Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
...Кемплеру обрадовался; тот круче всех нес по кочкам Лэнгли, костил шефов безмозглыми бюрократами; однажды пошутил: "Скажите, к кому обратиться, убегу в Москву, там-то уж меня должны оценить, а?!"
Над вопросником Босенко работал увлеченно; полюбопытствовал, надежен ли уровень человека, который должен ответить на все то, о чем спрашивают: танки, самоходки и прочее...
- Немецкий полковник, - ответил Кемплер, - весьма компетентен, учился в Москве, жена русская. Босенко усмехнулся:
- Ну, тогда я стану так составлять вопросы, чтоб немец отвечал, а не русский. Сколько можно со мной темнить?!
- Не был бы таким умным, не темнили б, - неожиданно жестко ответил Кемплер. - Человек с вашей сноровкой многого бы мог добиться дома, какого черта сунулись в наше болото?!
Говорил так не случайно; за многие годы с Босенко скопилась достаточная информация; просчитали, что особенно хорошо он работает, когда обижен, - некая форма самоутверждения. 7
...После того как вопросник был готов, ЗДРО пригласил к себе Лайджеста тот в свое время изучал связи Пеньковского.
- Послушайте, Джо, называя Н-52 самым перспективным человеком из окружения полковника, вы базировались на беседах с ним самим? Или на его информации?
- Нет, прежде всего на устной информации Пеньковского... Он назвал мне Н-52 в Лондоне после ужина...
- Не хотите вспомнить подробности?
- Существует запись нашей беседы. Я фиксировал все разговоры с Олегом Пеньковским, чтобы потом легче налаживать перепроверку его информации...
- Вы ему не до конца верили? - с какой-то затаенной тоской спросил З Д Р О; его круглые карие глаза были печальны, лицо бледное, в сетке мелких морщин, - такие персонажи, как правило, играют образы добрых и справедливых сыщиков из криминальной полиции: один против всех, пистолет не носит, логик, постигает преступника и л о м а е т его во время финальной беседы. - Вы не верили Пеньковскому, - повторил он, теперь уже не вопрошающе, а жестко, утверждая свою правоту.
- Признаться, да, - медленно, словно бы сопротивляясь самому себе, ответил Лайджест. - Я и сейчас не до конца убежден, что его расстреляли... Вполне мог быть поставлен хороший спектакль для подтверждения переданной нам через него дезинформации...
- Тогда и Н-52 может оказаться каналом дезинформации?
- Может. Я не верю русским. Они совершенно не просчитываются...
- Но ведь данные Н-52 сходятся с теми данными, которые получает НСА [Национальное агентство безопасности США], Джо. Это не агентурная разведка, а техника, тут не придумаешь... И эти данные не в нашу пользу.
Лайджест снова пожал плечами:
- Я высказываю свою точку зрения, быть может, я не прав, мне трудно переступить себя... Что же касается подробностей, не зафиксированных в записи... Это трудно пересказать... Иногда одна гримаса говорит больше, чем развернутая шифротелеграмма... Когда Пеньковский сказал, что мистер Кульков подвержен испепеляющей страсти скакать по лестнице вверх, хватаясь не за перила, но за и м е н а, он так усмехнулся, такая гамма чувств была в этой усмешке. Русские невероятно многозначительны в мимике... Это только наши кремленологи называют их скованными... Ерунда... Надо понять их уметь всматриваться в их глаза, просчитывать с м ы с л молчания или улыбки... Лучшие мимы мира, поверьте слову...
- Испепеляющая страсть скакать по лестнице, хватаясь за имена, - задумчиво повторил ЗДРО. - Знаете, а ведь в этом действительно характер человека... Видимо, Н-52 обидится, если его п о д т о л к н у т ь к модели ответа?
- Почему? Наоборот. Он с радостью выскажет свое мнение, если поймет, ч е г о мы от него ждем.
- Что вы имеете в виду? - насторожился ЗДРО. - Мы ждем от него того же, что и раньше: объективной информации...
Лайджест вздохнул:
- Босс, порою я чувствую смертельную усталость от того, что мы все хитрим, отдавая себе отчет в том, что при этом каждый прекрасно понимает эту затаенную хитрость - каждый против каждого... Словом, не бойтесь подсказать Н-52 то, что хотите услышать. Он правильно поймет вас. Только успокойте его патетикой. Русские крайне высоко чтут затаенный смысл слова... "Правильно ли мы поняли вас, дорогой друг, что Кремль не остановится ни перед какими мерами, чтобы - в случае резкого охлаждения в американо-советских отношениях, которые связаны со "стратегической оборонной инициативой", - добиться немедленного и устрашающего превосходства, бросив на это все свои резервы?" Такую формулировку он примет, поверьте... Я ведь старый, я понимаю, босс, что вам нужно... Хитрите с молодыми и с начальниками, а меня держите в союзниках. Я по ночам думаю, как жить, когда выйду на пенсию... Мне стало скучно приезжать на работу каждое утро, босс... Остеохондроз, пиелонефрит, да и потом, не вижу реальных результатов... А я американец, настоящий американец, я работаю в радость только в том случае, если налицо результаты... Россия - это болото, которое засосет всех нас... Ничего у нас с ними не выйдет, верьте слову, босс...
