Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Борис Федорович вошел в дом и, помолившись на икону, грустно покачал головою:
- Неладное творится с нашим царевичем... Неровен стал, нравом переменчив, и кажет несогласие с отцом даже при людях. Строптив и неуступчив.
- Плохо так-то... - покачал головою Степан Годунов.
- Распря нередка между государями и наследниками престола, - сказал Борис. - Но батюшка государь души в своем царевиче не чает. Подарками его засыпает... У царевича нрав упрямый и самолюбивый... Избалован с малых лет.
- Похож он на самого батюшку государя, - робко произнес Никита.
- Похож, - подтвердил, нахмурившись, Борис, - это и худо. Он неуступчив, а государь - и того более. Сердце мое болит, когда я вижу неустройство то в царевой семье. Горе всем от того!
Разговор уже не вязался, и в скором времени Степан и Никита Годуновы разъехались по своим домам.
VI
Посла папы Григория Тринадцатого - Антония Поссевина царь Иван принял в Столовой Большой избе.
И он и сидевший с ним рядом царевич Иван облечены были в лучшие царские одежды. Бояре и дворяне заполняли избу, сени и крыльцо. Они также обрядись в золотное платье, которое одевалось в самые торжественные дни. Государь приказал, чтобы во время приема папский посол был ослеплен богатством и роскошью Московского двора.
В этот день посольские дьяки записали:
"И папский посол Онтоней Поссевинус правил государю и великому князю и сыну его царевичу князю Ивану Ивановичу от Григория-папы поздравление, а молвил: святейший папа Григорий Третейнадесять, пастырь и учитель Римской церкви, тебе, великому государю, божией милостью царю и великому князю Ивану Васильевичу, всея Руси, велел поздравление сказати. А царевичу, князю Ивану Ивановичу, посол правил поздравление по тому же. А царевича, князя Федора Ивановича, в ту пору с государем не было".
"И государь, царь и великий князь и сын его царевич, князь Иван Иванович, встав, молвили: "Григорий папа здоров ли?" И папин посол молвил: как он поехал от папы, а Григорий папа был в добром здоровьи. Да подал государю от папы и от цесаря грамоты".
Поссевин поднес царю и царевичу дары, присланные с ним папою римским: крест с изображением "страстей господних", четки с алмазами и книгу в богатом переплете о Флорентийском соборе.
(Папа прислал было царю еще икону богоматери и младенца Иисуса, изображенного нагим; Антоний ее утаил, сведав, что царь не любит наготы в священной живописи.)
После царского приема Антоний Поссевин был приглашен к государеву столу. За ним старательно ухаживали, по приказу царя, боярские дети Василий Зузин, Роман Пивов и дьяк Андрей Шерефетдинов, которые приставлены были к послу на все время его пребывания в Москве.
Поссевин был кроток и приветлив со всеми; на каждом слове восхвалял мудрость и добродетели царя Ивана Васильевича, называя его "наияснейшим владыкою". Высказывал восхищение великолепием и роскошью, которыми окружен был прием его царем.
Государь смотрел на него тоже с приветливой улыбкой, как будто ему было неведомо, что в стане Батория перед поезкой в Москву тот же Антоний Поссевин сказал: "хлыст польского короля, может быть, является наилучшим средством для введения католицизма в Московии"; известно было и то, что главный воевода короля Стефана - Ян Замойский сказал про Поссевина, что он "никогда не встречал человека более отвратительного, чем этот иезуит!"
Царь многое знал о повадках папских слуг, знал о них еще по ранее бывшим на Руси сношениям с Ватиканом, а потому и смотрел на все уловки иезуита, как на игру, в которой с выигрышем должен остаться все же он московский царь!
На другой же день бояре начали деловые переговоры с римским послом.
Царь возложил ведение эти переговоров на Василия Зузина, на Романа Пивова и на дьяков Андрея Щелкалова, Афанасия Демьянова и Ивана Стрешнева.
Поссевин сказал, что у него к царю четыре дела.
Первое, - чтобы московский государь с римским папою был, как и прежние государи, "в любви и соединении на много лет".
Второе, - чтобы "все христианские государи были в любви и соединении".
Третье, - "чтобы всем государям христианским стоять заодно против неверных, христовых врагов, - на турецкого и всех басурманских государей".
Четвертое, - папа хочет положить конец пролитию крови между русскими людьми и поляками, "чтобы кровь христианская литися унялась", но чтобы общие силы направить против басурман.
Далее Антоний Поссевин говорил о том, что он приложил по указанию папы большие усилия, дабы склонить на сторону Москвы Венецианское государство.
- Венецианский князь, - сказал Поссевин, - наказал со мною государю вашему, что он с государем вашим хочет любви и соединения против турецкого султана.
Щелкалов спросил Поссевина: о чем же речь шла у него со Стефаном Баторием, в лагере которого он побывал проездом из Рима в Москву?
Поссевин не торопился дать ответ на этот вопрос Щелкалова. Потом, все же, вынужден был подробно изложить свою беседу с королем.
