Францишек Равита - На красном дворе
Но едва он подошел к нему, как Добрыня бросился к ногам князя и начал целовать землю.
- Встань, встань, Добрыня! - сказал Изяслав. - Уж, наверно, пришел с недобрыми вестями?
Добрыня встал и молча поклонился в пояс.
- Ну, вышел из темницы?
- По твоей милости, князь, и я пришел поблагодарить тебя.
Изяслав проницательно посмотрел на него.
- Еще что скажешь? Зачем пришел?
- Пришел с вестью, предупредить тебя, чтобы ты приготовился встретиться с врагом.
Князь вздрогнул при мысли о неприятеле, тем более что у него их было много.
- О ком ты говоришь?
Добрыня снова упал к ногам Изяслава.
- Болеслав уж прислал своих шпионов, верно, и сам скоро приедет.
- Ты видел их?
- Видел, милостивый князь.
- И покажешь?
- До самых ворот доведу.
Изяслав призадумался.
- Кто?
Колдун снова поклонился в пояс.
- Ты знаешь Люду, милостивый князь? Ляшский король, отъезжая, прихватил ее с собой, но ненадолго: она уже вернулась и поселилась в своем доме. Народ снова начал толпиться у ее двора... Кто знает, может, через несколько дней опять вечевой колокол загудит на Подоле.
Воспоминания о недавно происходившей борьбе, мысль о том, что она может повториться, что внушитель всех заговоров, которого он боялся, и впрямь может возвратиться и протянет руку за великокняжеским венцом, пробудила в нем уснувшую месть.
- Ты убежден, что Люда вернулась? - спросил князь.
Его чрезвычайно удивляло, что еще никто не доложил ему об этом. Именно это обстоятельство вызывало подозрение в измене.
- Да, видел, милостивый князь, собственными глазами.
Изяслав сжал кулаки.
- Я разорю это волчье гнездо!
То, что рассказал ему Добрыня, казалось правдоподобным, потому что Люда, как киевлянка, имевшая много знакомых, могла действовать в пользу польского короля. Он был убежден, что Люда изъявила согласие приобрести для него сторонников, тем более что она ненавидела Изяслава, повесившего ее отца. В том, что она могла действовать против него, не было ничего удивительного. Таким образом, все говорило не в пользу девушки.
Отпустив Добрыню домой, князь стал обдумывать, что же именно делать ему с Людомирой. Мысль о мщении возрастала с каждой минутой.
- Я велю разорвать ее на куски и бросить собакам и воронью на съедение. Пусть Болеслав знает, какая участь ждет его в Киеве, если он посмеет протянуть руку за великокняжеским венцом.
Князь решил наказать беззащитную девушку за собственную свою вину и этим наказанием устрашить тех, кто, как Варяжко, захотел бы пойти к польскому королю с поклоном.
Между тем Люда и Добромира не догадывались, что над ними снова занесен меч, который отрубит последнюю ветвь родословного древа воеводы Коснячко.
Изяслав ждал недолго - он не спрашивал, чем провинилась Людомира, он довольствовался тем, что ему сказал Добрыня. Ведь все, что сказал колдун, соответствовало настроению его души и мыслей.
Однажды вечером во двор терема Коснячко въехала толпа всадников, вооруженных топорами и мечами. Шум, вызванный лаем собак, отпиранием ворот и бряцанием мечей, обратил внимание сидевших в тереме женщин. Они привыкли к тишине и поняли: что-то случилось. Но что?
Добромира выглянула в окно и, с ужасом отскочив, перекрестилась. В памяти всплыла похожая картина: толпа вооруженных всадников у них во дворе год назад; они хватают старого воеводу и отвозят его на княжеский двор.
"Господи, неужто опять беда!" - подумала она и кинулась к Люде. Испуганные женщины растерянно смотрели друг на друга.
- Уходи, дитя мое, уходи! - воскликнула Добромира.
- Что случилось?
Не успев ответить на этот вопрос, Добромира, перепуганная насмерть, пыталась увести с собой Люду.
- Уходи, уходи! - повторяла она. - Под лестницей есть выход в сад... только бы нам добраться туда, потом уж поговорим.
Обе женщины побежали вниз, потрясенные недобрым предчувствием.
- Но что случилось? - допытывалась Люда.
- Княжеские конюхи уж на дворе, - задыхаясь, отвечала Добромира. Скорее, скорее!
Тут дверь, ведшая на лестницу, с грохотом распахнулась и несколько злых лиц показалось на пороге...
Дорога к бегству была отрезана.
Женщины прижались друг к другу и с ужасом отпрянули назад.
- Что вам нужно? - дрожащим от страха голосом спросила Добромира.
- Да уж не тебя, старая карга! - И в ту же минуту несколько человек вошли в избу, схватили Люду и стали отрывать ее от Добромиры.
- Поди, поди, моя милая! - говорил кто-то. - Мы отведем тебя к ляхам, там тебе будет хорошо.
