Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе - Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией
В предреволюционном Петербурге январь был разгаром светского сезона{488}. Почти каждый вечер какой-нибудь магнат устраивал роскошный бал в своем дворце; в «A l'Ours», «Restaurant de Paris», «Аквариум» жизнь била ключом. В Императорском балете, в опере и театрах полным ходом шли представления. Словно бы для того, чтобы компенсировать бледный дневной свет, освещавший метрополию на берегу Балтийского моря в короткие зимние дни, люди со средствами проводили ночи в лучах искусственного сияния.
Вечер понедельника 26 января 1904 г. мало чем отличался от любого другого дня того месяца в северной столице. Главным событием был бенефис хора Мариинского театра, который давал оперу Александра Даргомыжского «Русалка». Присутствовал император Николай II вместе со своей супругой Александрой и матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Прославленный бас Федор Шаляпин согласился приехать из Москвы, чтобы исполнить партию мельника; приехал и лирический тенор Леонид Собинов, исполнявший роль князя. В то время как их голоса получили восторженные отзывы, хор разочаровал критиков{489}.
На самом деле мысли многих зрителей были заняты назревающим дипломатическим кризисом. За два дня перед тем Япония разорвала отношения с Россией и отозвала своих представителей, чтобы выразить недовольство ходом переговоров о роли двух империй в Корее и Маньчжурии. Когда в понедельник утром биржа открылась для торгов, там началась легкая паника, и Николай снова начал совещаться со своими министрами по поводу дальневосточного вопроса. Правда, никакого решения так и не было принято{490}. Общее мнение в Петербурге состояло в том, что неприятности в Азии в итоге сойдут на нет — и это мнение разделял сам царь. В крайнем случае, снова будет призвана могущественная Тихоокеанская эскадра, чтобы научить выскочек с островов уважать русскую волю, как это сделали девять лет назад в Чифу{491}. Во время второго антракта оперы зрители оборачивались к императорской ложе, неоднократно начиная петь гимн «Боже, царя храни» и кричать «ура». После финального занавеса царь проводил свою мать в ее апартаменты в Аничковом дворце, где остался выпить чаю и побеседовать, и вернулся в Зимний дворец около полуночи{492}.
За 8000 верст на восток, на военно-морской базе Порт-Артур на Желтом море, вечер начинался так же непримечательно. Ссора с Японией вовсе не обеспокоила жителей города. Хотя азиатский противник находился на расстоянии не более двух дней морского пути, а российский морской атташе слал взволнованные телеграммы из Токио со сведениями о подготовке к войне по всей островной империи, никто не видел поводов для беспокойства{493}. Новый российский наместник на Дальнем Востоке, адмирал Евгений Алексеев, чья штаб-квартира находилась в Порт-Артуре, даже не потрудился сообщить своим офицерам о разрыве дипломатических отношений{494}.
Никаких приготовлений к возможным военным действиям не проводилось. Береговая артиллерия бездействовала, орудия были жирно смазаны и укрыты на зиму брезентом. Мощный маяк на оконечности полуострова Тигровый хвост продолжал указывать кораблям вход в порт. Поскольку большая часть бухты во время отлива была непригодна для навигации, 16 кораблей мощной флотилии, собранной на базе, аккуратно выстроились в ряд на внешнем рейде. Чтобы не затруднять движение, суда не использовали противоторпедные сети. В то же время некоторые капитаны, более опасаясь столкновения с соседним кораблем, чем нападения не приятеля, с наступлением темноты зажгли огни{495}.[56]
«Рейд на Порт-Артур» На лубке японского художника К. Кобаяши торпеда вот-вот поразит русский корабль. (Частная коллекция)Когда на тихоокеанский гарнизон спустились сумерки, его китайские жители начали праздновать наступление своего Нового года. Некоторые из европейских обитателей собирались посетить гастролировавший цирк Бараторского, другие подумывали о менее полезных для здоровья развлечениях в портовых тавернах и борделях. Вице-адмирал Оскар Старк, возглавлявший морской отряд на внешнем рейде, устраивал небольшой прием, посвященный именинам жены{496}.[57] Отдавая приказы на ночь, он предупредил своих офицеров, что они должны быть начеку. Однако пожеланиям добросовестного генерала не придали особого значения, полагая, что он всего лишь задумал очередное утомительное учение. Как всегда, два эскадренных миноносца были отправлены в дозор, патрулировать прилегающую акваторию в 30-километровом радиусе{497}.
