Лебедева Н.С. - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)
Сейчас мы находимся в переходном периоде от старого права, при господстве которого мир покрылся развалинами, к новому мировому праву, контуры которого начинают проявляться, но которое еще не укреплено достаточно в моральном отношении.
В этот период становления нового порядка и отмирания прошлого очень трудной, почти превышающей человеческие возможности задачей является взвесить и оценить с уголовной точки зрения действия, совершенные бывшим имперским министром иностранных дел фон Риббентропом, его участие в происшедшем, его несостоятельность и его личную вину.
Выступление О. НЕЛЬТЕ, защитника подсудимого Вильгельма Кейтеля
[Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 8 и 9 июля 1946 г.]
«Мы должны подойти к своей задаче так рассудительно и с такой духовной неподкупностью, чтобы когда-нибудь в будущем этот процесс выглядел как исполнение мечты человека о справедливости».
Эти слова из обвинительной речи Главного обвинителя от США Джексона должны быть лейтмотивом для всех тех, кому выпала задача помочь установить истину не данном процессе. То, что эта истина не может быть абсолютной, высказали уже представители обвинения...
Было высказано мнение, что не существует намерения уничтожить весь германский народ. Безоговорочной капитуляцией мы отданы на милость державам-победительницам. Однако было сказано, что приговор Суда должен быть справедливым. Здесь, на данном процессе, лейтмотивом не должна быть милость или немилость, им должна быть справедливость. Справедливость не означает мягкость. Однако справедливым приговор может быть только в том случае, если он примет во внимание все обстоятельства, анализирующие действия и поведение подсудимого. То, что произошло и что составляет объект обвинения, нельзя простить. Я могу лишь попытаться сделать анализ. Горе, несчастье, постигшее все человечество, так велики, что их нельзя выговорить словами. Германский народ после того, как он узнал, какая катастрофа разразилась над народами Запада и Востока и над евреями, чувствует сострадание к жертвам, сострадание, полное ужаса. Германскому народу известно, что значит это несчастье, так как он разбит, как никакой другой народ, не только в военном отношении, но и вследствие ужасных воздушных налетов, миллионных потерь в рядах своей молодежи, оставшейся навсегда на поле битвы, вследствие эвакуации, бегства в мороз и стужу. Итак, мы знаем, что такое несчастье, мы знаем, что значит страдать. Но в то время, как другие народы могут рассматривать все эти ужасы и несчастье как страницу своего прошлого и под защитой государственного порядке питают надежду возвратиться к упорядоченному существованию и к счастливому будущему, над германским народом довлеет еще тьма безнадежности.
Приговор Трибунала, если бы он подтвердил вину германского народа, увековечил бы эту безнадежность. Германский народ не ждет оправдания. Он не ожидает, чтобы надо всем, что произошло, было распростерто покрывало христианской любви к ближнему и забвения. Германский народ готов нести на себе тяжесть последствий. Он хочет согласиться с этим, как со своей судьбой, и сделать все возможное для устранения последствий. Но он надеется также, что души и сердца остальных людей не так закостенели, что существующие напряженные отношения останутся и в дальнейшем, он надеется, что ненависть остального человечества к нему тоже не будет существовать вечно.
Ваша задача, господа судьи, чрезвычайно трудна. Мы не только говорим на различных языках, но и каждый из нас душой болеет за свою Родину...
Государственный порядок является твердой основой и опорой существования народа и обеспечивает ему чувство уверенности в жизни и в работе...
Руководство вооруженных сил, далекое от политических соображений, верило, как здесь засвидетельствовали все генералы и адмиралы, в законность правительства Гитлера. Оно рассматривало себя как инструмент законного правительства, так же как оно делало это, когда кайзер, Эберт и фон Гинденбург были верховными представителями Германии...
Задача защиты на данном процессе трудна. Германский народ относится к Нюрнбергскому процессу по-разному. Одни относятся к задаче защиты скептически и частично враждебно, так как считают защиту подсудимых поблажкой людям, которых они рассматривают как военных преступников, и думают, что защитники хотят увести подсудимых от справедливой кары. Другие называют этот процесс зрелищем, на котором защитники выступают в роли статистов, чтобы придать процессу видимость правосудия. В глазах этих немцев мы оказываемся виновными в покровительстве врагу.
