Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Обзор книги Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Костылев Валентин
Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Валентин Иванович КОСТЫЛЕВ
ИВАН ГРОЗНЫЙ
Роман в 3-х книгах
Роман русского писателя В. И. Костылева (1884 - 1950) "Иван
Грозный" рассказывает о первом русском царе Иване IV, о важнейших
событиях периода его жизни. В 3 книгу входит роман "Невская
твердыня".
Книга 3
НЕВСКАЯ ТВЕРДЫНЯ
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
______________________________
I
Царь Иван резким движением руки отодвинул от себя чашу с недопитой брагой. Подошел поближе к окну, прикрыл ладонью глаза от солнечного света. В колючих космах сосны, широко взмахивая крыльями, сел коршун. Он вытянулся. Настороженно обводит взглядом хвойные просторы по склонам кремлевских холмов. В горделивой осанке птицы царю показалось любование ее своим одиночеством.
"Несмысленая!" - усмехнулся царь.
Правда, и сам он, государь, приказал построить эту вышку во дворце ради того, чтобы уединяться здесь вдали от бояр, дьяков, от семьи, но разве царь московский может жить без людей?
Нет! Он любит многолюдство. Вся жизнь его протекала в бурных волнах житейского моря, в борьбе и опасностях, среди врагов и друзей, и если теперь сидит он тут один - причина тому только что случившаяся ссора с царевичем Иваном.
Праведники-схимонахи советуют стать отшельником, уйти от мира, уступив царство сыну; они говорят, что это успокоит его душу, сообщит ей радость уединенной молитвы и поста, отгонит прочь демонов гордыни и откроет путь к священным вратам рая...
Но как же так? Как оставить царство? Сегодня он, отец, вдруг поймал в упрямых, жестоких глазах сына знак горькой судьбины, ожидающей Русь после его, царской, кончины. Своенравен царевич Иван - многое творит наперекор отцу. Боярской знати и воеводам пример плохой... кое-кто ждет неустройства в царской семье. Несогласия отца с сыном должны охрабрить недовольных.
Прочь одиночество! Не надо схимы! Глупые старцы!
"По грехам моим хилое семя, не дающее всходов..."
О, эти мучительные мысли о будущем!
"Много пролито крови! Немало загублено и невинных душ!.. Церковь горько оплакивает убиенных. Горе велико! Оглянешься назад: кровавые следы устилают путь. А ведь по этому пути он явится к престолу всевышнего. К последнему ответу!"
Но... что сделано, то сделано. Грехи не должны пугать. И не угоднее ли богу благополучие царства?!
Что было - былью поросло, а ныне - новые заботы, новые тревоги. Достойно ли страдать о прошлом, когда силы нужны для будущего? Еще много ой, как много - надо сил!
Царевич Иван убил стрелою мужика, который оборонялся от его охотничьих псов... Тайный слуга государев Семен Верзилка донес: царевич, де, хмельной был и нарочно травил того мужика собаками, а в те поры, когда мужик упал, сраженный стрелой, царевич вместе с Василием Верейским, с Никифором Савицким и другими княжатами громко хохотали и даже непотребно ругались.
То же самое рассказал царю и другой его тайный холоп-соглядатай: царевич, де, во хмелю безвинно обижает малых посошных людей, ради потехи. И говорит: "Это вам не Иван Васильевич! Слаб стал в старости мой отец, жалостлив! Всех в страхе я буду держать, коли стану царем!"
Царевич горд, самолюбив и дерзок.
Иван Васильевич поднялся и помолился на икону.
"Прости мне мои окаянства! Сам бо есмь аз повинен в сем распутстве сына!"
Он вспомнил, как сам приучал некогда детей любоваться казнями...
Не он ли брал царевича на Красную полощадь, чтобы тот видел, как избивали до смерти бояр и заподозренных в измене чернецов Петровского монастыря?.. Да мало ли видел царевич всякого кровопролития!
И разве не он сам приказал пытать "по изменному делу" Ивана Михайловича Висковатого обязательно в присутствии царевичей? На их глазах покойный ныне Малюта отрезал подвешенному к бревнам бывшему печатнику и посольского двора дьяку Висковатому нос. Сам он, царь, с злорадством показывал царевичам изрубленные опричниками тела бояр и их сородичей.
Много раз то было, и всегда царевич Иван с веселым любопытством смотрел, как палачи пытали и казнили изменников.
"Ты - царь - не видел в том ничего плохого. Не думал ли ты, что дети твои должны приучаться быть жестокими с изменниками? От измены гибнет всякое доброе государево дело, но... мужик! Зачем его убил Иван? Царевич стал невоздержан в вине... доносят на него сенные государынины девки покоя им не дает во хмелю... Непослушен... скучлив... нелеп в забавах... двух жен, ради своей прихоти, поощряемый тобой же, отцом, заточил в монастырь".
