Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Позже в обобщающем обзоре наружного наблюдения будет отмечено: «Джугашвили жил совместно с неизвестным по фамилии товарищем 4 ноября утром был на сходке в Дидубе, 6 ноября заходил в лечебницу Гедеванова, что на Никольской улице (есть основания думать, что в названной лечебнице был у фельдшера Чачуа). 9 ноября Джугашвили вместе с упомянутыми товарищами ездил на Шемаханскую улицу в дом № 20. 18 ноября Джугашвили был на совещании комитета на Кубинской улице в д. № 9, а 22 того же ноября утром был на квартире Г. Караджава. С первых чисел декабря Джугашвили и его товарища в городе уже не видели».
Жандармские чиновники чуть лукавят, они потеряли Иосифа Джугашвили из визуального контроля филеров уже 22 ноября. Свидетельством этому служит то, что в донесении Департаменту полиции об очередном заседании комитета Тифлисской РСДРП, состоявшемся 25 ноября, сообщается о его отсутствии. «В заседании участвовало: три интеллигента, четвертый, Сосо, — по неизвестной причине не явился, (и) все четыре члена от рабочих, кассир и библиотекарь».
Правда, уточняя свою информацию, позднее служба политического сыска сообщила: «25 ноября 1901 г. в доме Аркела Окуашвили в квартире рабочего Николая Ерикова было вновь заседание комитета, причем из четырех выбранных интеллигентов не было Иосифа Джугашвили, который в промежуток между 11 и 25 ноября был комитетом командирован в город Батум <...> с целью пропаганды; из членов были: Захар Чодришвили и Аркел Окуашви-ли, кандидат Георгий Чехидзе, хозяин квартиры Николай Ериков и пришедший из любопытства (курсив мой. — К.Р) Сергей Старостенко».
Действительно, установив наличие регулярной слежки, Иосиф не имел желания давать повод для новой, вынужденной встречи с царскими церберами. Следуя примеру Ладо Кецховели и известив приватно о своем отъезде лишь Георгия Караджева, он неожиданно покидает Тифлис по-английски — не попрощавшись.
Его путь вел в Батум. Но отъезд из Тифлиса имел еще одну причину: даже будучи избранным в состав комитета, он расходился во взглядах на революционную работу с руководством тифлисской организации, находившейся в финансовой, авторитарной и традиционной зависимости от «грузинского национального собрания». В отличие от коллег по партии Джугашвили имел свою позицию в отношении методов, средств и тактики ведения борьбы с самодержавием. В столичной среде местных социал-демократов с утвердившимися симпатиями и антипатиями, основанными на корпоративной поддержке, он оказался «белой вороной».
Он осознал это и понимал, что в Тифлисе не было ни места, ни простора для претворения в жизнь его планов. Человек практического ума, он ищет возможность для самостоятельных действий; его ближайшая тактическая цель — не «играть в революцию», а активно и деятельно способствовать ее приближению. Этот конфликт между грузинскими националистами и единомышленниками Джугашвили, подспудно тлеющий, как угли под слоем пепла, не затухал и дальше.
Позже он трансформировался в антагонистическое идейное противостояние между большевиками и частью грузинских социал-демократов, ставших активными сторонниками меньшевизма. Меньшевизм Грузии сразу и откровенно обряжался в националистический мундир.
Впрочем, есть и еще одно свидетельство. «В первые годы рабоче-социал-демократического движения, — писал Г.А. Караджев, — и организационного строительства партии в Тифлисе существовал не один, а два комитета В состав первого входили как «инородцы» социал-демократы, так и грузины, следовательно, он был составлен интернационально. Второй же комитет состоял исключительно из грузин, т.е. по своему составу был национальным; причем в нем преобладающее влияние имели месамедасисты и «квалисты», они же диктовали свою волю остальным членам».
Поясним сказанное. Редакция газеты «Квали», которую составляли Жордания, Махарадзе, Хаситашвили, Чичинадзе и др., до арестов 1901 года играла роль руководящего центра Тифлисской организации РСДРП. Но одновременно члены редакции входили в состав существовавшего в Тифлисе «национального грузинского комитета», состоявшего из бывших участников группы «Месаме даси», от которого зависели не только идейно, но и материально.
