Сергей Царевич - За Отчизну (Часть первая)
Мартин глядел на Сташка, но ничего не мог ответить. Его взгляд невольно остановился на полуоторванной пуговице на куртке Сташка. Пуговица мерно покачивалась и держалась на одной нитке, казалось - вот-вот оторвется. Два стражника, изнывая от жары в панцирях и кожаных колетах, с потными, красными лицами, схватили за плечи Сташка и, вытащив на два шага вперед, силой поставили его на колени на серую, пыльную землю. Палач воткнул меч в землю, поплевал на руки и снова взялся обеими руками за длинную рукоять меча Сташек стоял на коленях, наклонив вперед белокурую голову, и было видно, что его губы что-то шепчут. Пуговица медленно покачивалась на нитке... Палач приблизился к Сташку. Мартин от ужаса уже ничего не чувствовал и ничего не видел, кроме стоящей в пыли на коленях фигуры Сташка и качающейся на одной нитке костяной пуговицы. Широкое лезвие меча молниеносно сверкнуло на солнце, и сразу же послышался тупой, приглушенный звук удара и хряск... "Как в мясной!" - мелькнуло в затуманенной голове Мартина. Сташек лежал ничком, а там, где должна была быть его голова, только растекалась темная лужа крови. Рядом с телом валялась наконец оторвавшаяся пуговица... - Сейчас мой черед... Прощай, Мартин! - хрипло прошептал Ян. - Спета моя песня! От Мартина удалялась худая, в лохмотьях спина ваганта. Ян шел, высоко подняв голову. Около распростертого тела Сташка он остановился и стал на колени. Палач закусил губу и снова с силой взмахнул мечом. Опять тупой звук металла, и в огромной алой луже уже лежали рядом два тела. "Боже мой, теперь я!" Мартин машинально поднял взор: прямо на него глядели маленькие трусливые глазки Венцеля Тима. Ярость обуяла сердце Мартина. - Здехлина33! - загремел он. - Будь ты проклят, Иуда, ты и твой святейший отец! Будьте вы все прокляты! Солдаты схватили его за плечи и поволокли вперед. Начальник стражи стоял бледный, с мелко подрагивающей бородой. - Все равно выгоним вас всех из Чехии! - раздался в последний раз бас Мартина Кржиделко.
* * *
Палач оперся на меч и, тяжело дыша, вытирал со лба пот. Венцель Тим набожно осенил себя крестом. - Кончено! - облегченно вырвалось у декана, и, тронув коня, он поспешно направился к раднице. Остальные сумрачно глядели на три ярко освещенных солнцем обезглавленных трупа, распростертых в пыли. Лошади беспокойно прядали ушами, испуганно косились на окровавленные тела и пятились. Пуркмистр ударил шпорой в бок коня и выехал из круга солдат к собравшейся толпе народа. - Люди города Праги! - громко и строго прозвучал его голос. - Смотрите и устрашайтесь! Так будет со всяким, кто осмелится ослушаться приказа его милости короля и окажет непочтение к воле и слову святейшего отца! Аминь! - И, гордо повернувшись, он медленно двинулся вслед за скакавшим во всю прыть комиссаром. За ним поспешили и все остальные. Позади них возник ропот толпы, перешедший в яростный крик: - Убийцы, убийцы!.. Проклятые!.. Толпа добежала до места казни и окружила его плотным шумящим кольцом. Высокая пожилая женщина во вдовьей одежде протиснулась через гущу народа, подошла к лежавшим телам и заботливо укрыла их белыми простынями: - Сыночки мои, сыночки... Мученики... - Позвольте, пани Людмила, мы их возьмем с собой. Подошедшие студенты бережно подняли тела, уложили их на наскоро сделанные носилки и с торжественным пением понесли в Вифлеемскую часовню, где они и были похоронены. Большая площадь Старого Места опустела, и осталась только длинная багровая дорожка запекшейся крови.