Во время перерыва Кульков не попросил секретаря принести ему обед в кабинет, а отправился в соседнее кафе, заказал салат и сосиски, подошел к телефону-автомату и, проверившись, три раза набрал один и тот же номер - Юрса. Это означало то, что и следовало ожидать: необходима срочная связь.
Славин терпеть не мог свой большой, начальственный стол в кабинете, какой-то странной, пятиугольной формы. "Он во всем оригинал, - подшучивали те, кто не очень-то благоволил к полковнику - даже кабинет себе выбрал особый, не как у других... Единственную фотографию держит в книжном шкафу, словно вызов: п о д р у г а Ирина. Как можно встречаться с женщиной семь лет и до сих пор не оформить отношения? Хороша воспитательная работа с молодыми сотрудниками".
Славин, понятно, знал об этом, посмеивался, попросил Эдика, давнего приятеля из Тбилиси, еще больше увеличить портрет Ирины: "Все прекрасное - а, согласись, Иришка сама прелесть - способствует вдохновению, причем именно вдохновение есть самый действенный побудитель р а б о т ы!"
Трудился он, как правило, в углу кабинета, возле телевизора, где стояли маленький столик ручной работы и старинное низкое кресло, обитое настоящей кожей; как-то заметил Груздеву: "Что ни говори, а по маминой линии я наполовину армянин, видимо, поэтому пристрастие к низкой и мягкой мебели".
Именно здесь-то он и устроился (позвонив предварительно в Пицунду, чтобы узнать, каким рейсом Ирина возвращается с юга), углубившись в чтение папки, переданной ему генералом. У того по-прежнему в поле зрения два аспекта одной, как ему казалось, проблемы: тончайшие нюансы на переговорах в Женеве и при этом дело Пеньковского, все его связи, особенно московские; парижские и лондонские были уже отработаны досконально, заново изучены и перепроверены, методика связи с британской разведкой и ЦРУ - тоже; генерал пытался - Славин понял это по его осторожным карандашным пометкам - найти в показаниях Пеньковского и всех опрошенных свидетелей хотя бы намеки на имена, дружеские клички, ласковые прозвища, а возможно, и фамилии, каким-то образом обойденные предварительными исследованиями. Генерал шел от вполне логического построения: коль скоро профессора Иванова в научный центр рекомендовал Пеньковский, а Иванов с давних лет дружил с Кульковым, возникал вопрос, на который необходимо получить точный ответ: не пересекались ли пути этих людей? А если пересекались, то когда? Где? На какой почве?
Славин открыл папку, к которой была приколота записка генерала: "Поглядите, любопытно, хорошо бы и в этом материале постараться еще и еще раз поискать связи. Генерал Васильев ждет Вашего звонка".
В о п р о с: В среде товарищей и собутыльников вы пользовались возможностью узнавать военные тайны?
П е н ь к о в с к и й: Да.
В о п р о с: Вы их спрашивали?
П е н ь к о в с к и й: Нет, они сами по пьянке выбалтывали.
В о п р о с: Вы сказали, что у вас были собутыльники. Это что, ваши постоянные друзья и товарищи или случайные люди, встречавшиеся только в ресторанах?
П е н ь к о в с к и й: У меня не было настоящих, близких друзей с большой буквы, потому что, если бы такие были, я бы мог проговориться: в порядке совета, помощи... А те, которые ко мне обращались с какими-то просьбами (я с удовольствием их выполнял), были не прочь разделить со мной бутылку коньяку с лимоном.
В о п р о с: А кто платил?
П е н ь к о в с к и й: Когда инициатива принадлежала мне, я платил. Когда меня приглашали, то платил тот, кто приглашал. Или платили вместе. Я не был стеснен в денежных средствах. Поэтому, когда мне разведчики прислали деньги, они этим меня обидели.
В о п р о с: Значит, вы работали на английскую и американскую разведки бескорыстно?
П е н ь к о в с к и й: Я знал, что мой труд ими оценивается очень высоко. Нельзя сказать, что я все это делал бескорыстно, это было бы враньем. Я знал, что там откладывается на мой счет на будущее и, когда будет нужно, я смогу получить за все, но за полтора года моей преступной связи с ними я от них денег не получал. Мне прислали три тысячи рублей, я сказал об этом чистосердечно, хотя мог бы и утаить. Я сделал жест: купил подарки (серебряные вещи) и вместе с пакетом с деньгами попросил Винна передать разведчикам.
