Николай Руднев - Командир легендарного крейсера
— А разве нельзя у нас, на Кавказе, да и в других местах, создать курорты, доступные простым людям, тем более для человека физического труда?—говорил Руднев.— Разве нельзя было бы отправить раненых ва-ряжцев. скажем, на Кавказ? Сколько пользы принесло бы им курортное лечение!
Он продолжал:
— Эти расходы не нанесли бы ущерба казне. Осталось бы на пьяный разгул, который идет во дворце. Кстати сказать, я страшусь возвращения в Петербург, где стану причастен ко всему этому по должности флигель-адъютанта его императорского величества! Не знаю, смогу ли это вынести...
Встретив недружелюбный взгляд Марии Николаевны, Руднев умолк. Он не сразу понял, чем вызвано ее недовольство. После паузы жена сказала:
— Всеволод, ты и себя сгноишь в Петропавловке, и детей погубишь, если не изменишь отношения к начальству, не перестанешь меньше говорить о матросах.
Заметив, что муж хочет возражать, Мария Николаевна энергично продолжала:
— Подожди, выслушай меня. Тебе не известно, что говорили в морских кругах после возвращения Бэра из Порт-Артура! А мне все передали, когда я вернулась в Петербург. Тебе про это я не писала, не желая расстраивать. Тебя называли покровителем бунтовщиков. И из порта тебя убрали за неуживчивый характер, непочтительность к наместнику Алексееву. Оставайся таким как есть, но измени отношение к высшему начальству. Я не ропщу, что моя жизнь уходит...— Губы ее задрожали и сквозь слезы она закончила:—Только и делаю, что встречаю да провожаю тебя. Во многом согласна с тобой, но не хочу жить под постоянной угрозой. Пожалей, если не себя и меня, то хотя бы детей!..
Заметнв приближение посторонних, они поднялись и направились в безлюдную сторону парка. Пройдя немного. Мария Николаевна обратилась к мужу:
— Почему ты молчишь?
Тогда он заговорил:
— Давай разберемся по порядку. Первое: ты против моего отношения к людям, прежде всего к матросам? Да или нет?
' — Нет, нет,— заспешила она,— нисколько. Я даже не против того, что они часто ходят к тебе, хотя мне приходится слышать колкости от знакомых по этому поводу.
— Хорошо, это главное, а мнение знакомых — че
пуха. Кроме того, изменить нашу жизнь, наши привычки уже не в силах ни ты, ни я. Поздно. Второе: ты
против моего отношения к начальству?
— Да, да, это главное.— торопливо сказала Мария Николаевна.
— Разберемся в этом. Ведь ты никогда не была против моего нетерпимого отношения ко всякой несправедливости, ко всякому хамству по отношению к людям, не так ли? Ты же знаешь, не могу я с моим характером подлаживаться к какому-нибудь самодуру-сат-рапу, унижаться перед ним, терпеть его высокомерие!
— Ты ужасен, Всеволод! — воскликнула Мария Николаевна.— А флаг для тебя уже не святыня?
— Подожди, я понял твои сомнения,— возразил Руднев.— Родной стране, флагу я служу честно. Здесь меня никто упрекнуть не посмеет!
Медленно двигаясь по аллее, они долго молчали. Затем снова заговорил Руднев:
— Ну, хорошо, успокойся, постараюсь несколько изменить отношение к начальству, но предупреждаю: подлаживаться не буду, это не в моем характере. Значит, условились?
И он ласково взглянул на жену, которая вытерла слезы и ответила:
— Не сердись на меня. Ведь ты должен понять: не за себя волнуюсь — за детей, за их будущее...
Подходило к концу пребывание Рудневых в Швейцарии. Рана зажила. От нее остался лишь большой рубец на правой стороне головы, но боль часто давала себя знать. Специальным приказом, по морскому министерству Рудневу было разрешено во всех случаях носить в связи с этим вместо треуголки, давившей голову, фуражку.
С невеселым чувством думал Руднев о возвращении домой. Он очень скучал по России, но тяготила мысль о дворцовой службе, о новых обязанностях в столичном «обществе».
ТЯЖЕЛЫЕ
ИСПЫТАНИЯ
ПЕТЕРБУРГ Всеволод Федорович Руднев возвратился из отпуска 22 июля. С радостью встретили моряки 14-го экипажа ново-*. ' го командира.