3. ШИМОН Уже с раннего утра Шимон чувствовал какое-то неприятное беспокойство. В этот день должен был погибнуть Штепан. Шимон еще вчера думал со злорадством, что Штепан и не подозревает о ловушке, которая его ожидает. Но сегодня утром в его сознании с убийственной отчетливостью всплыл вопрос: "За что я так ненавижу Штепана? Дурного он мне ничего не сделал. Почему же я так радуюсь наступлению сегодняшнего утра?" И ни на один вопрос Шимон не был в состоянии ответить. Но что сделано, то сделано. Оглядываться и сожалеть не приходится. Остается идти по выбранной дороге. Шимону не сиделось дома. Ни с кем не прощаясь, он вышел на улицу и тут только вспомнил, что забыл попрощаться с Боженой. Божена на время заслонила собой неприятные мысли о Штепане и его сегодняшней ужасной участи. Шимон вообще никогда и ни о чем глубоко не задумывался и старался всё неприятное отогнать прочь. Так было и с беспокойными мыслями о Штепане. Шимон отбросил их и занялся сравнением Эрны с Боженой - это было приятнее, чем угрызения по поводу смерти, притом вполне заслуженной, врага не только его, Шимона, но и святой церкви. Конечно, Божена - девушка бесспорно красивая и неглупая, но куда ей до Эрны! Эрна говорит на трех языках: родном, французском и итальянском, не считая этого мужицкого - чешского. Эрна поет, играет на лютне, знает массу веселых анекдотов и умеет готовить превосходную колбасу со шпиком. Правда, нрав у Эрны немножко колючий и вздорный, а на язык фрейлен Зуммер и вовсе зла. Ее язычок Шимону пришлось на себе испытать не один раз. А Божена - наивная, как овца, помешана на диких своих моравских преданиях, одевается по-деревенски, хоть нарядно и даже красиво. Но все равно ганачка с ног до головы, и ничего с ней не сделаешь. Но этот старый дурень Ян Краса объявил, что дает ей приданое.. Зуммер - скупердяй, что-то хитрит; как будто и сговор был, а все свадьбу оттягивает: "Когда я выпью добрую кружку пива в твоей лавке, тогда подумаем и о свадьбе". Ишь что выдумал - "в твоей лавке"! Правда, нассауский декан обещал хорошее дело со свечами. Если выйдет плевать и на Зуммера и на его Эрну, хватит и красовских денежек. Надо будет только у Милана разузнать, сколько Ян Краса думает отвалить Божене. А Божена от Шимона не откажется - это так же верно, как "Pater noster34". Но что скажут старики и братец? Старики в конце концов согласятся, а Ратибор... Что-то он подозрительно редко разговаривает с Боженой, что-то тут есть... Шимон, погруженный в свои размышления, не заметил, как оказался около Большой площади. Навстречу шла толпа мужчин и плачущих женщин. Шимон остановил знакомого портного: - Ради бога, Тонда, что случилось? - Да вы что, Шимон, с луны слетели? Вся Прага, можно сказать, кипит, а он еще спрашивает! - Да вы не сердитесь, милый друг, я только что вышел из дому. - Кровопийцы из радницы подло казнили трех честных чешских юношей. - Боже мой! Трех юношей? Да кого же и за что? - Имен их не знаю. Говорят, двое мастеровых, а третий - студент. Казнили за то, что они обличали в церквах поповских мошенников с их индульгенциями. - Вот как?.. Ай-ай-ай! Какой ужас! А вы не знаете, где схватили этого несчастного студента? - Говорят, в Тынской церкви, и называют его близким учеником мистра Яна Гуса. - Самого Яна Гуса? И они осмелились!.. Но прошу прощения, нужно спешить... Будьте здоровы, дорогой Тонда! Шимон повернулся и почти побежал домой. Сомнений не было: студент в Тынской церкви и близкий ученик Яна Гуса - конечно, Штепан. Шпион