Александр Стрыгин - Расплата
Маша вскочила с постели и в одной рубашке, босиком пошла за печь. Захар и Василиса обмерли, увидев Машу. Она стояла в дверях, как привидение.
- Это правда? - задыхаясь, прошептала она.
- Что правда, доченька? - кинулась к ней Василиса. - Иди, ложись, заболеешь так. Похолодела вся. - И повела Машу к постели.
Маша упала ничком на подушку и проплакала всю ночь, не слушая уговоров свекрови.
На заре приехал Василий. Вошел в дом, увидел сидящих по углам отца и мать, услышал тихие рыдания Маши. Виновато потоптался на месте.
Захар встал, злобно сверкнув на него глазами.
- Ы-ы! - промычал он сквозь стиснутые зубы и замахнулся на Василия. Но не ударил. Безвольно опустил руку и ушел из дому. Мать уткнулась в фартук, не зная, что сказать сыну.
Василий натянул только что снятый картуз и вышел.
- Сук-кин ты сын! - прошипел Захар, остановив Василия в сенях. - Что же ты с Машей делаешь? Эх ты, горе-горюхино!
- Батя, - не поднимая глаз, ответил Василий, - Соня жизнь мне спасла. Не она - убили бы меня. - И тяжело зашагал прочь.
- Чем так... лучше убили бы... - беспощадно бросил ему вслед Захар.
Василий ничего не ответил и, ссутулившись, поплелся к конюшне.
Прискакал в сельский Совет и, не слезая с коня, вызвал Андрея:
- Я на несколько дней в Тамбов. Сенокосилку буду Добиваться. Так ты это... посматривай тут.
- Ты что такой бледный? Не заболел? - спросил Андрей, внимательно разглядывая лицо Василия.
- Нам с тобой болеть нельзя. Все пройдет, - и стегнул Корноухого.
Василий понимал, что не ладно у него получается в семье, но ничего не мог поделать с собой. Не в силах был оторвать от сердца Соню. И ведь не то чтобы разлюбил Машу, нет, она по-прежнему была дорога ему, как мать его детей, как родной человек, но к ней уже не тянет так, как тянет к ласковой и немножко взбалмошной Соне. Эти противоречивые мысли и чувства заслонили в его сознании все другие заботы. Он жил словно во сне, тяжело вздыхал, худел.
И пришел наконец к выводу, что ему самому не справиться со своими душевными муками, что нужен какой-то посторонний твердый, умный человек, который подскажет ему выход из этого запутанного положения.
3
То и дело звонил телефон, требовательно и тревожно. Чичканов кому-то отвечал, кого-то приглашал зайти.
Василий сидел перед ним и никак не решался начать. Даже глаз не мог оторвать от картуза, который с ожесточением мял на коленях.
Наконец Чичканов подошел к Василию, положил руку на его плечо.
- Ты за нарядом? Я не забыл своего обещания. Просил сенокосилку получай. Расстарались для пострадавшей коммуны. - Чичканов доверительно улыбнулся. - Надеюсь, коммуна будет образцовой? - И, не дождавшись ответа, добавил: - Верю. А сейчас... если хочешь, пойдем со мной на подпольное буржуйское собрание. Там, правда, нас не ждут, но тем лучше для нас.
Василий поднял на Чичканова удивленные глаза.
- Думаешь, в городе все благополучно? Гарнизон! Милиция! Да, и гарнизон и милиция, а врагов и саботажников хватает. Купчишки прячут продовольствие, спекулируют... свой профсоюз создали! Вот мы и послушаем, что нам пророчат господа торгаши.
От стыда и раскаяния Василий готов был провалиться сквозь землю. Кругом идет упорная борьба, кругом враги, а он - со своим личным...
Василий хрипло откашлялся:
- Как же вы про ихнее собрание узнали?
- Продагент вчера арестован, он с ними был связан. - Чичканов вынул из стола револьвер, положил в карман брюк. Кожаный картуз со звездой нахлобучил на черный волнистый чуб. - Пошли?
Василий успел уже подавить в себе смущение и теперь готов был идти за Чичкановым хоть в огонь. Он не задавал больше вопросов, хотя мог бы, конечно, спросить, почему они идут одни, не опасно ли это для жизни председателя Губисполкома.
На улице Чичканов спросил у Василия:
- Ты что же не похвалишься - у тебя дочка родилась?
- Любочка.
- И у меня есть дочка... Олечка. Наше будущее.
На Базарной улице, залитой жарким летним солнцем, они смешались с толпой. У каменного подъезда бакалейной лавки Чичканов остановился.
- Когда я войду, ты останешься у двери, - сказал Чичканов. - Наган есть?
- Есть.
Во дворе их встретил тот самый купчишка, который отдал церковное вино господам офицерам в дни мятежа.
- Вам кого, товарищи? - подобострастно пропел купец, погладив лысину.
- Кого надо - сами найдем, - ответил Чичканов. Это был пароль, сообщенный арестованным продагентом.