Женщины не понимали, в чем дело.
- Чего? Зачем? - спросила Добромира.
- Ну, ты, старая, молчи! Тебя не спрашивают... А зачем ее ляшский король прислал сюда?
- Король!.. Прислал?..
- Ну, да, а вы думали, что князь ничего не знает?
- Да что вы! Никак белены объелись! - вскричала мамка.
Между тем конюхи продолжали тащить Люду, которая недолго упиралась и, наконец, обессилев, упала на пол.
- Волоки, волоки ее!
- Пусть головой выметет лестницу!
И среди крика, плача и грубых острот послышался стук головы, ударявшейся о ступеньки лестницы: ее тащили во двор. Со связанными руками, ее привязали позади седла самого сильного коня, и Люда, полуживая, перекинутая через спину лошади, касалась волосами и руками земли.
- Стойте! Живодеры! - кричала Добромира. - Не мучьте ее. Я сама пойду к князю, кто-то возвел на нее напраслину. Князь разберется, ведь он смилуется, подождите!
- Ступай хоть на все четыре ветра! - отозвался один из конюхов. - Нам нет дела до тебя, а уж мы-то знаем, что с ней сделать.
Добромира, заломив руки, плакала, умоляла, наконец, наклонилась, чтобы поцеловать в лоб Люду, и кинулась на княжеский двор.
Едва она прикоснулась губами к лицу молодой девушки, как та открыла глаза.
- Останься, мамушка, здесь, со мною, останься! - И она приподняла руки и ухватилась за шею мамки. - Не оставляй меня одну, не оставляй, останься! - умоляла она.
Ворота скрипнули, и отряд выехал со двора. Люда продолжала держаться за шею мамки. Лошадь, на которой она была привязана, двинулась вслед за другими. Руки Люды, цеплявшиеся за шею мамки, задрожали и потянули за собой старуху.
- Оторвите эту колдунью! - крикнул кто-то.
- Не время: соберутся люди, и она сама отстанет от нее.
И отряд, окружив коня с девушкой, направился прямо к Золотым воротам.
- Только бы нам выехать на дорогу к Василеву, - отозвался кто-то.
- Эк, сказал! Да пошто нам ехать на Василев? Повернем сейчас на Шулявку.
По-видимому, совет этот понравился конюхам, так как действительно, отряд выехал на песчаную дорогу, повернул к Шулявке, а затем рысью помчался на мост, перекинутый через Лыбедь. Ноги Добромиры тащились по земле, ударяясь о камни, и цеплялись за кусты, но старая мамка крепко держалась обомлевшими руками за плечи Люды и продолжала бежать за лошадью. Каждый сильный толчок подбрасывал их обеих, и тогда Люда открывала глаза, налившиеся кровью, и еле слышно шептала старухе:
- Не оставляй меня, мамушка, не оставляй!
Наконец затекшие руки Люды расплелись и отпустили Добромиру, старая мамка упала на землю.
Бежавшие позади кони перепрыгнули через нее и помчались вперед. Старуха только слышала какой-то бешеный топот и хохот конюхов. Отряд, затерявшись в густых кустах лозняка, исчез из виду.
Добромира полежала минутку на земле, затем вскочила на ноги и побежала в том направлении, куда скрылся отряд. Он остановился среди густого орешника.
- Ну, довольно, мы далеко за городом! - отозвался начальник отряда. Пора кончать с ней.
Конюхи отвязали Людомиру, которая едва дышала от боли и страха. Девушка была красной, кровь прилила к лицу, и, казалось, Люде осталось недолго жить. Она лежала без движения.
- Ну, давай веревки! - раздался чей-то голос.
Один из конюхов начал распутывать постромки.
- Тоже ведь князю Бог весть какая мысль пришла, - сказал кто-то из конюхов. - Посадил бы ее надолго в темницу, как Вышеслава, а то бы повесить велел, как воеводу, и кончено.
- Не твое дело, - оборвал говорившего начальник отряда.
Кто-то взял Люду за ноги и потащил к коню. Вдали показалась запыхавшаяся Добромира. Кто-то из конюхов обратил на нее внимание.
- Вот ведь, - заметил он, - живучая, как кошка!
Тем временем конюхи за ноги приволокли Люду к расседланному и разнузданному коню, вздели ей на одну ногу петлю из веревки, задернули несколько раз и другой конец накрепко привязали к лошадиному хвосту.
Прибежала Добромира... Теперь она догадалась, каким образом окончатся страдания Люды.
Собрав последние силы, она растолкала конюхов и грохнулась на землю подле Люды. Плач и слезы старухи привели в чувство обомлевшую девушку. Она открыла глаза и блуждающим взором обвела толпу людей, пытаясь понять, что же случилось. Она угадала наконец свое положение и обратилась к Добромире:
- Мамушка! - простонала она. - Собери мои косточки и положи подле отца.