не соврал. Кончились для Божены уроки по чешскому языку и латыни... У немцев крепкая рука, здесь не шутят! Войдя в дом, Шимон нашел одну Теклу. Войтех с Ратибором были, как обычно, в мастерской, Божена кормила гусей. Шимон с печально-торжественным выражением лица, опустив глаза, скорбно и как бы с трудом вымолвил срывающимся голосом: - Мать! Какой ужас и какой позор! Наш Штепан... - Что Штепанек? Что? Говори! - Сегодня в полдень казнен на Большой площади. С ним еще двое. - Шимон! Так шутить нельзя! Скажи, ты шутишь? Шимон, стоя с шапкой в руке, только низко опустил голову и чуть слышно промолвил: - Молитесь, мать, за его грешную душу... Казнь - это не шутка... - Войтех! Войтех!.. Божена!.. Боже мой, да где же они все! Первая прибежала напуганная криком Теклы Божена: - Тетя, вы звали? - Боженка, Штепана нашего... нет больше нашего Штепана... некому тебя учить наукам... - Жена! Чего ревешь? Что там стряслось?.. Шимон, почему мать плачет? Войтех грозно поглядел на сына. - Отец, - тем же серьезным и грустным тоном отвечал Шимон, - волею божьей, страшной и позорной смертью сегодня в полдень окончил свою грешную жизнь в сем мире наш Штепан. Да будет господь милостив к его отягченной тяжкими грехами душе! - Что ты там мелешь, дурень! Ты загадки нам не загадывай! В чем дело? Войтех стоял перед Шимоном, от гнева и волнения то сжимая, то разжимая свои узловатые пальцы. - Лучше бы у меня язык отнялся, чем мне сообщать вам эту злую новость! Но, хоть и больно мне говорить, все же это горчайшая правда. По приказу короля староместская радница сегодня за ослушание и поношение святейшего отца казнила трех человек, в том числе и нашего несчастного Штепана. - Тут что-то не то, - недоверчиво и угрюмо отозвался прислонившийся к дверям Ратибор. - Пойду все узнаю сам. С этими словами Ратибор выскочил и как был, не умывшись, в своем рабочем кожаном фартуке, бросился бегом по улице. - Я сегодня посетил рано утром нашего Штепана в раднице, - продолжал свой рассказ Шимон, - и застал его там в глубокой печали и раскаянии в совершенном преступном грехе. Шимон достал шелковый, цвета бычьей печени платок и вытер глаза. В комнате было тихо, только сдержанные всхлипывания Теклы нарушали тишину в эту горестную минуту. Войтех стоял, опустив на грудь седую голову и мрачно уставившись в пол. Божена обеими руками оперлась о стол и стояла неподвижно, бледная, широко открыв глаза. Известие потрясло всех, никто не был в состоянии произнести ни слова. Шимон отнял от глаз платок и тихим голосом, прерывающимся от печали, повел далее свое грустное повествование: - Штепан перед казнью исповедовался духовнику и просил передать всем, что только его молодость и злая воля этого архиеретика, сына сатаны - Яна Гуса толкнули его на столь ужасный грех... Войтех резко поднял голову и пристально взглянул на Шимона, но не проронил ни слова. - Вспоминая свой грех, Штепан плакал. Вы понимаете? Штепан - плакал! Здесь Шимон, слегка возвысил голос и обвел всех покрасневшими глазами. Божена не выдержала и, закрыв лицо ладонями, разразилась отчаянными рыданиями. Войтех вздохнул и снова пристально посмотрел в лицо Шимону. - Боже, боже, как проклинал бедный Штепан нечестивого Яна Гуса и его дьявольского друга Иеронима, так жестоко соблазнивших его... - Постой! - прервал его сурово Войтех. - Что ж, выходит: Штепан испугался смерти и отрекся от своих? Так ли это? - Я больше не в силах был оставаться со Штепаном, да мне и не разрешили. Попрощавшись, я ушел. Последние