Купец осклабился и указал на крыльцо:
- Вверх по лестнице, пожалуйста.
На втором этаже, прямо на лестничной площадке, дверь, обитая оцинкованным железом.
Условный стук - один сильный удар.
Дверь открыли.
В полутемной комнате - десятка полтора мужчин, замерших при появлении Чичканова. Слышен только настороженный шорох.
- Здравствуйте, господа торгаши! Вы меня узнаете?
Молчание.
- Вижу, что узнаете. Я многих из вас тоже знаю. Вот пришел послушать, что вас так беспокоит... даже собрание собрали.
Он говорил и приближался к столу, не вынимая руки из кармана. Сел на свободный стул.
- Ну? Продолжайте...
Несколько мгновений висела над столом напряженная тишина.
Василий стоял у двери, сжимая в кармане рукоятку револьвера.
- Вот метелошников нам не хватает, товарищ Чичканов, - процедил ехидный голосок.
У Чичканова вздрогнули желваки и замерли.
- Ходит слух, твой отец хорошо метлы вязал. Ты, случаем, не в него пошел? А то нам торговать нечем. - Это говорит уже другой человек, другим, более злым голосом.
Чичканов даже взглядом не повел в его сторону - словно окаменел.
Купцы осмелели:
- Чем будешь кормить горожан?
- Подохнете все!
- Властители.
Какой-то грузный купец потянулся было с кулаками.
- Хватит! - Чичканов тяжело ударил по столу и встал. - Теперь слушайте меня. Я шел сюда арестовать всех вас и отдать в ревтрибунал.
В наступившей тишине резко скрипнуло несколько стульев.
- Сидеть! Дом оцеплен чекистами, - предупредил Чичканов движение купцов. И усмехнулся, довольный. - Как видите, я кое-что умею вязать и кроме метел! Но я раздумал, - продолжал Чичканов, - в трибунале вас могут расстрелять, как заговорщиков против советской власти. - Он помедлил, оглядывая купцов. - А вы горите желанием помочь нам, чтобы горожане не подохли с голоду... Так вот... - Он тяжело опустил руку на стол. - С сего дня вы являетесь заложниками. Откроете добровольно свои тайные склады помилуем, разрешим торговлю через кооперацию, не откроете - арестуем. Понятно?
Никто не ответил. Только злобно сопели.
- Василий, открой дверь!
Купцы зашевелились.
- Я согласен!
- Я тоже...
- Кто согласился, прошу предъявить документы для записи...
Радостное ощущение силы советской власти переполнило Василия. Он разжал затекшие на рукоятке нагана пальцы и толкнул плечом дверь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Солнце еще с горы ног не спустило, а Ефим Олесин уже вышагивал по городской улице.
Одетый в новые холщовые штаны и рубаху, он выглядел молодцевато. Кажется, что и солнце-то сегодня раньше встает по такому случаю!
Хотел Ефим прямо на подводе подъехать к вокзалу, где теперь работает смазчиком Панька, да любопытство взяло верх. Клашу посмотреть захотелось. Теперь не обернешь дело - на сносях баба, глядишь, внука Ефиму принесет.
Кланя встретила его ласково, батей назвала. Расслабло сердце Ефима распряг лошадь во дворе, велел Клаше доглядеть, а сам пешком на вокзал.
Но что это? На перрон не пускают.
Ефим подошел к милиционеру.
- Не могу, - ответил тот. - Только по пропуску.
- Да мой сын, Панька, тут работает. К нему мне надо.
Милиционер стоял на своем.
Ефим рассердился:
- А еще говорят: батраку везде дорога! К сыну родному не пущают!
- Да пойми ты, - не вытерпел милиционер, - агитпоезд председателя ВЦИК товарища Калинина встречаем. Не можем же мы всех пустить!
- Что тут случилось? - Строгий голос заставил Ефима обернуться.
- Вот, товарищ Чичканов, он к сыну просится. Сын его тут работает.
- Вы кто? - уже мягче спросил Чичканов, рассматривая Ефима.
- Я - кривушинский коммунар, Ефим Олесин, а он меня не пущает.
- Так ты из Кривуши? Знаю, знаю вашу коммуну. И председателя Ревякина знаю.
- Я ведь и Калинину не помешаю, - умоляюще продолжал Ефим. - От батрацкого спасиба и Калинин не отвернется.
Высокий худощавый мужчина, стоявший рядом с Чичкановым, улыбнулся и мягко сказал:
- Конечно, не отвернется. Пропустите его!
- Есть, товарищ Подбельский, пропустить! - Милиционер взял под козырек.
- Давайте нашего коммунара с Михаилом Ивановичем познакомим? предложил Чичканов Подбельскому.
- Что ж... Пойдемте с нами, товарищ...
Ефим разгладил реденькие волосики бороды.
Состав из семи пассажирских вагонов тихо подошел к перрону. Строй курсантов замер в почетном карауле.
Глаза всех встречающих прикованы к вагонам, украшенным плакатами, березовыми ветками, лозунгами: "Да здравствует пожар мировой революции!"
