Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Требования рабочих были изложены И. Джугашвили. Они включали не только «оплату за участие в тушении пожара», но и отмену работы в воскресные дни, кстати, запрещенной законом. Депутация представителей рабочих, в состав которой вошел и Джугашвили, посетила недавно назначенного нового директора, французского гражданина Франца Гьюна. Возможно, национальный либерализм директора обусловил то, что протест сразу получил удовлетворение. Гьюн распорядился выдать по два рубля участникам тушения пожара и признал законным требование о праве рабочих на выходной день.
Конечно, это был незначительный эпизод в батумском периоде жизни Джугашвили, но он принес ему определенное признание и в какой-то мере способствовал осуществлению его дальнейших планов. Маленькая победа подняла боевой дух пролетариев. Но «просвещение» рабочих делом требовало укрепления уроков словом.
Уже в середине января 1902 года Иосиф обратился к тифлисским товарищам с просьбой о предоставлении ему нелегальной литературы. «Было решено послать Сосо одну из четырех брошюр каждого образца», и когда 23 января в кассу комитета поступило 14 рублей 5 копеек, затребованную литературу передали Джугашвили. Эта, казалось бы, незначительная деталь — расписка об уплате денег за пропагандистскую литературу — позже сыграет серьезную роль в его судьбе как свидетельство, уличающее его в противоправительственной деятельности.
Еще до получения нелегальной литературы он пригласил в Батум наборщика Георгия Годзиева, предложив ему быть переводчиком в организации, создаваемой на заводе, где работало много армян. Возбуждение справедливого недовольства народа не замедлило проявить себя. Уже 11 января батумский полицмейстер с тревогой сообщил губернатору о «до сих пор небывалом беспокойственном поведении рабочих завода Манташева».
Иосиф Джугашвили действовал и словом и делом. Он знал, что волнует массы, и у него не было проблем, чтобы найти убедительные слова. И живительная правда слова проливалась на благодатную почву, в которой уже вызревали «гроздья гнева». 31 января рабочие предприятия прекратили работу. Они выставили требования о введении воскресного отдыха, запрещении ночных работ и «вежливом обращении со стороны администрации». Последнее требование было для властей совершенно новым явлением.
Как любой человек, Иосиф имел свои «слабости», и его очевидным пристрастием стала организация публицистической партийной пропаганды. Впрочем, его вера в значимость печатного слова проистекала не только из собственных привязанностей и интересов. Иного способа воспитания массового политического самосознания и классового мировоззрения — кроме как «глаголом жечь сердца людей» — в начале того века просто не существовало.
Решая вопрос об организации в Батуме подпольной типографии, он выехал на два дня в Тифлис, где через комитет познакомился с сыном редактора армянского журнала «Нор дар» Суреном Спандаряном, который помог обеспечить революционеров шрифтом и типографскими принадлежностями. Это знакомство перерастет в крепкую дружбу и прервется лишь со смертью Сурена, вызванной обострением болезни при отбывании ссылки в Туруханском крае.
Забастовка рабочих на заводе Манташева продолжалась. 10 февраля, «не добившись ничего репрессиями, — вспоминал Д. Вадачкория, — администрация изъявила желание вступить с нами в переговоры». В их ходе были выдвинуты дополнительные требования: оплатить забастовочные дни, увеличить на 30 процентов заработную плату, вернуть штрафные деньги. Как и на заводе Ротшильда, новый директор согласился на выполнение условий бастующих.
Это была еще одна победа рабочих Батума. На следующий день помощник Кутаисского ГЖУ по Батумскому округу спешно доложил: «18 сего февраля рабочие завода Манташева в полном составе во всех отделениях завода с 6 ч. утра стали на работу, и забастовка с этого числа считается оконченной», «на других заводах тоже все спокойно».
Появление социал-демократической партии, заявившей о солидаризации сил пролетариата, ускоряло ветры классовых страстей. Они будоражили атмосферу России. На февраль социал-демократы наметили проведение массовых выступлений против самодержавия. Но пока Иосиф Джугашвили успешно руководил в Батуме забастовкой, в Тифлисе произошли события иного рода. Стремясь не допустить в городе возникновения волнений, тифлисская жандармерия нанесла опережающий удар по местному комитету РСДРП.