его слова были: "Благословляю всех моих родных и..." - Тут Шимон скромно опустил глаза. - Затем он приказал мне не оставлять Божену... На этот раз и Текла подняла мокрое от слез лицо от фартука, и в ее заплаканных глазах сверкнуло неподдельное удивление. В этот момент на пороге появилась никем не замеченная высокая фигура женщины в темном вдовьем платье. Кума Людмила медленно обвела всех присутствующих взглядом и спросила: - О чем плачете? Что случилось в вашем доме, кума? Текла порывисто поднялась навстречу куме и молча, с плачем обняла вдову: - Ах, Людмила, Людмила! Вот Шимон рассказывает ужасную новость: сегодня на Большой площади казнили нашего Штепана... - Что?! Штепана сегодня казнили?! - возвысила голос Людмила. - Я сама там была, и на моих глазах палач мечом срубил головы у трех мучеников. После казни я своими руками накрыла тела этих юношей простынями. А ваш Штепан, я слышала, в этот день из бурсы не выходил из-за раны в ноге... Что же ты, Шимон, наплел? - обернулась Людмила, ища глазами Шимона, но его в комнате уже не было. Слова Людмилы были прерваны неистовыми проклятиями. Войтех в ярости топал ногами и кричал: - И это мой сын?! Такой лгун!.. Негодяй! Пусть только появится на пороге моего дома - как паршивую собаку, изобью! Шимон быстро удалялся от дома, бормоча про себя: "Вот так влип! Проклятая старуха Людмила! И как же оно так получилось? Ничего не понимаю!" У Дубов царило бурное оживление: все суетились вокруг Людмилы, угощали вдову наперебой, стараясь угодить малейшему ее желанию, и ухаживали за старухой так, словно она действительно вернула Штепана из царства мертвых. - Кушай, кушай, кума! - упрашивала Текла Людмилу, обставив ее со всех сторон мисками с кнедликами, пряниками, чашками со сметаной, сливками, пампушками с медом и орехами и прочими шедеврами ее стряпни. - И подумать только, что за злой обманщик Шимон, никогда не ожидала! восклицала Текла, носясь по комнате. - Божена, живо принеси из погреба холодненького пивца, да еще лучше - бутылочку сладенького... знаешь, что на рождество мы с тобой пили. - Кума, кума, оставь, я вовсе не голодна и не такой сегодня день, чтобы веселиться. Я пришла позвать вас всех на панихиду в Вифлеемскую часовню по этим трем мученикам, что сегодня жизнь отдали за свой народ. - Людмила, будь так ласкова, расскажи нам по порядку, что сегодня было там, на Большой площади! - взмолился Войтех, немного остывший от гнева. Кума Людмила ровным, спокойным голосом принялась рассказывать историю о трех мучениках со всеми подробностями, какие она слышала и видела своими глазами. Все молча слушали. Правда, Божене мешали слушать Людмилу ее собственные мысли: зачем Шимон выдумал всю эту небылицу? Больше всего задела за живое девушку последняя фраза Шимона: к чему было Шимону сочинять, что Штепан приказал ему не оставлять ее, Божену? Когда кума Людмила наконец закончила свой длинный рассказ, а Текла и Войтех получили ответы на свои бесконечные вопросы, вошел Ратибор. Лицо его было весело. - Слава богу! Шимон самый паршивый лгун! - закричал Ратибор. - Штепан благополучно сидит в бурсе, оплакивает своих друзей и шлет всем вам низкий поклон. - Заметив сидящую за столом Людмилу, почтительно поклонился ей и поцеловал руку: - Почтенной пани Людмиле - привет! - И тебе, Ратибор! Да какой ты огромный стал... Ты что в таком грязном платье и в город ходил? - Куда там было думать об одежде, когда этот бездельник так напугал нас всех! Я как был в мастерской, так и помчался. - