Андрей Столяров - Все в красном
Обзор книги Андрей Столяров - Все в красном
Столяров Андрей
Все в красном
Столяров Андрей
ВСЁ В КРАСНОМ
Крысы неслись через двор, повизгивая от возбуждения. Ближняя, с жесткими, как зубная щетка, усами сходу перемахнула низенькую ограду газона, зацепилась, по-видимому, о выгнутую трубу, шлепнулась брюхом в траву и обиженно заверещала. Две другие - цап-цап-цап коготками промчались по шерстистому телу.
Двигались они на задних лапках, но удивительно быстро. В глазах сладкий блеск, на влажных ощеренных зубках - нитки слюны.
- Туда!... - придерживая дверь парадной, сказал я обомлевшей Эльвире. - Налево под лестницу, потом - дуй отсюда!..
- А ты как же?
- Давай-давай!..
Она лишь пискнула что-то в ответ. Хлопнула задняя дверь, и от потока воздуха качнулась лампочка, свисающая на перекрученных жилах. Уродливая горбатая тень вздела руки по направлению к улице. У тени была вытянутая звериная морда, груши ноздрей, а позади головы - шипастый гребень, защищающий шею. Уже не руки, а лапы скребли тусклый воздух. Я не сразу догадался, что тень эта - от меня. Вот, значит, как я сейчас выгляжу. Хотя понять было можно. Похрустывая, распрямлялись в спине могучие позвонки, мышцы в предвкушении боя мелко подергивали конечности, свет в парадной приобрел тревожно красноватый оттенок. Главное же, как набат, ударили запахи: кислый кошачий, раздражающий тем, что забивал остальные, человеческий душный, десятилетиями отстаивавшийся в лестничной клетке, запах подгорающей где-то наверху изоляции, запах пролитого мазута, запах ржавчины, выстарившийся мертвый запах краски от стен.
Ноздри мои затрепетали. Я был в отчаянии. Только-только договорились с Эльвирой, что она у меня сегодня останется. Целых три месяца спорили из-за этого. То есть, спорил и горячился, разумеется, я; Эля пожимала плечами и отвечала с оскорбительным недоумением: Зачем мне это нужно?.. Наконец, сегодня после кафе сказала: Поздно что-то, не хочется тащиться через весь город, - и уверенно, будто не в первый раз, взяла меня под руку.
И вот - крысы.
Я даже страха почти не испытывал. Хотя крысы, по-моему, гораздо опасней гиен, - тех, что бродят по лестничным клеткам и принюхиваются к квартирам. Гиенам что нужно? Деньги, ценности. Человека они не тронут. Если, разумеется, сам человек не начнет им препятствовать. Это такая договоренность: берем свое и уходим. А с крысами, особенно уличными, договориться нельзя. Крысы разорвут жертву просто для удовольствия.
И все-таки страха у меня почти не было. А если и был, то совсем иной страх - перед самим собой. Не случайно скребла лапами воздух горбатая звериная тень, и не случайно сумасшедшие запахи раздирали мне ноздри. Я распрямлялся, преодолевая человеческую сутулость. И одновременно человеческую слабость, нерешительность, робость перед манящим дыханием смерти. Собственно, ничего человеческого во мне, вероятно, уже не было. Звенела синеватая кровь в жилах, гулко, страшно и радостно бухало под ребрами сердце, легкий зуд обжигал кончики пальцев, где ногти сворачивались, образуя клювы когтей.
