Сергей Каштанов - Московское царство и Запад. Историографические очерки
Высказывание И. И. Смирнова очень неконкретно. Ставя вопрос таким образом, следовало бы точно указать, какие именно судебные права автор считает иммунитетными, а какие просто вотчинными. Почему, например, изъятие из феодального суда права разбора тяжб о душегубстве, разбое, татьбе с поличным в XV – начале XVI в. И. И. Смирнов подводит под понятие «ограничения» иммунитета[490], а в изъятии этих же дел из вотчинного суда феодалов второй половины XVI–XVII в. он видит уничтожение или «упразднение» иммунитета? В чем здесь принципиальная разница? В обоих случаях можно говорить или о том, что вотчинный суд дополняет государственный или что он противостоит ему.
Сама мысль о противопоставлении и дополнении не содержит в себе сколько-нибудь убедительного критерия для дифференциации этих понятий и исходит не из сравнения ограниченного «иммунитета» XV–XVI вв. с «вотчинным судом» XVII в., а из сравнения полного иммунитета XII–XIV вв. с положением иммунитета в более поздний период. При конкретной постановке вопроса ясно, что суть дела сводится лишь к степени ограничения иммунитета. И. И. Смирнов признает сохранение «политической власти землевладельцев по отношению к крестьянам» и после так называемого «упразднения иммунитета»[491]. А сам И. И. Смирнов в своем определении иммунитета считает его политической властью феодалов по отношению к населению их владений. Таким образом, теория И. И. Смирнова об уничтожении иммунитета логически несовместима с его определением иммунитета. Автор должен либо указать, что под иммунитетом он имеет в виду не политическую власть феодала в пределах его владений в целом, а только какую-то часть этой власти, и строго конкретно определить комплекс прав, которые он считает иммунитетными, отделив их от других политических прав феодалов, неиммунитетных. Только тогда автор будет вправе поставить вопрос об уничтожении иммунитета. Если же И. И. Смирнов сохраняет свое общее определение иммунитета, то он не может говорить об уничтожении его в рамках феодальной формации, не впадая в противоречие со своим исходным определением.
Мы сейчас пытались показать неубедительность теории И. И. Смирнова с точки зрения ее внутренней логики. Теперь поставим вопрос, правильно ли определение иммунитета как института чисто политического? И. И. Смирнов стремится рассматривать иммунитет в качестве категории, характеризующей взаимоотношения только между феодалами и правительством, однако даже в своем определении иммунитета он вынужден упомянуть население феодальных владений, ибо на это население была обращена политическая власть феодала. И. И. Смирнов считает, что власть феодала возникла независимо от государства, а иммунитет – атрибут земельной собственности. Но разве сама земельная собственность, абстрактно взятая, непосредственно рождает политические атрибуты? Рабовладельческое и буржуазное землевладение лишено таких атрибутов. К. Маркс и В. И. Ленин показали, что при феодализме в силу специфики распределения «владения» и «собственности» земельному собственнику для получения ренты необходимо внеэкономическое принуждение. Из этого и выросла высшая власть феодалов в военном деле и суде. Для И. И. Смирнова очень важно строго отделить надстроечные явления от базисных. Иммунитет он считает явлением надстроечным, значит не может быть никакой речи о его отождествлении с внеэкономическим принуждением, которое относится И. И. Смирновым к категории базисных явлений[492]. Все противоречия, возникающие на почве иммунитета, автор сводит к противоречиям между феодалами и государством, а не к противоречиям между производящим и эксплуатирующим классами в первую очередь.
К. Маркс последовательно проводил мысль об органическом переплетении базисных и надстроечных явлений в рамках феодального хозяйства. Он писал, что при феодализме «отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения…»[493]. Выражением «в то же время» Маркс показывает, что экономические отношения при феодализме проявляются не столько в своем чистом виде, сколько в политической форме. Поэтому здесь мы видим «непосредственное» отношение господства и порабощения.
