Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Готовя сборник к выходу в свет, Б. Пастернак обсуждал его с поэтом и теоретиком Сергеем Павловичем Бобровым (1889—1971), с поэтом и художником Юлианом Павловичем Анисимовым (1888—1940) и его женой Верой Станевич (1890—1967), в доме которых проходили заседания литературной группы «Лирика» и обсуждения предлагаемых к печати книг. Б. Пастернак опирался на мастерство и Александра Блока, и Валерия Брюсова, и старых мастеров.
Весной 1914 года Борис Пастернак, разочаровавшись в группе «Лирика», вместе с Бобровым и Асеевым сблизились с футуристами, образовали группу «Центрифуга». Анисимов написал оскорбительную записку Борису Пастернаку, который тут же вызвал Анисимова на дуэль. Но вмешались друзья, и дуэль не состоялась. Б. Пастернак уже был знаком с В. Маяковским, Д. Бурлюком, В. Каменским, увлёкся их художническими теориями, в новелле «Апеллесова черта» в образе поэта Релинквимини высмеял свои первые поэтические опыты.
Б. Пастернак работал домашним учителем, жил на свои средства. Приобрёл широкий круг знакомств, в том числе бывал у сестёр Н.М. и К.М. Синяковых, одна из них была прекрасной пианисткой; он и сам играл, а больше слушал. У сестёр бывал и Маяковский. Б. Пастернак в одну из сестёр, Н.М. Синякову, влюбился, посвятил ей стихи, но в дни антигерманских митингов и шествий, 28 мая 1915 года, загорелся дом, в котором он жил и был домашним учителем, сгорели многие стихи и наброски. Новые коллеги и друзья Н. Асеев, С. Бобров, Р. Ивнев, Большаков выпустили новые книжки. Прочитав интересную книжку Боброва «Записки стихотворца», Б. Пастернак задумался о втором сборнике своих стихотворений, но пожар уничтожил многое из готовых стихотворений и набросков. Но новая книга возникала, особенно после поездки в октябре 1915 года в Петербург. Там он написал «Петербург», прославляющий деяния Петра Великого. Многие увидели в этом стихотворении влияние Александра Пушкина:
Как в пулю сажают вторую пулю
Или бьют на пари по свечке,
Так этот раскат берегов и улиц
Петром разряжён без осечки…
Пастернак Б.
Избранное: В 2 т. М., 2003. С. 38.
В январе 1916 года Борис Пастернак отправился на Урал чиновником на химические заводы Пермской губернии. Свои впечатления от природы Урала Пастернак воплотил в стихотворении «Урал впервые», а в один из последних дней пребывания на Урале в июне 1916 года Борис Пастернак написал стихотворение «На пароходе»: он ехал с женой одного из инженеров и передал свои впечатления от общения с ней. Так что многое накопилось для нового сборника. При сдаче рукописи в издательство Борис Пастернак написал несколько названий сборника, «Бобров выбрал название «Поверх барьеров» (Пастернак Е. Борис Пастернак. М., 1990. С. 271), которое показалось Борису Пастернаку самоуверенным и наивным, но он с названием согласился. Переводил английского поэта А.Ч. Суинберна, вызывался на комиссию по призыву на воинскую службу, но из-за обнаруженной хромоты был освобождён от воинской обязанности и снят с учёта. Отказался критиковать книгу В. Маяковского «Простое как мычание». О сборнике «Поверх барьеров» хорошо отзывались Асеев, Бобров и Маяковский, сам Б. Пастернак находил в сборнике много «технической беспомощности», в письме М. Цветаевой в июне 1926 года он писал: «Есть много людей, ошибочно считающих эту книжку моею лучшею. Это дичь и ересь…» (Пастернак Е. Борис Пастернак. С. 287).
В письмах родителям Борис Пастернак жалуется на ту пропасть, которая вскоре развернётся перед ними, война её приближает: он не ищет просвета в длящемся сейчас мраке. В таком критическом состоянии Борис Пастернак писал свою третью книгу «Сестра моя – жизнь». Его угнетали сложные отношения с Еленой Виноград, которой он написал «злое» письмо, полное упрёков и раздражения, на что последовало её ответное письмо с просьбой разорвать её дарственную фотографию, что свидетельствовало о полном разрыве отношений, после чего она вышла за другого. А в обществе поражали указы нового правительства, сулящие полный развал государства, – и всё это вызывало мрачное настроение.
«Сестра моя – жизнь» в основном написана летом 1917 года, некоторые стихотворения относятся к 1918 и 1919 годам, первые попытки издать сборник – в 1919 и 1920 годах, но вышла в свет лишь в 1922 году. Борис Пастернак не раз вспоминал, как создавался сборник, почему сборник начинается с «Демона» и посвящён Лермонтову. В это лето 1917 года разразилась личная трагедия Бориса Пастернака, его отношения с Еленой Виноград обострились. В сборнике много стихотворений о любви: «Елене», «Романовка», «Послесловье»: «Любимая – жуть! Когда любит поэт, / Влюбляется бог неприкаянный, / И хаос опять выползает на свет, / Как во времена ископаемых…» (Пастернак Б. Избранное: В 2 т. М., 2003. Т. 1. С. 120). Пастернак в разных публикациях писал: «В это знаменитое лето, между двумя революционными сроками, казалось, вместе с людьми митинговали и ораторствовали дороги, деревья и звёзды… Я посвятил «Сестру мою – жизнь» не памяти Лермонтова, а самому поэту, как если бы он ещё жил среди нас, – его духу, все ещё действующему в нашей литературе. Вы спрашиваете, чем он был для меня летом 1917 года? – Олицетворением смелости и открытий, началом повседневного свободного поэтического утверждения жизни» (Там же. С. 620).
