Игорь Морозов - Праздничная культура Вологодского края
В доме вели себя по-разному. Чаще всего: «За стол сразу, свадьба пришла раз; стаём перед столом, нам стол опраствают, место дают… Зайдут за стол, сядут прибором, кругом: сватья, рядом невеста, жених, его отец, дальше его родные (прибор), напротив — дружка» (дд. Волоцкая, Цибунинская). Хозяева несли угощение. Иногда оно было чисто символическим: «За стов посадят, нальют бутывку вода, да угошчают — что-нибудь на стов поставят» (д. Малыгинская), — а иногда и настоящим: «Хозяева нанесут на стол вино, пирогов, супу. Жениху и невесте нальют по рюмоцьке, они выпьют, поцелуюцця, говорят: «Спасибо!» (дд. Куревино, Волоцкая). Вино наливали дружка и божатко (=крестный отец). «Молодым», так же, как и на свадьбе, кричали: «Горько!» Часто ряженые сами угощали хозяев «вином» — водой из принесенной о собой бутылки: «Кто выпьет, а кто выльет» (д. Власьевская).
В одних деревнях свадебляне, как и другие ряженые, молчали или говорили измененными голосами, да и то только между собой, в других — пели припевки, в основном, для любопытствующей публики: «Припоют припевоцъку, дак за припевоцъку денешки давай… На денешки-те назавтра вина купим, да лешо испекём чё-нибудъ, да вецёрок сделаем» (дд. Горка Тарн., Фоминская Верхов.). Припевки пели те же, что и на свадьбе: «Каты-покаты», «Веник да голик», «Укатявся катышок за овсяну мучку» и т. п. Те, кого «припели», должны были поцеловаться и дать свадеблянам, которые теребили их: «Плотите денешки! Плотите денешки!» -1-2 копейки.
Долго в одном доме не задерживались. В конце обхода во всех деревнях заходили на вечерку, где свадебдян встречали особенно весело и где молодые обязательно плясали перед всеми «русского''. В остальных домах плясали очень редко.
Еще один тип баских ряженых встречается не только в святочной обрядности, но и на свадьбе, и на масленицу. Он издавна широко распространен у вепсов (Siganad «цыгане»), а также у многих народов Европы. По своей одежде цыгане ближе к красивым наряжонкам, по поведению — к нищим, по некоторым другим признакам (например, по своей непонятной, «цыганской» речи) напоминают страшных кудесов. Персонажи такого типа, изображающие инородца или иноземца («немец», «лях», «еврей» и т. п.), есть и среди святочных ряженых других народов. Они как бы поддерживают тему странных, таинственных пришельцев, бродящих по земле в святки.
Костюм, речь, поведение цыган-ряженых пародировали соответствующие атрибуты настоящих цыган. Обычно они составляли отдельную группу в 5–6 человек, реже присоединялись к другим ряженым. Цыганка часто держала на руках сверток («ребенка») и была с большим животом.
Цыганки наряжались всегда ярко, броско в широкие юбки (часто не одну), цветные кофты, платок пофорсистее или шаль, накинутые на плечи. В д. Патракеевская надевали по юбке на каждую ногу. Волосы делали из лошадиного хвоста или распускали собственные косы («шишку из волос большую сделаешь, наперед волосся выпустишь» — д. Цибунинская).
Цыган ходил в широких штанах с красной повязкой вместо ремня и цветной рубахе. Обязательным атрибутом его костюма была ременница (=плетъ), которой он щелкал, хлестал по полу или стегал девушек. Лица цыган так же, как и у остальных наряжонок, были прикрыты сеткой, платком и вымазаны сажей. Реже встречались цыгане в рваной, «худой» одежде (д. Зарубинская).
Характерным признаком цыган была непонятная для окружающих речь: они «лепечут не по-русски» (д. Ганютино), говорят «по-циганьски» (д. Заполье) или «по-кудесью», то есть горловым, сдавленным голосом (д. Паршино), Вспоминая речь цыган, очевидцы воспроизводят ее в виде устойчивых словесных формул, которые отчасти проясняют, что понималось под «цыганской» речью. Так, скажем, в д. Клеменево цыгане говорили: «Калапаты-марапаты», в д. Максимове: «Кырымыры кыла», в д. Колнобово — «харымарыкали». Конечно, когда им приходилось разговаривать о другими участниками игрища, они переходили на обычную речь, однако старались придать ей «цыганский» акцент, растягивали слова (д. Костино).
Главной целью цыганок было выпрашивание милостыни к «гадание», что сопровождалось пляской и пением неприличных и шутливых песенок под аккомпанемент «оркестра» ив гармошки, балалайки и печной заслонки, а также разбрасыванием пепла, углей и муки, припасенных в широких карманах «цыганской» одежды (д. Паршино). цыган же пугал девушек плетью и принимал участив в сценках с продажей и меной коня.