К этому времени морским министром был назначен вице-адмирал Бирилсв, хорошо знавший Руднева по совместному плаванию на броненосце «Гангут» в 1893 году, командиром которого Бирилев тогда был.
Он высоко ценил Руднева, как знатока морского дела, но недружелюбно относился к нему за гуманное отношение к матросам, так как сам был жестоким командиром.
Много сил отнимала у Руднева деятельность на новом поприще. Дела от своего предшественника он принял в запущенном состоянии. Особое внимание пришлось обратить на техническую подготовку личного состава экипажа, проводить больше занятий на кораблях, переработать учебные планы. Руднев добился улучшения бытовых условий матросов. На него легло и личное наблюдение за строящимися кораблями, в конструкцию которых он вносил поправки на основе богатой морской практики. Например, для линейного кораб-
ля «Андре»! Первозванный» удалось добиться изменения части проекта на основании опыта боя «Варяга»: были улучшены защита палубных орудии от осколков, а также боевая рубка.
Вскоре по возвращении Руднева вызвали к министру императорского двора для вручения инструкции и расписания дежурств во дворце. С этого времени для него началась та тягостная часть службы, которая послужила темой неприятной беседы с женой на курорте. Один или два раза в месяц, а иногда и чаще, к подъезду квартиры Руднева подкатывал экипаж, отвозивший его в Зимний дворец или на вокзал, когда царь жил в Царском Селе, а оттуда в специальном свитском поезде («свинском», как его называл Руднев) он ехал с Царское Село, где у вокзала ожидал другой экипаж, доставлявший его в Александровский дворец.
Царское правительство еще раз для видимости проявило внимание к героям Чемульпо, утвердив в память знаменательного боя серебряную медаль для ношения 4(а груди. Медалью награждались все участники боя «Варяга» и «Корейца». Рудневу вручили ее по возвращении из отпуска. Он невесело пошутил:
— Это мне последняя серебряная пилюля!
В память русско-японской войны 1904—1905 гг. также была выбита медаль, связанная с курьезной историей. На обратной стороне медали была странная надпись: «Да вознесет вас господь в свое время». Слова «в свое время» царь написал на полях доклада об учреждении медали, имея в виду, что в данный момент вопрос о ней поднят несвоевременно, министр же счел царскую надпись за добавление к словам в представленном проекте.
Руднев находил время для работы в ряде общественных организаций и учреждений. Все это требовало сильного напряжения, но не тяготило его. Зато глубоко возмущали дворцовые интриги, продажность, разврат сановников и членов царской фамилии, которых Руднев узнал во всей отвратительной наготе. Все чаще он возвращался после дежурств во дворце в самом мрачном настроении, столь несвойственном его жизнерадостной натуре, охваченный тяжелым раздумьем
о том. как устранить уродливое социальное неравенство н несправедливость. Как у всех офицеров, жизнь Руднева была тщательно изолирована от народа, и он мог общаться только с людьми своего круга.
Руднев, как и другие немногие прогрессивные офицеры. стремился вырваться из этого заколдованного круга. Он хорошо знал матросов, а через них имел довольно ясное представление о жизни простого народа. Этому способствовали и впечатления, полученные при жизни в деревне. Но Руднев не знал тогда, что именно в этом забитом, неграмотном, угнетенном народе таились великие силы, способные дать практический ответ на все возникающие вопросы о переустройстве общества. Только в период первой русской революции 1905 года Руднев начал отчетливо сознавать силу народа, но уже было поздно: подорванное здоровье, изгнание из флота и столицы не дали ему возможности практически осуществить свои передовые взгляды. А пока Руднев протестовал, упрекал, спорил с начальством. всячески защищал матросов. Ничто не останавливало его в этом неравном единоборстве.
Жена тяжело переживала усиливающееся раздражение мужа, принималась уговаривать его, взывала к терпению. И каждый раз он кривил душой, обещая, как он выражался, «познать мудрость лицемерия».
Возвращаясь из дворца, Руднев привозил новости, казавшиеся жене неправдоподобными, чудовищными.
— Вот, послушай,— рассказывал Руднев.— Морской министр вице-адмирал Бирилев — любимец царя и свиты. А за что он снискал расположение? За то, что считается непревзойденным рассказчиком еврейских анекдотов, да еще за то, что ползает на четвереньках по залам, катая на спине наследника Алексея. А шталмейстер Николай Маклаков 7 потешает царскую семью, изображая... влюбленную пантеру! И это государственные деятели, которым дано право вершить судьбу народа! — возмущался Руднев.