Исследователи и биографы, подводя итоги, пишут, что этот сборник принёс Борису Пастернаку известность, о сборнике писали В. Маяковский, Н. Асеев, О. Мандельштам, В. Брюсов, М. Цветаева.
Чуть позднее Борис Пастернак в своём автобиографическом очерке «Люди и положения» подробно рассказал о своих отношениях с писателями 20-х годов, дал оценку творчеству Блока, Маяковского, Есенина; он «был отравлен» новейшей литературой, бредил Андреем Белым, Гамсуном, Пшибышевским, творчеством Рильке, Верхарна, Льва Толстого, Чехова, Достоевского, словом, был знаком со всеми значительными именами русской и западной литературы. «За вычетом предсмертного и бессмертного документа «Во весь голос», – писал Б. Пастернак, – позднейший Маяковский, начиная с «Мистерии-буфф», недоступен мне. До меня не доходят эти неуклюже зарифмованные прописи, эта изощрённая бессодержательность, эти общие места и избитые истины, изложенные так искусственно, запутанно и неостроумно. Это, на мой взгляд, Маяковский никакой, несуществующий. И удивительно, что никакой Маяковский стал считаться революционным» (Там же. С. 331). Близким писателям Б. Пастернак посвятил свои стихотворения – Борису Пильняку, Марине Цветаевой, Анне Ахматовой.
Летом 1921 года начались встречи с Евгенией Лурье, которая училась живописи, увлекалась балетом, поэзией. Вскоре Евгения Лурье вышла за Бориса Пастернака замуж, родила сына. Вскоре, в 1923 году, в Берлине вышла четвёртая книга стихов – «Темы и вариации», о которой тоже много было рецензий и откликов.
В это время Борис Пастернак, откликнувшийся на революционные события драмой «Смерть Робеспьера» (лето 1917 года), стихотворением «Русская революция» (1918) («Как было хорошо дышать тобою в марте / И слышать на дворе, со снегом и хвоёй, / На солнце поутру, вне лиц, имен и партий, / Ломающее лёд дыхание твоё!.. Теперь ты – бунт. Теперь ты – топки полыханье. / И чад в котельной, где на головы котлов / Пред взрывом плещет ад Балтийскою лоханью / Людскую кровь, мозги и пьяный флотский блёв» (1918), почувствовал, что дыхание революции несёт вместе со свободой и митингами и грозное насилие, противоборство офицерства и солдат и матросов, огненную классовую борьбу, и разочаровался. Пусть «Русская революция» не опубликована в то время, но стихотворение точно передаёт отношение многих интеллигентов к насилию и убийствам. Б. Пастернак ушёл от сиюминутных конфликтов в автобиографическую прозу: «Детство Люверс» (Наши дни. М., 1922. № 1), «Охранная грамота» (Звезда. 1929. № 8; Красная новь. 1931. № 4—6), «Люди и положения» (1957).
Б. Пастернак много времени уделял переписке с М. Горьким и М. Цветаевой. Если в отношении Марины Цветаевой Борис Пастернак, впечатлительный и пылкий, прочитав её «Вёрсты», преклонился перед «лирическим могуществом цветаевской формы», поставил её талант рядом с Маяковским и Ахматовой, а прочитав её книгу «Ремесло», особо отметил «яркие, необычные по новизне вещи «Поэма Конца», «Поэма Горы» и «Крысолов» и подружился с поэтессой, то характер переписки с Горьким постоянно менялся. Б. Пастернак посылал свои вышедшие книги А.М. Горькому, который в ответном письме 18 октября 1927 года писал, что поэма «Девятьсот пятый год» – «книга – отличная; книга из тех, которые не сразу оценивают по достоинству, но которым суждена долгая жизнь. Не скрою от Вас: до этой книги я всегда читал стихи Ваши с некоторым напряжением, ибо – слишком, чрезмерна их насыщенность образностью и не всегда образы эти ясны для меня: моё воображение затруднялось вместить капризную сложность и часто – недоочерченность Ваших образов. Вы знаете сами, что Вы оригинальнейший творец образов, Вы знаете, вероятно, и то, что богатство их часто заставляет Вас говорить – рисовать – чересчур эскизно. В «905 г.» Вы скупее и проще. Вы – классичнее в этой книге, насыщенной пафосом, который меня, читателя, быстро, легко и мощно заражает. Нет, это, разумеется, отличная книга, это – голос настоящего поэта, и – социального поэта, социального в лучшем и глубочайшем смысле понятия. Не стану отмечать отдельных глав, как, например, похороны Баумана, «Москва в декабре», и не отмечу множество отдельных строк и слов, действующих на сердце читателя горячими уколами…» (Переписка Бориса Пастернака. С. 419). Однако вскоре переписка прекратилась из-за некоторых расхождений в идейно-политической сфере, но вместе с тем А.М. Горький пожелал Б. Пастернаку: «Простоты, – вот чего от души желаю я Вам, простоты воображения и языка. Вы очень талантливый человек, но Вы мешаете людям понять Вас, мешаете, потому что «мудрствуете» очень. А Вы – музыкант, и музыка – при её глубине, – мудрости враждебна» (Там же. С. 436).