Ночь была безоблачной, спокойной и холодной. Прибывающая луна только вошла в первую четверть и не появлялась на небе до рассвета. Только маяк и огни русских кораблей освещали темные воды. Вскоре после полуночи адмирал Старк, проводивший в это время совещание со своим штабом в каюте на борту «Петропавловска», услышал снаружи взрыв. Звук пришел со стороны «Ретвизана», другого броненосца, находящегося на расстоянии менее одного километра. Поскольку матросы этого корабля весь день заряжали торпеды, Старк в первый момент подумал, что произошла случайная детонация. Только когда один за другим быстро прогремели еще два взрыва, адмирал понял, что его флот подвергся нападению{498}.
Нападение совершили миноносцы японского флота. За два дня до этого, когда Токио разорвал отношения с Россией, две флотилии под командованием вице-адмирала Хэйхатиро Того вышли из базы Сасебо на южном острове Кюсю. Одна из них проследовала в аванпорт Сеула — Чемульпо (сегодня известный как Инчхон), где она вывела из строя пришвартованные там русские корабли, и обеспечила для себя контроль над морским подступом к корейской столице[58]. Более крупные силы отправились к Ляодунскому полуострову, где сигнальная станция Порт-Артура и прожектора русских кораблей существенно облегчили плавание. Двумя ударами японская флотилия выпустила 19 торпед, три из которых попали в цель, повредив броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада»{499}.
Николай узнал о нападении, вернувшись домой из оперы. Когда царь вошел в Зимний дворец, фельдъегерь вручил ему расшифрованную телеграмму:
Всеподданнейше доношу Вашему Императорскому Величеству, что около полуночи с 26-го на 27-е января японские миноносцы произвели внезапную минную атаку на эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артур. Причем броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада» получили пробоины — степень их серьезности выясняется. Подробности представлю Вашему Императорскому Величеству дополнительно. Генерал-адъютант Алексеев{500}.
В тот вечер перед отходом ко сну император изложил содержание телеграммы в своем дневнике, добавив: «Это без объявления войны»{501}.
Многие историки сравнивали неожиданную атаку японцев на Порт-Артур с налетом на американскую базу Перл-Харбор 37 лет спустя[59]. Но недоверие и нежелание признать свершившийся факт, с которыми Николай встретил начало войны, еще более сопоставимы с реакцией Сталина на вторжение Гитлера в Советский Союз в том же 1941 г. И все же столкновение царской России и Японии существенно отличалось от американской и советской реакции на вступление последней во Вторую мировую войну. Если не считать первоначальных проявлений патриотического пыла, в 1904 г. русская публика не поддержала маньчжурскую кампанию. Морис Бонпар, в то время французский посол в Петербурге, вспоминал:
Никогда не была война столь непопулярна, как она была в России с самого начала… Люди не понимали ни ее причин, ни целей… Разумеется, армия выполняла свой долг, но только по долгу службы и без малейшего энтузиазма… Что касается народа, который должен был отдать на войну более миллиона своих сыновей, он погрузился в глубокую депрессию в результате необъяснимого конфликта, который еще более усугублялся неспособностью императора объяснить, для чего нужны их жертвы{502}.
Физический ущерб, нанесенный ночным нападением на русскую морскую базу, был скромным. Ни одно судно не было потоплено, человеческие потери были минимальны{503}. Но психологический ущерб был огромен, и царская армия так и не смогла полностью восстановить свой боевой дух. На протяжении всего конфликта японцы удерживали инициативу. Атаки на Порт-Артур и Чемульпо обеспечили адмиралу Того контроль над северо-восточной частью Тихого океана, что позволило японской армии высадить войска на материк. Русским попыткам сопротивления мешало неэффективное командование, удрученное состояние солдат и трудности со снабжением. Менее чем через год и Корея, и Ляодунский полуостров оказались в руках японцев, русский Балтийский флот был потоплен в Цусимском проливе, а царские войска в Маньчжурии потерпели унизительное поражение. В то же время плохие новости с фронта вели к серьезным волнениям внутри страны, угрожая самому существованию династии Романовых. К 1905 г. русские мечты о своем азиатском предназначении превратились в кошмар военного поражения и революции{504}.
