крики женщин: «Смотри, муженек, и забудь про измену, а то и с тобой такое будет». И вот теперь с чистой совестью палачи могли отрубить осужденным головы. Взят четвертый инструмент, на этот раз хорошо отточенный топор. Взмах топора — и то, что еще осталось от тела, повисло на колу. Сейчас эти обезглавленные трупы увезет черная повозка, а головы будут еще долго болтаться на колу в предостережение подобных прелюбодеяний. Палачи же, хорошие профессионалы, вымоют топоры, поделят между собой все добро осужденных, включая наполненные золотом кошельки, подаренные любовницами, и с чувством хорошо выполненного долга возвратятся к домашнему очагу.
