Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
- Если я верно понял, в нынешней ситуации вас не интересует правда, Сэм? Вам нужна ложь, угодная предприятию?
- В общем-то, да. - Пим усмехнулся: - Когда ставки сделаны, поздно думать о заповедях Библии. 3
"Москва, Посольство США, резиденту ЦРУ.
Срочно запросите Н-52 не только о фактически существующем ракетном арсенале, но и о тенденции выпуска новой продукции, а также о том, сколько новых видов межконтинентальных ракет могло бы быть запущено в производство, имея в виду возможную ситуацию на женевских переговорах.
ЗДРО". 4
Резидент подвинул Питеру Юрсу шифротелеграмму из Лэнгли-тот прочитал ее и зло выругался:
- Идиотизм какой-то, я не могу ста'вить...
- Тшшш, Питер...
Юрс взял ручку, написал на листке бумаги: "Центральное разведывательное управление. Прошу составить конкретный вопросник по каждой интересующей позиции. Агент обязан передавать данные, а не делиться соображениями по ловоду того, что "должно быть сделано если"..."
Резидент дважды прочитал текст, внес правку, смягчавшую тон телеграммы (вместо слов "агент обязан передавать данные" написал: "Значительно целесообразнее, если мы будем продолжать получать информацию, которая представляет серьезнейший стратегический интерес, нежели чем..."), и отправил документ шифровальщикам, заключив его фразой о том, что Н-52 является ценнейшим источником секретной информации, которого необходимо всячески оберегать, з а п у с к а я в работу лишь в экстремальной ситуации; использовать его в целях выяснения одних лишь т е н д е н ц и й нерационально; русские - особенно такого уровня, как Н-52, - привыкли к конкретике вопроса и ответа... 5
Получив эту телеграмму из московской резидентуры, ЗДРО довольно долго сидел над ней, потом выехал в город, встретился, соблюдая все меры конспирации, с главой ракетной корпорации Сэмом Пимом, а после этого вызвал Кемплера, шефа секции "особого назначения".
- Послушайте, Алек, а где этот самый Пол? Раньше он, мне кажется, жил под именем Анхел?..
- Пол на базе, - ответил Кемплер, - где же ему еще быть?
- Как его состояние?
- Вполне приличное... Мы несколько ограничили его в алкоголе, сейчас он пришел в себя.
- Полагаете, его можно включить в комбинацию?
Кемплер - маленький колобок с сияющими, словно у восторженного ребенка, глазами - поинтересовался:
- Дело связано с выездом?
- Нет. С консультацией.
- Естественно, по русской проблематике?
- Конечно.
- Можно.
- Вы ему абсолютно верите?
- Перебежчикам никто не верит а б с о л ю т н о. В чем будет его задача?..
- Сегодня, желательно до обеда, он должен составить вопросник... Скажем, по танковому потенциалу русских в Восточной Германии... Меня интересует м е т о д его мышления, ясно? Надо, чтобы русского спрашивал русский, вот в чем штука. И более всего меня интересует, чтобы этот самый Анхел составил часть вопросов в сослагательном наклонении. Не понятно? Поясняю: нас занимает вопрос, что предпримут русские, если мы договоримся с ними о каком-то соглашении, связанном с "мерами доверия" в Центральной Европе... Будут они выводить войска или же начнут свои обычные хитрости? Какие? Меня интересуют в первую очередь д о п у с к и, основанные на мнениях компетентных руководителей, доверительные разговоры с теми, кто обладает в ы х о д а м и, все, что угодно, но только не личное мнение агента. Американец никогда не поймет психологию мышления русского агента так, как именно русский... Меня интересует: что должны делать русские, если, скажем, переговоры о мерах доверия для них лишь способ выиграть время и запустить в серию новые виды... танков... Пусть ваш Анхел составит развернутый и подробный вопросник. Потянет? 6
...Анхелом был Алексей Босенко, бежавший на Запад в 1964 году; на первом же собеседовании с американскими разведчиками в Берне заявил: "Именно я встречался с Ли Харви Освальдом, когда он запросил в Союзе политическое убежище, а Москва ему в этом отказала; именно я был тем, кто пришел к нему в номер, когда он, будучи ошеломлен отказом властей, имитировал самоубийство в ванне, перерезав не ту вену..."
