От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Де Голль тем временем провел 11 ноября церемонию на Площади Этуаль возле могилы Неизвестного солдата, посвященную памяти победы в Первой мировой войне, и выступил с речью у подножия Триумфальной арки, призвав к единству и братству, чтобы «вылечить раненую Францию… и идти вперед одним путем, в одном строю, с одной песней на устах».

– Устремим в будущее взор великого народа, в груди которого бьется единое сердце!

Народ на площади был в восторге.

Два дня спустя парламент единогласно избрал де Голля председателем правительства Французской Республики. Но сам он не сомневался, что «голосование в Национальном собрании было реверансом в мою сторону за мои прошлые заслуги, а не гарантией на будущее».

Приступив 15 ноября к формированию правительства, первое что сделал де Голль – рассорился с коммунистами и социалистами, составлявшими парламентское большинство. Вот как описывал это сам де Голль: «Надменные и недоверчивые социалисты докапывались до сути моей программы, ставили многочисленные условия и заявили, что в любом случае они проголосуют только за тот состав кабинета, который поддержат и в котором будут представлены коммунисты. Сами же коммунисты, затеяв крупную игру, потребовали устами Мориса Тореза по крайней мере один из главных, по их мнению, портфелей: министра национальной обороны, министра внутренних дел или министра иностранных дел. Это был ключевой вопрос. Если я уступлю, то коммунисты, располагая одним из главных командных рычагов в государстве, получат, в случае возникновения беспорядков, средство прийти к власти. Если я откажу, я рискую потерять возможность сформировать правительство, и тогда ФКП, доказав, что она сильнее де Голля, станет хозяйкой положения.

Я решил резать по живому и вынудить коммунистов либо принять мои условия вхождения в правительство, либо остаться ни с чем. Я объявил Торезу, что ни одного из трех выше перечисленных министерств его партия не получит и что он может рассчитывать лишь на „экономические“ портфели».

Впрочем, здесь де Голль преувеличивал степень своей самостоятельности в принятии решений по составу кабинета. В отстранении ФКП от реальной власти не обошлось без американского вмешательства. Швейцарский историк Даниэль Генсер обнаружил: «Только позже выяснилось, что в тихий переворот был вовлечен Вашингтон. Генерал Реверс, начальник штаба во Франции, позже сообщил, что американское правительство попросило Рамадье подвинуть коммунистических министров. В частности, „социалисты обсуждали этот вопрос заранее с послом Кэффери“, который объяснил французским социалистам, что американская экономическая помощь не будет оказана, пока коммунисты остаются в исполнительной власти».

Правительство было сформировано 21 ноября. Коммунисты – Бийу, Круаза, Поль и Тийон – получили четыре министерства – национальной экономики, труда, производства и военной промышленности.

Четверо министров были социалистами – Мок, Танги-Прижан, Тома и Тиксье, четыре представляли МРП – Бидо, Мишле, Прижан и Тетжен; два были участниками Сопротивления из Демократического союза – Плевен и Сустель, радикалов представлял Жакоби. Дотри и Мальро были беспартийными и не имели депутатских мандатов. Декоративную верхушку правительства составили четыре государственных министра: социалист Ориоль, народный республиканец Гэ, умеренный Жакино и коммунист Торез.

Коммунисты не простили де Голлю такого отношения к победившей на выборах партии.

Свою весьма аморфную программу Де Голль изложил 23 ноября в Национальном собрании. Он жаловался на сложность положения в стране, требовал укрепления институтов, обеспечивающих «ответственность, стабильность и авторитет исполнительной власти» и призывал депутатов объединить усилия для переустройства Франции. Парламент опять единогласно одобрил программу.

Де Голль, человек далеко не левых взглядов, оказавшись у кормила Франции, был, по сути, вынужден проводить левую политику, которая отражала доминировавшие в стране настроения.

Он согласился с коммунистами и социалистами, что «главные источники национального богатства должны вновь стать коллективной собственностью». Под его руководством началась национализация угольных шахт, отдельных предприятий черной промышленности, депозитных банков, страховых компаний. При этом входившие в состав правительства коммунист Марсель Поль и социалист Роберт Лакост прилагали усилия к тому, чтобы во главе национализируемых предприятий оказались видные фигуры Сопротивления или профсоюзные деятели. Под руководством комиссара Пьера Ларока осуществлялась программа создания единой системы социального страхования.