Я, наверное, тоже повизгивал от возбуждения. И когда первая крыса, рванув дверь и влетев в сумрак парадной, прыгнула, - оскаленная, ещё толком не разглядев, кто именно перед ней стоит, - я без особого усилия отклонился, чиркнув кинжальчиком когтя по горлу, и она, вмиг захлебнувшись, врезалась мордой в перила. Загудело железо, и, судя по звуку, встрепенулась змеей пластмассовая окантовка. Вторая же крыса, почувствовавшая, вероятно, что-то не то, успела схватиться за дверь и немного затормозить на пороге, однако инерцией её все-таки вынесло ко мне в опасную близость. Лапа, твердая, как чугун, ударила по позвоночнику. Сухо щелкнуло, и короткошерстое тело обмякло. А вот третью, последнюю крысу я пока не видел и даже не чуял по запаху, но дрожащий, писклявый, мальчишеский голос неожиданно произнес из тени, отбрасываемой створкой:
- Ты что, дядя, ты что?.. Мы к тебе по-человечески, а ты - вона как... Ну пошутили, ну - все, дядя, не надо...
Напрасно он мне это сказал. Лучше бы ему было без лишних слов рвануть на улицу. Наверное, я не стал бы его преследовать. Подумаешь, взмокший и обделавшийся с перепугу крысенок. Очень мне нужно тратить на него силы. А так - ужас, прошепелявивший в голосе, породил мгновенный ответ. Та же лапа, что срубила предыдущего грызуна, метнулась вперед, и костистые пальцы прошли сквозь ребра, воткнувшись в сердце. Вытянутое по стене мохнатое тело судорожно затанцевало, заелозило по штукатурке и вдруг - свесилось.
Нижние сухонькие конечности не доставали до пола.
Я шумно выдохнул.
- Милиция тебя навещала? - будничным скучноватым тоном спросил Валерик.
- Навещала, - ответил я. - Как ей и положено. Минут сорок назад.
- Ну и что?
- Ничего. Был дома, спал, ни о чем таком слыхом не слыхивал.
- Поверили?
- А с чего им не верить? Какие у них основания, чтобы не верить?
- По-всякому, знаешь, бывает... Могли привязаться. У тебя ведь этот случай - не первый?
Я из осторожности промолчал.
- Давай-давай, - нетерпеливо сказал Валерик. - Что я тебе - милиция или фэ-эс-бэ? Я тебя в ментовку закладывать не побегу. - Он сильно сморщился, просунул ладонь под рубашку, быстро и громко, как обезьяна, почесал левую сторону живота, сморщился ещё больше, вытащил руку и пополировал ногти о джинсы. - Мне исповеди твои без разницы. Я по делу интересуюсь...
- Ну, была ещё пара случаев, - неохотно сознался я. - Один раз двое каких-то хмырей прицепились. Ну, я их - того... оприходовал... сам не знаю, как получилось... А другой раз вообще смешная история. Подваливает у магазина мужик и говорит, что я ему пятьдесят рублей должен. Такой трясется, алкаш, весь синий, будто припадочный...
- Где?
- Что "где?"
- Где магазин находился? - спросил Валерик.
- Магазин? Магазин был - на Васильевском острове. Тринадцатая линия, кажется. Я туда, слушай, попал-то, честно говоря, по глупости. Сказали, что "Букинист" в эти места переехал...
- А хмыри?
- Какие хмыри?
- Которые привязались, - объяснил Валерик с бесконечным терпением. Хмыри были в каком районе?
- Это на Благодатной улице, - сказал я. - Ничего себе - "Благодатная". Я, слушай, нес работу в издательство. Иду - никого не трогаю; вдруг выкатываются откуда-то такие двое...
- Повезло, значит. Во всех случаях - три разных района. Я - к тому, что вычислить тебя - ой-ей-ей...
- Кому вычислить?
- Ну, кто у нас - вычисляет?
Он откинулся в кресле и внимательным цепким взглядом обвел книжные полки, задержался на стопках томов, загромождающих тумбочку, - потянулся, снял сверху одну книгу, затем другую.
Брови у него сильно разъехались. Боэций "Утешение философией", Ганс Георг Гадамер "Семантика и герменевтика", Вальтер Бенджамин "Иллюминации". Сборник "Самосознание европейской культуры ХХ века". Увесистый темно-зеленый том с золотистым тиснением.
