Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
После речи царя поднялся во весь рост седобородый, закованный в кольчугу, псковский воевода князь Иван Петрович Шуйский. Он низко поклонился царю, затем архиепископу Александру и громким, мужественным голосом произнес:
- В библии сказано: "святой Давид восста рано и тече в полк". Господь бог испокон веков направляет руки воинов на ополчение, персты их прилагает на брань!.. Крест целуем тебе, государь!.. Не сдадим Пскова!
При этих словах быстро встали со своих мест все находившиеся в государевой горнице воеводы и вынули из ножен мечи.
- Вот оно, наше оружие! От битв великих оно не затупилось, а стало еще острее, - продолжал Шуйский, - и дух наш не угас, а разгорелся паки и паки ярче! Ужасен огонь внутри твоих воинов... Он пожгет слабость, коли она была у кого, и поглотит вражью гордыню... Псков мы отстоим, батюшка государь, либо погибнем все до единого в бою за тебя и родную землю! Верь нам!
Поднявшись со своего кресла, царь положил руку на плечо князя Ивана Петровича Шуйского.
- Верность твоя в услугах и правда в словах хорошо ведомы всем. Чтобы испытать правдивого, честного человека, мне надобны теперь годы, а неверного и злого раба узнать - довольно одного дня. Научила меня тому жизнь! На долю вашего государя выпало тяжелое бремя одолевать внутреннее нестроение нашей земли и воевать многие годы со всякими злохищными ворогами. Денно и нощно глядят они пожирающими очами на Русскую землю... Зависть и злоба снедают сердца многих наших соседей. От них же есть и зазнавшийся холоп Стефан. И он вознамерился своровать некоторые города и села наши... Многое множество праведных воевод в моем войске. Спокоен я. Из них ты, Иван Петрович, мне особо дорог, и того ради будь начальником надо всем воинством во Пскове. Покажи Стефану могущество наше! Проучи его!
Князь Шуйский, став на одно колено, поклялся царю, что он или победит, или умрет в бою, как честный воин.
То же сделали и остальные псковские военачальники.
Архиепископ Александр благословил их оружие.
Когда воеводы ушли из горницы, царь оставил у себя архиепископа, чтобы побеседовать с ним.
Александр известен был царю, как хорошо знающий дела Польско-Литовского королевства. Многие иноки во Пскове, отколовшись от униатов, перешли на сторону псковского духовенства. Они были "языками" архипастыря Александра.
Царь спросил его, что он думает, что знает о Стефане Батории и в каковом новый король согласии с польской Радой.
Александр нахмурился, потер лоб, ответил тихо, как бы про себя:
- Непокорен и своенравен Стефан, но ума превеликого... воин храбрый, дерзкий...
Иван Васильевич, взволнованный ответом архиепископа, схватил его за руку:
- Стой!.. Так ли, святой отец? Правда ли то?
В глазах царя явно проглядывало недовольство.
- Правда, государь!.. Не верь тому, что говорят о холопстве Стефана у панов... Нет! Они его боятся. Король на первом же сейме громко изрек: "Не в хлеву, но вольным человеком я родился, и было у меня, что есть и во что одеться, прежде чем прибыл я в вашу страну. Люблю мою свободу и храню ее в целости. Королем вашим я стал волею божией вами избранный, прибыл сюда вследствие ваших просьб и настояний, и вы сами возложили мне корону на голову. Поэтому я вам настоящий король, а не король, нарисованный на картинке. Хочу царствовать и приказывать, и не потерплю, чтобы кто-нибудь правил надо мною..."
- Стой! - еле переводя дыхание от волнения, произнес царь. - Так и сказал он?
- Точно, великий государь, так он и сказал в лицо панам...
- Говори дальше! Хорошие слова! Что еще он сказал?
- А еще он, словно бы и природный владыка, изрек: "будьте стражами вольности вашей - это дело доброе, но я не позволю вам стать хозяевами для меня и моих сенаторов. Храните вольность так, чтобы она не вылилась в своеволие". Вот и все, государь.
Царь сидел молча, с непонятною для Александра улыбкою. Затем, опять обратившись к архиепископу, спросил его тихо, вкрадчиво:
- А знаешь ли ты, что после смерти Жигимонда они хотели меня, либо царевича Феодора, посадить себе на престол?
- Доподлинно, государь. Оное всем ведомо. И ныне в Литве есть сторонники того же.
- Я сказал бы так же панам, как сказал им угорский князек. Здесь его сила. Жигимонд был слугою Рады. Не любил я его за то. Он цеплялся за изменников, подобных Курбскому, слушал их, стоял за них... Стефан - горд. Слыхал я: не особо жалует он их. Его не удивишь изменой: он сам перебежчик, сам - бродяга, сбежавший со своей родной земли. Норов их ему известен.