«Все эти меры, которые можно было бы назвать „левыми“, в то время воспринимались не как часть одной программы, которую проводил генерал де Голль в качестве главы правительства, но как завоевания, достигнутые благодаря коммунистам и Национальному совету Сопротивления, – пишет историк Марк Ферро. – Они не были по-настоящему оценены главным образом потому, что в восстанавливающейся стране казались естественными».

Правительство предложило и провело через парламент закон о национализации Французского банка и четырех кредитных учреждений. Был создан Национальный совет по кредиту при министре финансов. За этим последовал закон о национализации газовой промышленности и электроэнергетики.

Коммунисты не раз использовали парламентскую трибуну, чтобы резко осудить французскую колониальную войну в Индокитае. Депутат Жанет Вермеерш утверждала, что «в пылающих вьетнамских деревнях французы творили те же зверства», что и нацисты во Франции несколькими годами ранее. Замечание вызвало смятение в парламенте, его президент не выдержал:

– Мадам, крайне вежливо повторяю Вам, что это неприемлемо. Вы оскорбили и Национальную ассамблею, и страну. Мадам, я никогда не верил, что женщина способна так ненавидеть.

– Да, я ненавижу. Ненавижу, когда думаю о миллионах рабочих, которых вы эксплуатируете. Да, я ненавижу большинство этой Ассамблеи!..

Продолжался конфликт вокруг французского военного присутствия в Северной Италии, которое превращалось в постоянную оккупацию. Де Голлю удастся дожать ситуацию в свою пользу, получив крошечные территориальные приращения взамен на мирный договор с Италией.

Но на Ближнем Востоке Францию ждал, скорее, провал. Ее войска из Леванта были выведены, о чем мы еще поведаем.

Стоить ли говорить, как де Голль был возмущен тем, что Францию не пригласили на московское совещание министров иностранных дел. В мемуарах он писал: «Вновь возвращались времена изоляции Франции, после того как конференция в Лондоне, учреждение четырехстороннего управления в Германии и Австрии, занятие Францией места постоянного члена Совета Безопасности и участие в церемонии подписания акта капитуляции Японии, казалось, положили этому конец».

Правда, предметом обсуждения на совещании «тройки» была подготовка мирных договоров с Болгарией, Румынией, Венгрией и Финляндией, и Лондон, Москва и Вашингтон оправдывали отсутствие Франции тем, что официально Франция не принимала участия в войне против этих четырех стран, ибо военные действия против сателлитов Германии начались во время вишистского режима. «На самом же деле речь шла о передаче судьбы восточноевропейских стран в руки советской диктатуры».

Во Франции с подачи и американцев, и самого де Голля уже началась активная антисоветская и антикоммунистическая кампания в прессе. Посол Богомолов по этому поводу даже сделал представление французскому правительству. Сталин, узнав об этом, был весьма недоволен. 17 декабря он телеграфировал Молотову: «По чьему поручению Богомолов говорил с де Голлем о выпадах против Сталина во французской печати? Если это было ему поручено – это большая ошибка. Если же он затеял это дело с де Голлем по собственной инициативе, то нужно признать, что Богомолов не посол, а пустой болтун, ничего не понимающий в политике. Надо принять предложение, чтобы такие случаи больше не имели бы места».

Тем не менее французы были заинтересованы в том, чтобы на переговорах в Москве были подняты и интересующие их вопросы, прежде всего, о Руре. 12 декабря Молотов принял директора экономического департамента французского МИДа Альфана и посла Катру. Он напомнил, что проблема Рура излагалась в меморандуме, который Бидо 14 сентября вручил на конференции министров иностранных дел в Лондоне. Тогда было договорено, что вопрос будет рассмотрен в дипломатическом порядке. После этого с 12 по 26 октября французская делегация вела переговоры в Лондоне, а с 12 по 20 ноября – в Вашингтоне. Теперь Альфан намеревался обсудить вопрос о Руре в Москве.