Казалось бы, собравшись 15 февраля на совещание в доме Захара Чодришвили накануне намечаемой акции протеста, Тифлисский комитет принял все необходимые меры предосторожности. Как указывалось в жандармском отчете, «ввиду густой цепи наблюдавших рабочих, занявших все улицы, ведущие в ту часть Нахаловки, где происходило совещание», провести унтер-офицеров было невозможно.
Однако операция по захвату комитетчиков прошла успешно. В докладе ГЖУ сообщалось: «По уходе с него (заседания) двух лиц, не подлежащих задержанию и обнаружению, каковой уход последовал уже после выхода двух членов-интеллигентов, ротмистр В.Н. Лавров, окружив дом филерами... вошел в комнату совещания, где оказались следующие лица: упомянутый выше Калистрат Гогуа и три постоянных члена комитета: рабочие Георгий Чехидзе, Захар Чодришвили, Аркел Окуашвили».
Разгром организации был впечатляющим. В руках властей оказались все части «нового типографского станка», отчеты партийной кассы за декабрь 1901 г. с печатью «ЦК РСДРП», нелегальная литература и записная книжка с балансом «расхода» ее экземпляров.
В ночь на 16 февраля жандармы арестовали еще 13 человек, а на следующий день прошли новые аресты. Разгром Тифлисской организации привел к большим конфликтам в самой революционной среде, вызвав недоверие, подозрения и взаимные обвинения, но он стал и уроком. Несомненно, что активная антимонархическая деятельность требовала особых мер предосторожности, и это обусловило, для выявления провокаторов, необходимость организации партийной «контрразведки».
Общественные законы аналогичны физическим — всякое действие вызывает противодействие. И 18 декабря 1902 года ротмистр Лавров будет жаловаться в Департамент полиции, что в числе трудностей, возникших в работе слркбы сыска, — «существование среди наблюдаемых своего розыска и наблюдения. Самым вредным агентом такого наблюдения ранее был замечен привлеченный в начале нынешнего года к дознанию Михаил Гурешидзе».
С целью выявления филеров и секретных агентов, объектом наблюдения партийной разведки станет и само здание Тифлисского отделения розыска. В этом же сообщении Лавров пишет: «Затем появился без определенных занятий почти неграмотный дворянин Дмитрий Пурцеладзе, в настоящее время в Тифлисе также существует какая-то невыясненная личность, ежедневно прогуливающаяся с очевидной целью наблюдения на углу Михайловской и Кироч-киной улиц. В Баку роль наблюдательного агента несет рабочий Роджен Гогичилидзе».
Ротмистр не подозревал, что массовые аресты вызвали в недрах организации даже появление плана расправы над ним самим. Правда, до этого дело не дошло. Вскоре подпольщики установили личность внедренного в их ряды провокатора. Агентом охранки в Тифлисе оказался рабочий, кандидат в члены комитета РСДРП Сергей Старостенко.
Напомним, что, упоминая своего агента в отчетах и указывая на причины его присутствия на тайных встречах, руководители ГЖУ вносили в рапорты откровенно смягчающие «оговорки» и замечания. «Попавший случайно на сходку» в духан Мелани; «зазванный Скоробогатько» в дом на Елизаветинской улице; «пришедший из любопытства Сергей Старостенко». Даже в официальных отчетах жандармские чиновники, очевидно, защищали репутацию благонадежности своего агента. «Любопытство» Старостенко дорого обойдется подпольщикам; и позже, стремясь осуществить возмездие в отношении провокатора, Георгий Лелашвили попытается «зарубить его топором». Однако это будет запоздалая мера.
Арест в середине февраля членов Тифлисского комитета РСДРП обескровил организацию. Угроза ареста нависла и над Иосифом Джугашвили. Квартира, в которой он проживал в Батуме вместе с Канделаки в период забастовки на заводе Манташева, стала своеобразным штабом. Сюда стекалась вся информация, здесь обсуждалась тактика действий и принимались решения. Канделаки вспоминал, что сразу после окончания стачки «Сосо перебрался в дом армянина на нынешней улице Цхакая, № 100, а я перешел в городок в дом С. Ломджария».
Однако и дом Сильвестра Ломджария вскоре привлек внимание полиции. Проявляя навязчивую «опеку», пристав Чхикваидзе начал частые посещения подозрительного дома, и один из его визитов совпал с проведением собрания, в котором участвовал Иосиф Джугашвили. Только сообразительность хозяина дома, отвлекшего внимание полицейских, спасла участников встречи от ареста и позволила разойтись незаметно.
