От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Поворот влево в британской политике действительно был налицо. Закон Батлера об образовании сделал все школы в стране государственными. Минимальный возраст выпуска из школы был поднят до 15 лет, отменялась плата за обучение в государственных средних школах.

Был принят закон о государственном страховании, вводивший также пособие на ребенка. В течение года национализированы Английский банк, угольная промышленность, железные дороги, авиационные, железнодорожные и автомобильные перевозки, а позже газовая, сталелитейная промышленность, электроэнергетика. Государственное казначейство выкупало доли в тех промышленных предприятиях, которые во время войны работали под правительственным контролем.

Но что касается внешней политики, то здесь преемственность с линией Черчилля сохранялась. И Бевин, и Моррисон были рекомендованы в состав кабинета Черчиллем, а их основным консультантом по внешнеполитическим вопросам выступал Иден. В палате общин Иден как главный голос консерваторов по международным делам выступал всегда вслед за Бевином и неизменно его поддерживал. В мемуарах Иден признавался, что поддерживал бы еще сильнее, если бы не опасения причинить тем самым неудобства действовавшему министру иностранных дел.

Правительство Эттли попыталось даже сдуть пыль с черчиллевского плана «Немыслимое», о чем свидетельствуют не так давно рассекреченные документы британских архивов. Историк Евгений Спицын пишет, что «ведение переговоров по этому плану было поручено руководителю британской военной миссии в Вашингтоне фельдмаршалу Генри Вильсону, который обсуждал английские военные проекты с президентом Гарри Трумэном, генералом Дуайтом Эйзенхауэром и канадским премьером Маккензи Кингом. Затем в сентябре 1945 года последовала окруженная особой завесой секретности „яхтинская встреча“ у побережья США генерала Эйзенхауэра и его британского коллеги фельдмаршала Бернарда Монтгомери, на которой два бывших главкома англо-американских войск в Европе пришли к неутешительному выводу, что союзники не смогут остановить Красную Армию, если она предпримет наступление в Западной Европе. Поэтому план операции „Немыслимое“, а точнее то, что от него осталось, был тогда же отправлен в архив».

Тем не менее осенью выяснилось, что около миллиона немецких солдат в британской зоне оккупации не были переведены на положение военнопленных, они даже продолжали заниматься военной подготовкой. Сохранялась в порядке немецкая военная техника. В декабре британская военная администрация в нарушение Потсдамских решений взяла на себя управление всеми угольными шахтами Рурского бассейна (а затем и над расположенными там металлургическими предприятиями, мотивировав эти шаги необходимостью поддерживать военные возможности перед лицом советской агрессии).

Очень активны по всей Западной Европе были британские спецслужбы. Для Управления специальных операций и его преемника – подразделения Ми-6 по спецоперациям – долговременные цели были поставлены британскими начальниками штабов 4 октября 1945 года. Было приказано создать сеть, способную к быстрому расширению в случае войны и обслуживанию оперативных потребностей тайной сети британского правительства за границей. Приоритет отдавался странам, «пока еще не находящимся под советским влиянием». Многочисленный персонал УСО оставался после войны в Германии, Австрии, Италии, Греции и Турции. Послевоенная директива УСО четко давала понять, что главными врагами были коммунизм, Советский Союз и европейские коммунисты.

Ну и, конечно, активной антисоветской политической величиной первого порядка оставался Уинстон Черчилль.

После поражения на выборах Черчиллем овладела депрессия, нехарактерная для него меланхолия, он проводил дни в раздражительности, самооправданиях, обличениях неблагодарных.

Он стал лидером оппозиции, но привык себя видеть в другой роли. Вокруг шли разговоры, что ему надо как следует отдохнуть. Даже парикмахер в палате общин мимоходом заметил:

– Сэр, почему бы Вам не бросить все это? Так было бы лучше, чем привязывать себя к этому месту.

Клементина и Иден поддержали бы мнение парикмахера: они также склонялись к мнению, что Черчиллю лучше уйти в отставку. Лорд Бивербрук и другие призывали не сдаваться и продолжать борьбу. После мучительных размышлений Черчилль решил, что ему не по душе «роль обвешанного регалиями быка в загоне, вся заслуга которого в былой ловкости». Он останется в политике и сохранит руководство консервативной партией, хотя меньше времени будет уделять дебатам в палате общин.

Лечащий врач Черчилля лорд Моран замечал: «Черчиллю было 70 лет, когда случился шок от выборов в 1945 года. Это произошло сразу же после суровых военных испытаний. И конечно же стресс поражения явился ударом по его здоровью. Однако по мере того, как проходили месяцы, мои главные страхи стали почти забываться. Он восстановил свой интерес к жизни, энергично возвратился к жизни и, казалось, оставил все прошлое позади».

Второго сентября на любезно ему предоставленном самолете фельдмаршала Александера, командовавшего союзными войсками в Италии, Черчилль отбыл на Апеннины. Клементина осталась в Англии, чтобы привести в обитаемый вид заброшенный за годы войны Чартвелл и наконец-то купленный новый лондонский дом на Гайд-парк-гейт, 28.

Похоже, именно в этот день Черчилль начал писать свои мемуары. Как и за четверть века до этого, когда он описал события Первой мировой войны в шеститомном «Мировом кризисе». Его доктор зафиксировал в дневнике: «Второе сентября 1945 г. Этим утром мы вылетели на „Дакоте“ Александера и прибыли в Милан после 5 с половиной часов полета. Все это время Уинстон был буквально закопан в груде записей, накопленных в течение пяти лет, когда он месяц за месяцем отсылал документы управляющему своим кабинетом. Даже во время ланча он продолжал читать, отводя взгляд только для того, чтобы закурить сигару». Работа растянется более чем на пять лет, но результат превзойдет даже ожидания автора: за шеститомную «Историю Второй мировой войны» Черчилль получит Нобелевскую премию по литературе.

«Разумеется, историографическая работа представляла собой и вариант самоутверждения, возвращения в национальную жизнь в качестве эпического героя, проведшего корабль британской политики сквозь бурные воды самого большого национального испытания. И Черчилль еще надеялся. Он думал, что написанная с фантастической быстротой история второй мировой войны будет эффективным оружием в главной сфере его жизни – политике», – писал Анатолий Уткин.

Александер выбрал для Черчилля идеальное место для отдыха и занятий живописью – виллу Роза на озере Комо. Она возвышалась над озером, и из нее открывался прекрасный вид на противоположный берег с деревушками, зарослями и горами, а сад спускался к самой воде. В письме Клементине от 5 сентября Черчилль сообщал: «Мне стало гораздо лучше, и я ни о чем не переживаю. С тех пор, как покинули Англию, мы не читаем газет, и у меня больше нет прежнего острого желания листать их».

На озере Комо Черчилль провел семнадцать дней. За первую неделю он нарисовал три картины и принялся за четвертую. Затем пожил в окрестностях Генуи, откуда на автомобиле отправился на запад вдоль побережья Монте-Карло. В Антибе Эйзенхауэр предоставил ему свою виллу с полным штатом прислуги.

Через двадцать пять безмятежных дней под итальянским солнцем, с пятнадцатью законченными картинами Черчилль вернулся в Лондон, в новый дом на Гайд-парк-гейт.

Он старался также как можно больше времени проводить в своем имении в Чартвелл, где восстанавливался довоенный порядок. Немецкие военнопленные чистили рыбный пруд и бассейн, сооруженные Черчиллем двумя десятилетиями ранее.

Черчилль занял место в первом ряду на скамье оппозиции в палате общин и продолжил борьбу. Когда он в первый раз вернулся в зал заседаний, которые проходили тогда в палате лордов (зал палаты общин восстанавливали после бомбежки), консерваторы вскочили с мест и запели «For He's a Jolly Good Fellow», на что лейбористы ответили пением «The Red Flag». Черчилль еженедельно проводил совещания теневого кабинета, вырабатывавшего политику теперь парламентской оппозиции.