Стивен Кут - Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II
Судя по всему, Карл в наибольшей степени мог рассчитывать на голландцев, хотя и тут никаких гарантий не было. Смерть принца Вильгельма повлекла за собой целый ряд событий, едва ли не таких же знаменательных и разрушительных, как и в Англии. Европейцы с изумлением взирали за происходящим в семи провинциях во главе с Голландией, где резиденция принца Вильгельма в Штадтхолдере опустела, а в Гааге собралась Национальная Ассамблея, объявившая об упразднении монархии и формировании нового, объединенного правительства. Семья Оранских была также отстранена от руководства армией, провинции получили статус автономий, оранжисты вынуждены были уйти в подполье, а ключевую роль в государственном новообразовании, особенно во внешней политике, стала играть Голландия как самая богатая из провинций. Представлялось естественным, что это новообразование в лице английского парламента будет стремиться найти союзника, и действительно, в этом направлении сразу же были предприняты определенные шаги. Правда, сопровождались они взаимным недоверием и выдвижением с обеих сторон невыполнимых требований. Англичане с их животной завистью к огромному богатству, обеспеченному морским господством Голландии, начали подготовку к войне.
«Парламентское охвостье» приняло Акт о навигации[1], запрещающий импорт товаров в Англию не на английских судах. Ясно, что эта акция была направлена на подрыв голландской торговли. И действительно, она нанесла по ней сильный удар. Состоялись и другие шаги, также подталкивающие страны к войне. Под предлогом транспортировки французского груза английские каперы перехватывали голландские суда. К постоянным трениям приводило также требование англичан в знак признания их суверенитета над прибрежными водами приспускать флаги на кораблях. В общем-то голландцы воевать не хотели, памятуя о том, что их флот нуждается в серьезном обновлении, и тем не менее в начале апреля 1652 года адмиралы Блейк и Тромп обменялись несколькими выстрелами. Война, пусть и неофициально, началась.
Обрадованный Карл усмотрел в этом свой шанс и сразу же встретился с голландским послом в Париже, заверяя, что попросит французов о поддержке, и предлагая усилить голландцев собственными судами. Те отнеслись к предложению известного оранжиста, не пользующегося к тому же сколько-нибудь заметным международным влиянием, настороженно. Карла это не смутило, и, когда в июле того же года война была объявлена официально, он выступил с целым рядом новых инициатив. Король английский был готов обеспечить голландцам союзничество Ирландии и Шотландии, что должно помочь им сокрушить врага. Если голландцы помогут ему восстановить власть над островами Силли и в Ла-Манше, то взамен они получат бессрочное право на рыболовство в водах Оркнейских островов. Карл предложил также, чтобы, взяв от его имени под контроль Тайнмут, голландцы отрезали Лондон от источников снабжения углем. Но на возможных союзников все это по-прежнему не производило никакого впечатления — даже посул отдать остров Гернси, который, по словам Карла, отвоевать у Английской республики не трудно. Тогда Карл пошел на крайнюю меру. «Если Генеральные Штаты предоставят мне некоторое количество судов — не больше, чем, с их точки зрения, будет достаточно для того, чтобы плыть под моим штандартом, — я отправлюсь в поход лично и либо с Божьей помощью возьму верх над врагами, либо погибну». Но и это предложение было вежливо отклонено.
Через два года после начала войны, истощившей обе стороны, начались переговоры о столь желанном мире. Растянувшиеся довольно надолго, они завершились подписанием договора, оказавшегося тяжелым ударом лично для Карла. Стороны принимали на себя обязательство изгнать со своей земли противников режима каждой из них и никогда впредь «не предоставлять им убежища, помощи и гостеприимства». Иными словами, отныне Карл не мог рассчитывать на поддержку голландцев. Чтобы окончательно закрепить это положение, в договор была включена статья, согласно которой его сестре Марии (чье холодное и высокомерное простодушие в политических вопросах было по меньшей мере помехой) возбранялось принимать брата даже в собственных владениях. В качестве платы за мир англичане требовали, чтобы «на территории, находящейся под юрисдикцией Соединенных провинций, ни единый бунтовщик или открытый враг Английской республики не был допущен (или заключен) в замки, города, гавани и иные открытые и закрытые места, принадлежащие лицам, какое бы положение они ни занимали и гражданами какого бы государства ни являлись». По словам Хайда, договор был для короля и его сторонников как нож в сердце.