У нас нет повода оправдываться, так как мы, будучи верными долгу нашей профессии, участием на процессе выполняем задачу, значение которой не нуждается в оправдании. Она состоит в выяснении истины, значение и последствия которой для нашего народа сейчас еще нельзя оценить, она состоит в обосновании причин и в ответе на вопросы в той мере, в какой это понадобится.
Только ясное понимание причин, сил и людей, приведших к разразившемуся над миром несчастью, обеспечит нашему народу возможность в будущем вновь найти путь к остальному миру.
Задача Трибунала состоит не в обосновании политических, экономических и метафизических причин второй мировой войны, не в изучении течения событий, а скорее только в решении вопроса о том, принимали ли подсудимые участие, и если да, то какое в том, что державы-победительницы сделали объектом данного процесса.
Задача защиты в рамках ее участия в установлении истины должна состоять в изучении вопроса о том, можно ли найти фактические или правовые доводы и какие именно в пользу подсудимых.
Документы играют главную роль в процессе предъявления доказательств на суде. По сравнению с ними свидетели отступают на задний план. Тем более велико значение изучения этих документов с точки зрения возможности использования и доказательственной ценности их...
Обвинение против Кейтеля распадается на два периода: с 1933 года по 4 февраля 1938 г. и с 4 февраля 1938 г. до конца войны. Поэтому подсудимый обвиняется не только как соучастник заговора, но и за личное участие во всех преступлениях. Этому обширному обвинению соответствует также место, отведенное подсудимому Кейтелю в выступлениях обвинителей.
Ни одна фамилия подсудимых не называлась обвинением так часто, как фамилия Кейтеля. Все время мы слышим: «приказ Кейтеля», «указания Кейтеля» и «приказ ОКВ», «директивы ОКВ» и т.д., причем это связывается с именем Кейтеля как «начальника ОКВ» с 4 февраля 1938 г.
Подсудимый относится к числу людей, которые в связи со смертью Гитлера попали под свет рампы общественности. С 1938 года он находился в непосредственном окружении Гитлера, был почти что постоянным его спутником. Ясно, какое значение это имеет для данного процесса. Обвинение неоднократно утверждало, что подсудимые, указывая на мертвых, хотят свалить на них собственную вину. Если целью данного процесса является установление правдивой картины всех событий и их связи между собой, то необходимое упоминание тех мертвых, которые, как известно обвинению, являются главными преступниками, не должно служить основанием для недоверия к тем, кто делает это. Это непосредственно относится к подсудимому Кейтелю, положение, влияние и действия которого невозможно правильно оценить, не осветив личности Гитлера и его отношения к Кейтелю.
Из выступления господина Джексона видно, что здесь речь идет об обвинении всей национал-социалистской системы. Обвинение является всеобъемлющим, но фактически выражается в 21 отдельном обвинительном акте.
Некоторые подсудимые являются в известной степени символическими фигурами сфер власти государства, в котором господствовала эта система — национал-социалистская партия, правительство и вооруженные силы.
Мне хотелось бы заявить, что все, о чем я буду говорить, делается с полного согласия подсудимого Кейтеля и, поскольку здесь будет идти речь о точке зрения и фактах, которые смогут оправдать подсудимого Кейтеля, это явится вкладом в дело выяснения событий и ответом на вопрос, как все могло произойти. Подсудимый не хочет, чтобы его положение и роль, которую он играл в драме, были приуменьшены, но в то же время он хотел бы предотвратить искажение его роли в событиях.
Я считаю себя обязанным объявить об этой позиции подсудимого Кейтеля, так как она значительно облегчает мою задачу. Подсудимому Кейтелю ясно, что если вспомнить об ужасных последствиях и обо всем чудовищном, что несомненно (не ставя здесь вопрос о виновности) совершено немцами и что неоспоримо следует отнести на счет приказов и распоряжений, с которыми Кейтель в той или иной форме соприкасался, то чувствуешь себя виновным, не размышляя о том, идет ли здесь речь о виновности в правовом смысле или о трагической сопричастности к самим событиям, их причинам и следствиям, в смысле выпавшей на их долю судьбы.