«Когда в 1900 г. в Тифлисский социал-демократический комитет вошли новые элементы, — продолжает Караджев, — русские, армяне и руководящая роль перешла к большинству «инородцев» (из числа 6—7 членов двое были грузины), то «национальный» комитет неистовствовал, прибегал к саботажу, ко всякого рода придиркам, создавал всевозможные препятствия в функционировании социал-демократического комитета».
Такое положение, при котором пресловутое «грузинское национальное собрание» (грузинский национальный комитет), «о существовании которого «инородцы» узнали только позднее», диктовало местным социал-демократам политическую линию поведения, сохранялось вплоть до установления в Грузии Советской власти.
Именно этим грузинским национализмом объясняется в последующем та значительная фракционная роль, которую играли в Грузии меньшевики, имевшие преимущество в финансовой поддержке со стороны националистически настроенных кругов общества. Желание Иосифа Джугашвили создать в Тифлисе независимый комитет РСДРП рассматривалось националистами как покушение на их лидерство, ущемлявшее интересы и властные амбиции интеллигентов, привычно сбившихся в клановую кучку, сплоченную взаимной поддержкой и личными устремлениями.
Однако его бестрепетное «прощание» с Тифлисом заслуживает внимания и по другой причине. Этот отъезд подчеркивает, что Сталин никогда не имел того азарта игрока, с которым тщеславные натуры ввязываются в болезненно затягивавшую борьбу за власть ради самой власти. Впрочем, он осознавал и то, что, ввязавшись в местную интригу, дрязги, где в ход шло все: сложившиеся связи, приязни и неприязни, коварство и тайные нашептывания, у него практически не было никаких шансов стать в ней победителем.
Да и во имя чего?! Чтобы его фамилия стояла первой в партийном списке грузинской «столичной» оппозиции? Но разве ради такой скудной и мизерной цели он вступал в борьбу с самодержавием?
Нет, его воодушевляли другие мысли. И отправляясь в политическую «одиссею», для приложения своих сил он выбрал еще не засеянное мятежностью революции поле. То, на котором он мог найти действительное применение своим силам, без высокомерных и назойливых поучений партийных «аристократов».
Его путь вел в Батум. Сразу по приезде он отправился на завод, где работал Константин (Коция) Канделаки. Он остановился у него на квартире по Пушкинской улице, которую тот делил с Котэ Калантаровым. Уже на второй день после прибытия в город он познакомился с батумским интеллигентом Михако Каланадзе, а через него — с Евгенией Согоровой и другими преподавателями местной воскресной школы для рабочих.
Школа располагалась в доме Согоровых, где братья Даспарян снимали для этой цели комнату. Как и Дешевая библиотека в Тифлисе, «школа» была организована в середине 90-х годов для просвещения передовых рабочих, интересующихся социальными проблемами. Преподававшие здесь интеллигенты имели связи с радикально настроенными социалистами в Тифлисе.
Но, как и там, это была лишь просветительская работа Правда, летом 1901 года в Батум приезжал и Влас Мегладзе, пытавшийся сформировать нелегальную профессиональную организацию, но его экспромт не имел серьезного продолжения. Подъему революционных настроений способствовало появление в Батуме социал-демократов, высланных за участие в железнодорожной стачке рабочих. К. Калантаров и К. Канделаки были в их числе.
Работавший на заводе Ротшильда Константин Канделаки организовал рабочий кружок — «маленький союз», имевший свою кассу. Эта небольшая группа сыграла роль в составлении жалобы рабочих на администрацию, направленной на имя главноначальствующего на Кавказе. Об организации социал-демократического кружка, в который вошли «фельдшер городской больницы Чучуа, слркивший в городской управе гуриец, наборщик типографии Таварткеладзе — Силевестр Тодрия, литейщик Пасека, Константин Канделаки и человек пять его товарищей», вскоре стало известно властям.
Лежащий на берегу Черного моря и находящийся в непосредственной близости от турецкой границы Батум был стратегическим пунктом на юге России. А после строительства железной дороги, связавшей его с Баку, он стал перевалочной базой для транспортировки каспийской нефти в Европу, через Черное и Средиземное моря. Заводы Манташева, братьев Нобель и французских Ротшильдов обеспечивали этот вид экспорта, притянув к своим машинам и производствам крепнущий класс пролетариев. Слияние труда и капитала рождало неизбежные противоречия.