Немного подумав, царь спросил:
- А как ты полагаешь, святой отец, не поссорятся ли с ним паны, коли мы отстоим Псков? Не отстанут ли они от него, коли там счастье изменит ему?
- Паны ненадежны, верно, государь! Плохо быть их королем! Господь в своей неизреченной премудрости отвел чашу сию от уст твоих... Вместо радующего сердце вина, ты испил бы яд горечи и неправд. А коли Псков устоит, Стефан не уживется с панами... То надо предвидеть.
Иван с нетерпеньем перебил архиепископа:
- Тем более горько ему будет, ибо он не королевской крови правитель. Господь бог накажет его за дерзость! Престол государя должен занимать человек королевской крови. Паны сами почитают происхождение и кровь. Их высокомерие сильнее гордыни моих бояр.
- Истинно так, государь! - ответил архиепископ. - Не долго будет их любование лихостью угорского выскочки.
Иван Васильевич улыбнулся, недоверчиво покачав головою.
- Но не будет ли царству убытка от малоумности иного правителя королевской крови?.. И то бывает.
Царь насторожился, ждал ответа.
- При разумных и добрых советниках любой король может быть полезен своему королевству, - сказал Александр.
- Ты прав, святой отец. То и сам я вижу. Свейский король Иоанн, свергнувший своего брата Эрика с престола, великую силу обрел ныне... Не украшен сей король мудростью, но бороться нам стало с ним не под силу... Его воевода Делагард теснит нас от Варяжского моря... Свейское войско крепко стало в Эстляндии... Видим это. Ой, как видим!
Немного подумав, царь добавил:
- И надолго. Думается мне - нашему царству великая угроза настанет в будущих временах от Свейского королевства... Разъединил нас Иоанн с Данией... И в Польше его люди сильны. Свейский король со свой женой Екатериной Ягеллонкой держат руку Польши и Литвы... И впрямь умные советники окружают Иоанна... Счастье его... Да!
Тяжело вздохнув, царь вдруг поднялся, быстро распрощался с архиепископом Александром и торопливой походкой удалился во внутренние покои.
Но на другой день утром в Кремле, в Успенском соборе, митрополитом был отслужен молебен. После службы все воеводы перед иконой владимирской божьей матери дали царю клятву, что не сдадут Пскова.
Под вечер длинный караван с пушками и ядрами, с бочатами зелья, предводимый воеводами, выступил из Москвы в направлении ко Пскову.
Впереди всадников на громадном косматом коне ехал сам псковский большой воевода Иван Петрович Шуйский. Сверх кольчужной рубахи на груди у него сверкал золотом и драгоценными каменьями большой нагрудный крест, который перед самым выходом его из Москвы надел на него своими руками царь Иван.
Шуйский спокойно и с веселой улыбкой иногда оглядывал ехавших позади него всадников, в первых рядах которых были самые любимые его помощники: Василий Скопин-Шуйский, Иван Хворостинин и казацкий атаман Николай Черкасский.
На телегах в обозе около пушек и ядер сидели туго затянутые красными кушаками пушкари, перекидываясь шутками и прибаутками. Им было весело: они засиделись в Москве и теперь были довольны, что их снова посылают действовать.
Архиепископ ехал в закрытой повозке, окруженной верховыми чернецами. У каждого из них на поясе была сабля.
- Вот вам, угощайтесь! - осадив коня и поравнявшись со своими воеводами, сказал Шуйский. Он вынул из кожаной сумки медовые лепешки, раздал им. - На дорогу напекли.
И, тяжело вздохнув, добавил:
- Погоревали мои бабы, повыли... будто на смерть меня провожают... Глупые!..
И вновь после этих слов поскакал к своему месту - во главе военного каравана, широкий, прямой, гордый главный воевода Пскова - князь Шуйский.
III
Царь в сопровождении ближних бояр отправился пешком на прогулку вокруг Кремля.
На берегу Москвы-реки, близ Тайницкой башни, навстречу попался высокий сухой старец, калика перехожий. Шел он босой, в рубище, смотрел из-под пучков седых волос неодобрительно на царя и его свиту. Иван Васильевич приказал остановить его.
Странника подвели к царю.
- Куда бредешь, борода? - с усмешкой спросил Иван Васильевич.
- Ищу места, где бы не рубили голов людям, - смело глядя царю в глаза, тихо проговорил старик.
- Не найдешь, дед, ныне такого места... Коли оно было бы, тогда зачем людям на небе рай? Мученики, святые страдальцы не родятся таковыми - им помогли злые люди, огонь и плаха стать всеми чтимыми праведниками. - Иван Васильевич зло усмехнулся.
