Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим
У испанцев было несколько великолепных трехпалубников. Они имели даже четырехпалубник — «Сантисима-Тринидад», крупнейший в мире корабль, несший на борту 136 орудий; «Принц Астурийский» и «Санта-Анна» имели по 120 и «Райо» 100 орудий. Также у них имелось два превосходных 80-пушечника, «Аргонаута» и «Нептуно»; на каждом из них имелось примерно по 90 орудий. Но, в то время как их тяжелые корабли были, подобно французским, вооружены 36-ти, 24-х и 12-фунтовками, 74-пушечники были вооружены значительно легче — 24-х и 18-фунтовками.
На них было установлено значительное количество карронад, что в известной мере компенсировало слабость основного вооружения. На «Санта-Анне» было двадцать карронад, но маловероятно, что их качество можно было сравнить с британским.
Все три флота, таким образом, начинили свои корабли дополнительным вооружением, предназначенным для ближнего боя. Все трое считали, что кровавая баня является верным шансом на победу.
Днем 18 октября офицеры Объединенного флота отслужили мессу в кармелитской церкви. Гребные суда доставили их к молу, и по тенистой Аламеде они прошли от порта до монастыря, возвышавшегося над заливом. Они распахнули громадные деревянные ворота и вошли внутрь здания, чей интерьер в стиле барокко был богато украшен красным деревом, мрамором и золотом. Раскачивались кадильницы, играл орган, с позолоченной стены над алтарем на молившихся взирала мадонна.
Затем последовали трогательные расставания. Лейтенант Пьер Бодран с «Буцентавра» получил от горячо любимой андалусийки миниатюру с ее портретом, которую он спрятал на своей груди. Очень многие из испанских офицеров и матросов были уроженцами Кадиса, и было много слезных сцен прощания с женами и домочадцами. Дионисио Алькала Галиано не прощался: его жена была больна, и он отправил ее с сыном Антонио на своем командирском катере в близлежащее селение Чиклана, где имущие граждане Кадиса имели загородные виллы. Там она могла выздоравливать в мире и покое, к тому же его семья была бы в безопасности, решись Нельсон обстреливать город. Косме де Чуррука поручил своему юному шурину Хосе Руису де Аподака написать его родителям, что он отправляется на битву, которая наверняка будет кровопролитной. "Попрощайся с ними, твоя судьба будет неотделима от моей. Я не сдам свой корабль прежде, чем он взорвется или будет потоплен. Таков долг тех, кто служит королю и стране". Своему родному брату он писал: "Если ты услышишь, что мой корабль захвачен, знай, что я мертв".
Корабли с развевающимися красными и желтыми флагами представляли собой внушительное зрелище. Бирюзовые воды струились и искрились под безоблачным голубым небом. Родные и близкие сгрудились на молу и на набережной, стояли на балконах и башнях, наблюдая, как шлюпки отваливают от причала. Слова прощания были полны мрачных предчувствий.
Ближе к вечеру Вильнёв подал флоту сигнал сниматься с якорей, принять на борт плавсредства, приготовиться к постановке парусов и послать по офицеру на флагманский корабль за окончательными инструкциями и боевыми приказами. Задувал свежий бриз от норд-веста. Для выхода из бухты Кадис кораблям был необходим восточный ветер, а эскадра Магона, хотя и готовая к движению, не смогла бы предпринять внезапную ночную атаку на фрегаты Блеквуда.
Большинство кораблей находилось в самой гавани и имело еще большие проблемы с ветром. «Фугё» Бодуэна стоял на якоре между фортами Пуэрто-Реаль и Порталес, слишком глубоко внутри бухты, что представляло выход при таких условиях нелегким делом. Кроме того, немало еще оставалось сделать до выхода, в том числе принять на борт свои орудия, которые перед тем были установлены на канонерских лодках для обороны порта. Тем не менее, к ночи все корабли уже стояли на одном якоре, готовые к выходу с наступлением нового дня.
С рассветом ветер поменял направление, но явился лишь легким дуновением бриза от ост-зюйд-оста. Вильнёв подал сигнал на выход и французские корабли «Альхесирас», «Ашилль», «Аргонавт», «Нэптюн», «Герой», «Дюге-Труэн» с испанским кораблем «Багама» двинулись на выход по полной воде. К ним присоединились фрегаты «Гермиона», «Рейн» и «Фемида». Но слабый ветер зашел на юг, и остальные корабли смогли только переместиться из гавани в бухту и не далее. Бодуэн добрался из глубины бухты до траверза гавани Кадиса верпованием, т. е. перемещением якоря с помощью корабельных шлюпок вперед по ходу с последующей выборкой каната на корабле. Корабль продвигался до места отдачи якоря, и все повторялось.