Гадание устраивали, чтобы насмешить всех окружающих. Сделать это было не так уж трудно, поскольку цыганки, как правило, хорошо знали тех, кому «гадали» и могли использовать при «гадании» известные воем имена и реалии, а их намеки были понятны каждому.
Гадание сопровождалось просьбами о вознаграждении, которые непременно выполнялись. «Придем да гадаём хозяйке — шчё придумаешь. Дак она за то даст маслице, сахарку, заспеци (=овсяная крупа на соломат) — нам другая-то (крупа) не надо, а штобы этоё. Мы и раздобримся: «Хорошая, товстожопая, красивая!» — да всево ей тут насулим» (д. Лучкино). Как видно из этого примера, подаяние сопровождалось самыми «изысканными» похвалами и пожеланиями, отказ же вызывал целый поток насмешек и угроз. «Дай, мать, сахарку и сметанки! Ну не даси, мать, знаем чё те будет! Спомянешь, мать, спомянешь!» (д. Максимово). «У, какая ты добрая! Дай бог тебе всего доброго! Дай хлеба кусочек!» (д. Лепручей). В д. Середская «циганки корзину возьмут, ходят, просят молочка (молочко сам знаешь какое надо). Пригоношки припевают: «На большую не прошу, дай на маленькую!» Да платьице дай, да платочка — все просят, денег, вина, сахару — всего. Выхвалят тебя или выхулят, как мало дашь: «Тибе корзина бы большая, да жена бы худая, нерадивая, да неродивая, да нехозяйственная!» Да вот так и выпевают: «По могилам хожено, да ради Бога прошено», — да всяко тебя высмеют, как мало дала (будто ты ходила, собирала и им принесла)».
ЧУЧАЛЬЦАМИ ХОДИТЬ (д. Бугаиха), УСЕНЬКИ (д. Корышово). Особую разновидность ряженых составляли ряженые-дети. Иногда эта группа имела и свое, особенное название — чучальця или усёньки. По нарядам и поведению эта группа ряженых мало отличалась от ряженых-взрослых. В д. Бугаиха «приходили чучальця — маленьки наряжонки: зависяцця, шубу вывернут; придут в избу, плясать зачнут: в круг станут, потопчуцця, пели что-то». В с. Устъ-Алексеево «маленьки в пляску не ходили; гуляшами оденуцця: пиджачёшко, лицо шапкой прикроют — одни глазки видно; придут, попляшут».
Если наряжонки были совсем маленькие (до 10 лет), то наряжаться им помогали взрослые: «матка набасит (=нарядит) ли кто ли» (д. Малое Коровино); «наредят всяко, хто как сможет нарядить» (д. Тырлынинская). Иногда представление с участием маленьких наряжонок разыгрывалось тут же, в доме, перед родней: «Еще до школы выряжушками ходили: рубаху наденут большую, рукава назади завяжут (сестра наряжала) — от они и скачут. «Добро, добро скачете!» — пирога им дадут» (д. Лысьево).
Дети постарше (10–12 лет) ходили уже ватажками от 2 до 5 человек не только по домам, но и на маленькие (младшие) посиделки. При этом обычно рядились стариками или цыганами (см.): «У стариков сарафаны возьмут, сажой намажуцця» (д. Бурлёво), В д. Антоновская дети этого возраста ходили циганами — в обычной одежде, но «приумажуцце». При атом ничего не просили, лишь плясали и «гадали» «что рздумают, то я врут». В д. Плесниха выпяжонки-цыганята просили у хозяев копеечку, хотя одаривали их обычно чем-либо съедобным — конфетами, орехами, пирогами. Все соранное в конце обхода честно делилось между участниками и съедалось.
Непременной принадлежностью обхода была пляска: «Маленькие ходили воряжонками. Придут старик со старухой, топают, пляшут, им на языке играли» (д. Клоково). Иногда взрослые сами включались в пляску. Например, брали детей за руки и, приплясывая, кружились с ними в хороводе под припевку: «Журавли вы журавли» (д. Дудинская). Зато если чучальця «не приходились ко двору», могли и облить их жидкой глиной (д. Кононовская), и спеть им насмешливую песенку:
— Вы ерши, да вы ерши,
Небольшие барыши,
Рыбка маленька,
Косеватенька.
Это кто рыбу ловив,
Я того бы полюбив.
Это кто уху хлебав,
Я тово бы (по)целовав.
РЯЖЕНЫЕ НА ИГРИЩАХ
ПОКОЙНИК. Смерть и воскрешение — древнейшие мотивы новогоднего ряжения, которые занимали важное место во всей драматургии этого святочного действа. Поэтому не случайно, что, несмотря на весьма пестрый состав персона-ряженых, существенно различавшийся по районам, «покойник» встречался почти повсеместно. Исключение составляют лишь некоторые старообрядческие и вепские деревни, а также крайний восток области (В.-Уст., Кич. — Гор.). Правда, судя по воспоминаниям старожилов («при нас не было», «до нас играли»), и там этот персонаж чаще всего был известен (хотя и осуждаем) и его окончательное вытеснение и забвение произошло на грани веков.