Работники европейской резидентуры ЦРУ слушали его с затаенным интересом, отправили в Вашингтон, привезли в Лэнгли, неделю допрашивали, а потом посадили в камеру, где он и провел тринадцать месяцев; выпустив наконец из одиночки, ему сделали пластическую операцию лица, вручили новые документы и посадили на б а з у - ни выехать свободно, ни знакомых пригласить, тотальная изоляция; так продолжалось еще полтора года; потом п о д в е л и "приятеля", журналиста Джозефа, и женщину, которая затем стала женой. По прошествии многих лет разрешили передвижения по городу; в маленьком баре ночью, когда решил добавить "стопаря", подошел рыжий парень, шепнул: "Я от главного". Босенко неторопливо обернулся и сразу же врезал в веснушчатое лицо бутылкой. "Тоже мне, проверку устраивают, у меня бы спросили, как это надо делать". С тоской вспомнил Николину Гору, освещенные подмосковным солн-Цем кроны высоких сосен, их гладкие, янтарные стволы; чем дальше, тем явственнее ощущал вкус шашлыка, который жарили на костре, собравшись компанией в воскресенье на берегу Москвы-Реки. Уж если гуляли, то гуляли от души, не как здесь - один выдал, три в уме. Эх, жизнь, жизнь, вот уж воистину не ведаем, что творим...
Босенко прекраснейшим образом понимал, что ж е н а пишет о нем еженедельные рапорты, передавая их к о н т а к т у по пятницам, когда выезжала в город за покупками. Джозеф был никаким не журналистом, а невропатологом из спецгруппы ЦРУ, р а з м и н а л, пытаясь составить точный психологический портрет перебежчика. "Пиши, пиши, рожа, хрен ты меня поймешь!" Пил теперь каждый день; поправляться утром ж е н а не позволяла с тех пор, как началась бессонница. Постепенно пришло страшное ощущение назойливого и одинокого присутствия на чужом празднике: люди вокруг путешествовали, веселились, раскованные, крепкие, уверенные в себе, а он чувствовал себя маленьким просителем в огромной приемной, где даже секретарши нет - автомат-робот, говорящий бесстрастным, нечеловеческим, скрежещущим голосом: "Вуд ю плиз сит даун энд вэйт э литтл бит..." ["Будьте любезны, присядьте и подождите немного..." (англ.)] А чего ждать-то? Поезд ушел, промахнул на слепой скорости все станции с любезными сердцу названиями, назад не воротишься...
Имена и фамилии меняли ему довольно часто, перебрасывали с базы на базу; безымянный странник, в котором каждый видит иностранца, боже мой, как же горек хлеб на чужбине...
Когда стало совсем плохо, ж у р н а л и с т, не покидавший его ни на день, завел разговор о князе Курбском: "Только палачи Грозного называли его поступок изменой, на самом деле истинное подвижничество, борьба за Русь, за то, чтобы дать ей, многострадальной, справедливость и закон".
"Курбский у поляков был пожалован командующим, - заметил тогда Босенко. А я?"
Стали давать работу, связанную с консультациями; сразу же понял, что это о г р ы з к и, продолжающаяся проверка; чужак, он и есть чужак; потом пригласили прочесть лекции десяти охламонам; контакта не получилось, хотя люди здесь воспитанные, такту учены с детства, впрямую обидного не говорят, просто перестают общаться, если не пришелся по душе.
Пожаловался, что не знает страну: "Хочу посмотреть Америку". Вопрос довольно долго обсуждался у руководства управления, потом выделили двух сопровождающих; в Сан-Франциско испытал ужас, даже дыхание перехватило: два молодых негра трижды обогнали его автомобиль; машинально спрятал голову под щиток, отчетливо при этом понимая, что, если полоснут из "шмайссера", щиток не спасет, снесет череп за милую душу. Стал пить еще больше. Дважды предложили просмотреть запись беседы с перебежчиками. Боролся с искушением: "Пусть эти молодчики посидят, как я, в подвале, при слепящем свете прожектора, пусть поводят их на допросы", однако, опасаясь засветиться, ответил уклончиво; американцы посмеялись, потрепали по плечу: "Вы теперь живете в свободной стране, не бойтесь высказывать свое мнение открыто, это вам не Россия, где надо контролировать каждое слово".
...Кемплеру обрадовался; тот круче всех нес по кочкам Лэнгли, костил шефов безмозглыми бюрократами; однажды пошутил: "Скажите, к кому обратиться, убегу в Москву, там-то уж меня должны оценить, а?!"
Над вопросником Босенко работал увлеченно; полюбопытствовал, надежен ли уровень человека, который должен ответить на все то, о чем спрашивают: танки, самоходки и прочее...
- Немецкий полковник, - ответил Кемплер, - весьма компетентен, учился в Москве, жена русская. Босенко усмехнулся:
- Ну, тогда я стану так составлять вопросы, чтоб немец отвечал, а не русский. Сколько можно со мной темнить?!
- Не был бы таким умным, не темнили б, - неожиданно жестко ответил Кемплер. - Человек с вашей сноровкой многого бы мог добиться дома, какого черта сунулись в наше болото?!
Говорил так не случайно; за многие годы с Босенко скопилась достаточная информация; просчитали, что особенно хорошо он работает, когда обижен, - некая форма самоутверждения. 7