- Король Стефан меня долго держал наедине с собой. Он говорил, что хочет с государем вашим жить в вечном мире. Однако государь ваш не соглашается на его условия перемирия. Король Стефан требует, чтобы государь уступил ему всю Ливонию, а ваш государь настаивает, чтобы ему в Ливонии оставили тридцать пять городов. Король велел передать царю, что он уже не требует денег за убытки от войны.
Щелкалов перебил Поссевина.
- Что требует наш батюшка государь Иван Васильевич, мы знаем. Как ты, посол папы, мыслишь: может ли наш государь уступить королю всю извечную вотчину нашу? Справедливо ли это? По-христиански ли?
Поссевин ответил, лукаво улыбнувшись:
- Его святейшество хочет прекращения пролития христианской крови. Он хочет мира. Для того послан и я. Пускай каждый владеет тем, что имеет. Так думает святой отец церкви.
- Ну, а еще чего хочет святой отец? - спросил Василий Зузин.
- Его святейшество просит государя дозволить нам построить в Москве несколько католических церквей для приезжающих иноземных купцов латинского вероисповедания, - тихо, тяжело вздохнув, произнес он. - Не подобает нашим людям без молитвы и своей церкви дела какие-либо вести.
- О том мы не вольны говорить с тобой, - сказал Зузин, нахмурившись.
Это был высокий, седобородый человек с острым взглядом черных глаз из-под пучков седых бровей. Думный дворянин, в должности суздальского наместника, - он пользовался особым расположением царя.
Видя, что с дьяками да дворянами не сговоришься, Поссевин, соблюдая смиренную уступчивость, высказал пожелание побеседовать лично с самим государем.
Ему было обещано, что об этом доложат царю Ивану Васильевичу.
Царь с нетерпением ожидал у себя во дворце прихода Василия Зузина и его товарищей, чтобы услышать, о чем повел речь папский посол.
Он несколько раз ходил в моленную комнату и там усердно, на коленях, молился о стойкой защите Пскова, о предотвращении новых бед на полях брани.
- Да минует меня чаша сия! - говорил он, обратив свои горящие мучительным возбуждением глаза к иконам.
В приемной дворца уже собрались Зузин и его товарищи, чтоб доложить царю о своей беседе с папским послом. Явился во дворец и один литвин, который хотел что-то доложить государю особо, какое-то тайное дело.
Богдан Бельский, дождавшись, когда царь кончит молиться, доложил ему о Зузине и его товарищах.
Иван Васильевич велел ввести их всех в свою рабочую комнату.
Зузин и сопровождавшие его дворяне и дьяки низко поклонились царю. Затем Зузин и Щелкалов передали дословно переговоры с Антонием Поссевином, а также и его просьбу о беседе лично с государем.
Иван Васильевич задумался, выслушав послов.
- Да! - вздохнул он. - О дальнейшем поразмыслю. Буду совет держать с царевичами и ближними боярами. А теперь идите.
Бельский ввел литвина, дородного парня с открытым, смеющимся молодым лицом.
- Ну, говори, что знаешь?
Литвин стал на колени. Царь Иван велел ему подняться.
- Великий государь, подслушал я разговор папских людей на их дворе... Король сказал в Вильне Антонию Поссевину: "Государь московский хочет обмануть святого отца. Видя угрозу над собой, рад все обещать: и соединение вер и войну с турками. Но меня не обманешь. Иди и действуй - не противлюсь. Знаю только, что для выгодного и честного мира надобно воевать. Мы будем иметь его. Даю слово!" Поссевин благословил короля "на дела, достойные героя и христианина" и поехал к вашему величеству. А король, будто бы, тут же и двинулся ко Пскову. Папские люди говорят, что Псков будет взят. Они радуются этому...
Выслушав донос литвина, царь сказал:
- Спасибо тебе, добрый человек.
Обратившись к Бельскому, он приказал:
- Богдан, одари!
После его ухода Иван Васильевич впал в глубокое раздумье. Ему и без того было ясно, насколько лживо и недобросовестно поведение папского посла. Теперь стало еще яснее, что римскому папе приятнее была бы победа Стефана Батория и вторжение его в Русскую землю. Случись это, - он напустил бы сонмища иезуитов, католических попов на русские города и селения, чтобы силою внедрять в народ свою католическую веру. Царь хорошо знал, как безжалостны и дики расправы католиков везде, где огнем и мечом им удается покорить царства. Одна Варфоломеевская ночь заставила содрогнуться весь мир от ужаса и гнева. А чего стоят расправы Филиппа Испанского и герцога Альбы?! Царю многое известно, и вполне понятно, зачем приехал папский посол. Он хотел бы, чтобы, когда Стефан-король вторгнется в Русское царство, там уже было положено начало католичеству. А если королю и не удастся одолеть Руси, то и тогда папа может считать себя миротворцем, который хочет ускорения мира между Москвою и королем Стефаном.