Посмотрим теперь, можно ли отделить иммунитет как явление «надстроечное» от феодального базиса. Важнейший элемент иммунитета – обеспечение феодалов земельной рентой. В получении ренты проявляется экономическая власть феодалов, ибо «какова бы ни была специфическая форма ренты, всем ее типам обще то обстоятельство, что присвоение ренты есть экономическая форма, в которой реализуется земельная собственность»[494]. Таким образом, получение ренты – явление экономическое, а иммунитет прежде всего и предполагает получение ренты феодалом. Значит, иммунитет – органическая часть феодального базиса. Вместе с тем само получение ренты возможно лишь при наличии внеэкономического принуждения, которое также входит в состав иммунитета. Следовательно, уже податной иммунитет выражает синтез экономической и внеэкономической власти феодала в пределах его владения. Судебно-административный, военный и таможенный иммунитеты, вырастая на базе все той же борьбы за ренту и укрепление феодальной земельной собственности, являлись широкой формой внеэкономического принуждения, усиливавшей податной иммунитет феодалов. Но, может быть, рента – сама по себе, а податной иммунитет – сам по себе? Податной иммунитет – это просто освобождение от государственных налогов, а судебный – от правительственного суда? Так полагает И. И. Смирнов, считающий в то же время земельную собственность основой иммунитета.
Какова же роль земельной собственности в схеме И. И. Смирнова? Иммунитет – ее атрибут. Почему? Неясно: ведь И. И. Смирнов не считает, что именно внутренняя структура феодальной земельной собственности порождает иммунитет. Значит, остается толкование Неволина, согласно которому «при слабой власти общественной сильный вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином». Отсюда фактический отход И. И. Смирнова от рассмотрения иммунитета как атрибута феодальной формы земельной собственности вообще и попытка обусловить иммунитет только крупной феодальной собственностью. Лишь крупные собственники политически независимы, лишь у них и возникает иммунитет независимо от государственной власти – такова логика И. И. Смирнова. Говоря конкретнее, по И. И. Смирнову, иммунитетом пользовались «государи», самостоятельные собственники больших земель[495], причем именно вследствие своего государственного положения, а не в связи с внутренними потребностями феодального
производства в пределах их владений. По существу это та же теория государственного происхождения иммунитета, исходящая только из предположения о разделении страны на множество мелких государств, внутри каждого из которых вследствие его политической независимости рождался иммунитет[496]. Тогда сами крупные феодалы предстают скорее в виде удельных князей или наместников, взимающих налоги и творящих суд, чем в виде земельных собственников, получающих феодальную ренту. Вот почему И. И. Смирнов с такой легкостью упраздняет их «иммунитет». Он по существу ликвидирует не иммунитетные привилегии феодалов-землевладельцев, а государственные права удельных князей. В таком случае надо действительно признать вслед за К. А. Неволиным и К. С. Аксаковым, что крестьяне во владениях этих иммунистов были свободными. Если доводить дело до логического конца, из всего этого будет следовать, что в период расцвета иммунитета феодализма в России еще не было (ср. выводы В. И. Сергеевича).
Ничуть не противоречит такому пониманию схемы И. И. Смирнова его теория происхождения и отмены иммунитета средних и мелких вотчинников в XV–XVI вв. Источником их иммунитетных прав автор прямо считает государственные пожалования. При этом, по мнению И. И. Смирнова, «для служилых людей главную ценность жалованной грамоты представляло не столько предоставление права суда в отношении своих крестьян, сколько то, что жалованные грамоты изымали грамотчика из круга ведения наместников и волостелей»[497], «из подвластного лица такой грамотчик превращался в своего рода контрагента наместников и волостелей, к которому перешла часть принадлежавших им ранее прав»[498]. Следовательно, И. И. Смирнов рассматривает этих иммунистов опять-таки как орган государственного управления, как «контрагентов» наместников и волостелей. Отсюда естественный вывод о ликвидации иммунитетных или государственных прав контрагентов наместников в связи с ликвидацией самой системы наместничьего управления в середине XVI в.[499].
Итак, мы видим, что противопоставление, отделение друг от друга податного иммунитета и ренты возможно только в том случае, если отрицать феодальные отношения внутри иммунитетного владения. Тогда земельный собственник выступает в двух резко разграниченных ролях: государя, собирающего налоги со своих подданных, и частного лица, взимающего ренту со своих крестьян (свободных или несвободных?). Как государь он осуществляет право иммунитета, как частное лицо он пользуется вотчинным правом. При такой постановке вопроса, во-первых, отпадает всякая связь иммунитета с земельной собственностью, ибо с ней связано лишь вотчинное право (рента), во-вторых, все отношения приобретают искусственный характер. Между тем своеобразие феодальной власти заключалось в тесном сочетании в ней элементов публичного и частного права.
