От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Гарриману, которому прекрасно известна установка Трумэна на изоляцию СССР от каких-либо решений по Японии, оставалось только продолжать линию лицемерия:
– Здесь имеет место полное недоразумение. Никогда не было намерения не считаться с взглядами советского правительства или не консультироваться исчерпывающим образом с ним по вопросам, представляющим взаимный интерес, к каковым относится вопрос о Японии.
Сталин сделал вид, что поверил:
– Хотя такой мысли, возможно, и не было, на деле Советский Союз попал в такое положение, когда не только не считаются с его мнением, но даже не информируют о решениях, которые были приняты одним человеком. Разве так обращаются с союзником? Советское правительство не желает отвечать за действия, о которых оно узнает из печати. Будет честнее уйти, сказав, что советское правительство не отвечает за политику в Японии, чем находиться там в качестве мебели.
Гарриман заверил:
– Я получал обширные телеграммы о директивах, которые даются генералу Макартуру, и вообще о всех действиях, предпринимаемых по отношению к Японии. Содержавшаяся в этих телеграммах информация передавалась через посредство американской военной миссии Генеральному штабу Красной армии.
– Советский представитель в Японии ничего не получал от генерала Макартура, – резко ответил Сталин. – Советское правительство, например, было совершенно не информировано о создании и составе японского правительства. После этого оно также не было информировано о том, что это правительство было заменено недавно другим японским правительством.
Гарриман лжет в очередной раз:
– Для меня это ново. Я, конечно, сообщу об этом в Вашингтон.
– Никто не спрашивал мнения советского правительства, советское правительство не получало официальной информации и узнавало обо всем из печати. Мне, например, неизвестно, почему почти весь генералитет японского военно-морского флота, сухопутных сил и авиации сохранен, почему он находится на свободе. Почему нельзя было изолировать японский генералитет? Это неясно. Мне неизвестно, почему допускается, что японские радиостанции и японская печать оскорбляют Советский Союз?
Гарриман изобразил недоумение:
– По моей информации, генералу Макартуру даны директивы о том, что именно разрешается публиковать в японской печати. У меня нет информации, что японское радио и печать оскорбляют Советский Союз.
– Не сомневаюсь, что Вашингтон не преминет дать директивы оберегать достоинство союзников в Японии. Тем не менее, японцы безнаказанно оскорбляют Советский Союз. Советский военный представитель в Японии дважды обращался по этому вопросу к генералу Макартуру. В результате этих обращений выпады японской печати прекратились на некоторое время, но потом снова японская печать начала поносить Советский Союз в типично фашистском стиле. В советской оккупационной зоне в Германии или в Болгарии, Румынии и Венгрии советское правительство не допустит того, чтобы кто-нибудь оскорблял американцев или англичан. В Японии положение советской стороны с каждым днем ухудшается, и это заставляет советское правительство поставить вопрос об организации контрольного механизма.
– Президент намерен консультироваться с союзниками, когда закончится первая фаза капитуляции Японии, – Гарриман продолжал линию беззастенчивой лжи. – Предложил возражать против действий американских властей в Японии.
– Как можно возражать, когда те или иные действия уже совершены, – возмущался Сталин. – Недавно генерал Макартур закрыл несколько десятков японских банков, и неизвестно, например, что стало с золотой наличностью и иностранной валютой в этих банках. Никто не спрашивал мнения советского правительства по этому вопросу. Какое значение будут иметь наши возражения теперь, когда акт уже состоялся?
– Конечно, советскому правительству будет предоставлена исчерпывающая информация по этому вопросу. Это как раз один из тех вопросов, которые могут быть обсуждены в Консультативной комиссии. Генерал Макартур предпринимал только такие действия, которые были необходимы для осуществления капитуляции Японии. Что же касается дальнейших мероприятий в отношении Японии, то они будут приниматься после консультации с союзниками.
– У Консультативной комиссии нет прав, – констатировал Сталин. – Что она сможет обсуждать? Боюсь, что если советское правительство пошлет туда своих людей, то они будут только мешать американцам, а отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами еще более ухудшатся. Может, было бы лучше Советскому Союзу отойти в сторону, и пусть Америка действует, как хочет. В Америке долго подвизалась партия изоляционистов, которой я не сочувствовал. Может быть, Советскому Союзу перейти на точку зрения изоляционизма? Ничего страшного в этом не будет.
Гарриман попытался изложить американскую схему механизма согласования политики союзников в отношении Японии, но понял, что звучит неубедительно и перешел в контратаку:
– Вы упомянули Румынию и Болгарию. Хотел бы заметить, что американцы и англичане были недовольны, когда с ними там не консультировались.
– Положение тогда было совершенно другое, – не поддался Сталин. – В Болгарии и Румынии действовали советские войска, там не было союзных войск. Для американских и английских представителей в Румынии и Болгарии были созданы такие же условия, какие были созданы для советских представителей в Италии. Позже, на Потсдамской конференции, эти условия были изменены в пользу американцев и англичан, хотя в Италии положение не претерпело изменений в пользу русских. А еще нужно иметь в виду, что Советский Союз в течение десяти лет держал против Японии от 25 до 40 дивизий, оттягивая на себя ее вооруженные силы, а в последнее время в войне против Японии действовало 70 советских дивизий. Советское командование было готово помочь силами своих войск американцам и хотело высадить несколько дивизий на японских островах. Но в этом Советскому командованию было отказано, чего не было сделано в отношении советских представителей в Италии.
– Завтра я вылетаю в Москву и полностью информирую оттуда президента о беседах с Вами, – заверил посол. – Уверен, президент будет разочарован теми взглядами, которые были Вами высказаны.
– Лучше решать эти вопросы вместе, ибо они связаны друг с другом, – повторил Сталин.
Гарриман поинтересовался, что он должен сообщить президенту по поводу созыва Общей конференции.
– Можете сообщить то, что я сказал Вам вчера.
– Правильно ли я понял, что Вы считаете необходимым сначала договориться о списке стран, приглашаемых на Конференцию?
– Было бы неплохо это сделать, – предложил Сталин.
Гарриман продолжал уточнять:
– Правильно ли я понял, что, по Вашему мнению, сначала те страны, которые подписали условия перемирия или которые считаются подписавшими их, должны составить проекты договоров. Затем должна быть созвана Общая конференция, на которой должны быть выслушаны мнения других стран, а затем страны, подписавшие условия перемирия или приравненные к таковым, должны составить окончательные мирные договоры и подписать их.
– Вы правильно меня поняли, – подтвердил Сталин. – Я возражаю против участия не только Китая и Индии, но также Польши, Бельгии, Голландии, Норвегии и Люксембурга, причем последние пять государств должны быть приглашены при подписании мирного договора с Германией, так как они на деле вели войну против Германии.
– Президент считает войну неделимой, считает, что те страны, которые были вовлечены в войну и пострадали, должны получить право изложить свои взгляды, – вновь произнес Гарриман.
– Если так рассуждать, тогда на Конференцию надо пригласить все 16 советских республик, которые действительно воевали и пострадали. Буду согласен на приглашение тех стран, против которых сейчас возражаю, при том условии, если будут приглашены все 16 советских республик. Их положение можно сравнить с положением доминионов. Во всяком случае, они находятся в лучшем положении, чем Индия.
На сем беседа завершилась.