"И не сам ли ты, государь, был выдумщиком прелюбодейных срамных игрищ, и не ты ли был сам нелеп в этих забавах?!"
Все было! Видит сам бог, сколь грешен царь московский!
Но зачем же лезут в голову эти мысли о былом, о том, что давно кануло в вечность? Долой их!
Царевич строптив. Его влечет к себе праздность. Его не трогает постоянное беспокойство отца о судьбе государства. Его не тянет к работе в приказах, не привлекают к себе любимые отцом посольские дела. Но так ли это? У него есть и своя мысль. Увы! Он неодобрительно судит о военных и о мирных предприятиях царя, о его стремлении расположить к Москве иноземных государей.
"Нет ничего труднее, как не работать", - говорил блаженный Августин.
Царь больше всего на свете ненавидит ленивых, а в его царевой семье старший его сын, наследник престола, праздно бродит по дворцовым палатам и лениво, с усмешкой, смотрит на других, кто работает.
"Праздность равносильна погребению заживо: ленивец так бесполезен для целей божества и людей, словно бы он мертв", - думает царь, опершись головою на руки.
Все это царю Ивану ясно; сам он никогда не сидел сложа руки и детям всегда твердит и своим приближенным, что "труд - не есть бремя". Но, может быть, он слишком строг к царевичу? Может быть, многое наговаривают на царевича со злобы?
Иван Васильевич приподнялся, высунулся из окна. Коршун сорвался с вершины сосны и полетел в сторону.
Кто-то вспугнул его. Царю послышался хруст сучьев в гуще сосен.
Вглядевшись пристально вниз, царь увидел человека с луком в руке.
Он крикнул постельничего, приказав ему доставить во дворец дерзкого и безрассудного бродягу, осмелившегося стрелять в птицу на государевой дворцовой усадьбе. Да и кто знает, что у него на уме?.. За последнее время царь стал особенно подозрителен.
Вскоре неизвестный был доставлен во дворец и предстал перед царем.
Совсем молодой, голубоглазый красавец, со светло-русыми курчавыми волосами, румяный, стройный, он стоял перед царем, опустив голову, и в волнении мял шапку. Царю удалось приметить растерянную улыбку на лице юноши.
Молча осмотрел его с ног до головы Иван Васильевич. Лицо его осенила добродушная улыбка. Незнакомец, заметив это, ободрился.
- Кто ты? - тихо спросил царь. - Каким случаем попал в государеву рощу?
Постельничий крикнул:
- На колени!
Вздрогнув, поспешно опустился юноша на пол.
- Отвечай, тебя спрашивает батюшка государь!
- Дворянин я безродный. А забрел я сюда невзначай, гонялся за коршуном... Задрал он курицу на монастырском дворе... Чернецы меня послали. Прощенья прошу, батюшка государь, не своей волей пришел я сюда!
- У кого же ты, неразумное чадо, под кровлей живешь, и кто тебя кормит и одевает, да к порядку и благочестию приучает, и како царя и князя чтить и его воле преклоняться вразумляет? Кто?
Юноша взволнованно, с молящим взглядом, обратился к царю:
- Не пытай меня, государь!.. Безродный я!..
Лицо Ивана Васильевича нахмурилось.
Опять вступился постельничий:
- Отвечай государю без утайки.
Юноша, опустив голову, безмолвствовал.
Государь удивленно пожал плечами.
- Отведи для допроса к Борису Годунову.
Постельничий, поклонившись до земли царю, взял за рукав совсем растерявшегося парня и увел его.
Стиснутая со всех сторон густым еловым лесом поляна. Полдень. Солнце легло на красноватое стволье и сизо-зеленые хвойные лапы, ровными рядами многоярусно выпиравшие из толщи ельника. Пронзительно покрикивает иволга. Кружатся на солнце белоснежные бабочки. Пахнет разомлевшей от зноя смолой.
Сюда тайно собрались беглые крестьяне, предводимые Семеном Слепцовым, - мужики из усадьбы князя Шуйского.
- Теперича, братцы вы мои, - божьи мы люди, не княжеские... Довоевался наш государик... Исть народу неча стало. И то сказать - не двужильны мы... Живем - дай бог терпенья! Юрьев день и тот богу душу отдал!
- Знамо, Митрич, - не от радости в лес ушли: обедняли! Борода у нас с помело, а брюхо голо.
- Чего там!.. Юрьев день знатно бояре слопали. Куда ныне податься?! Вертят нами, как хотят. Словно бы и не люди мы.
- Так и этак, мои родимые, бросайте все, - и айда за мной! Сведу я вас к одному человеку. Вольной жизнью заживем! Пра!
Старичок древний Парамон перекрестился, тяжело вздохнув, сказал:
- Война-то, знать... на роду писана батюшке Ивану Васильевичу... Да и без толку, бог его прости!.. И-и-их! Помереть бы уж, што ли! Вот уж истинно: не молодостью живем, не старостью умираем.