Одна за другой закрывались для Карла границы европейских государств. Голландия. Дания. Швеция подписала с Англией торговый договор на тех же условиях. На очереди была Португалия. Но самый тяжелый удар ждал Карла впереди. В сентябре 1654 года кардинал Мазарини, понимая, что может помочь своей измученной войной стране залечить раны, также подписал с Кромвелем экономическое соглашение. Вряд ли можно было сомневаться в том, что за этим соглашением последует еще более тесное сближение двух сторон, а значит, Карл навсегда будет изгнан из Франции, единственного государства, где у него еще оставалась крыша над головой.
Вокруг английского короля сгущалась атмосфера безнадежности. Не рассеивали ее и вести из дома. Ирландия была полностью и самым беспощадным образом порабощена; правда, несколько месяцев назад стало известно о волнениях в Шотландии — единственное, что могло немного порадовать Карла. Он получал письма от тамошних роялистов и писал в ответ, что был бы счастлив быть с ними рядом. Его растерянность и смятение бросались в глаза. Лучше умереть с оружием в руках, писал он, чем прозябать в бездействии. Но судя по всему, он был обречен именно на прозябание. Для успеха шотландского предприятия необходима была помощь Дании и Голландии, а на нее, естественно, рассчитывать не приходилось. Советники Карла говорили о большом риске, сопряженном с возвращением в Шотландию, и их слово было услышано. В конце концов план шотландцев из-за измены выплыл наружу, армия сопротивления была разгромлена, а после того как страна вступила в союз со своими завоевателями, надежда на нее и вовсе угасла.
Новости из Англии тоже не назовешь ободряющими. Многие представители знати впали в нищету; к тому же на территории страны действовали суровые законы, практически лишающие их возможности что-либо предпринять. «Сердце разрывается сидеть без дела и жить при столь ненавистном режиме», — писал один из них. Другие, правда, роптали более откровенно, а некоторые даже начали мечтать о возвращении Карла. «Когда-то, — писал один священник из Дерби, — они способствовали изгнанию нашего доброго юного короля. Так пусть же теперь, рука об руку, сердце к сердцу, они объединятся и вернут его, ибо до тех пор в Англии мира не будет». В глазах таких людей «Парламентское охвостье» стремительно утрачивало свою популярность. Многие, особенно военные, считали, что ему так и не удалось справиться со своей триединой задачей — укрепить в стране праведность, упорядочить законодательство и принять новую конституцию. Требовались решительные действия, и утром 20 апреля 1653 года Кромвель отправился в палату представителей, где разразился пламенной речью. С трудом сдерживая себя, он заявил потрясенной аудитории, что «Господь отвернулся от вас и избрал иные инструменты для осуществления своего дела. Я положу конец, — громоподобно продолжал Кромвель, — вашему ничегонеделанью». — И с этими словами, призвав стражника с жезлом — символом парламентской власти, велел ему «вышвырнуть этих бездельников вон». Кромвель был преисполнен решимости ввести угодную Богу диктатуру, чудеса добродетели которой якобы навсегда освободят сердца людей от желания увидеть Карла Стюарта II на английском престоле.
Первым шагом Кромвеля был призыв к проведению выборов в парламент, который должен будет подготовить проект конституции, а затем, надо надеяться, объявит о самороспуске. В Лондоне и по всей стране начались энергичные поиски лиц, достойных войти в этот орган. Молва сразу же насмешливо окрестила будущее собрание «Пустотелым парламентом» — по имени лондонского негоцианта, одного из самых незаметных его участников. И не зря — выяснилось, что новоизбранные деятели не в состоянии контролировать тех, кто взял в свои руки бразды правления. Они сразу же перессорилась по поводу проблем, в которых ничего не понимали, и напуганное большинство, состоявшее из умеренных, поспешило выступить за роспуск парламента. Признав поражение, парламентарии передали бразды правления и все парламентские полномочия разочарованному Кромвелю[2] Ему пришлось примириться с тем, что идея богоугодной диктатуры в отсутствие легитимного монарха не сработала. Надо было искать иные конституционные возможности.