В открытом море была поднята тревога. С первыми лучами солнца фрегаты Нельсона приблизились на расстояние четырех миль от Кадиса. Ближайшим из них оказался «Сириус», и Уильям Проуз, проинспектировав неприятельские корабли, флажным семафором передал Генри Блеквуду: "Неприятель поднимает марса-реи". В течение полутора часов Блеквуд наблюдал в подзорную трубу, как пошли наверх и брам-реи, а на восьми кораблях поставили марселя. В 7 часов утра ближайшие корабли начали движение. Убедившись, что они выходят в море, Блеквуд послал «Фебу» Томаса Кэйпела на вест-норд-вест, ближе к позиции, где крейсировала передовая эскадра линейных кораблей под командованием Даффа. Со своей позиции Блеквуд с трудом различал силуэт «Дефенса» Джорджа Хоупа, ближайшего из кораблей Даффа. К восьми часам он насчитал девятнадцать неприятельских кораблей на ходу. На всех из них, кроме двух, были поставлены марселя. Блеквуд поднял сигнал № 370: "Корабли неприятеля выходят из порта или снимаются с якоря". Кэйпел повторил этот сигнал, стреляя из пушек для привлечения внимания. «Дефенс» принял сигнал «Фебы» и отрепетовал его «Агамемнону». Берри передал этот долгожданный сигнал Джеймсу Моррису на «Колосс», а тот Даффу на «Марс».
Через переговорную трубу Блеквуд передал Томасу Дандасу распоряжение поставить «Наяду» так, чтобы образовать совместно с «Фебой» цепь для передачи сигналов флоту. Используя свод сигналов Попхема, экземпляры которого Нельсон привез с собой из Англии, он приказал Питеру Паркеру следовать на своем «Визеле» в Гибралтар и Тетуан, чтобы предупредить о происходящем корабли адмирала Луиса. «Пикл» был послан на юг в район мыса Спартель с подобной целью.
Когда Магон выходил в открытое море на «Альхесирасе», он увидел эти суда, уходящие на предельной скорости, и послал свой фрегат «Гермиона» наблюдать за британскими фрегатами, одновременно организуя свои корабли для преследования. Но затем ветер стал слабеть, и к полудню воцарился полный штиль. Блеквуд наблюдал вражеские корабли, застрявшие на рейде и беспомощные от безветрия.
В девять часов утра, находясь в пятидесяти милях к востоку [31], Нельсон заканчивал письмо "дорогому Колли" и размышлял об обеденном приеме. "Что за прекрасный день! — заканчивал он письмо. — Смогу ли я соблазнить вас прибыть ко мне? Если да, поднимите вымпел «Виктори» и утвердительный". Он отослал письмо Коллингвуду, затем связался с другими предполагаемыми гостями. «Принц» был занят приемом воды с «Британии», на остальных кораблях все было спокойно. Капитан «Беллерофона» Джон Кук принял приглашение своего адмирала и «Виктори» адресовал ему сигнал подойти поближе.
На борту «Беллерофона» первый лейтенант Уильям Камби как раз распоряжался добавить парусов, когда он заметил сигнал, развевающийся на топе мачты дозорного корабля «Марс». Он подумал, что это мог быть сигнал № 370 — сигнал, которого все так ждали, и послал мичмана к капитану Куку с запросом на разрешение отрепетовать сигнал адмиралу. "В этот момент «Марс» был так далеко от нас, что над горизонтом виднелись только брам-стеньги. Кук сказал, что не хотел бы репетовать такой важный сигнал, не убедившись в его точности — расстояние было так велико, что даже в подзорную трубу он не смог этого сделать". Камби же был уверен в остроте своего зрения. Кук спросил, может ли кто-нибудь подтвердить мнение Камби, но никто из офицеров и сигнальщиков не решился на это. "Я был до горькой обиды разочарован тем, что мое страстное желание сделать «Беллерофон» первым, кто отрепетует этот долгожданный сигнал адмиралу, не осуществилось", — вспоминал Камби.
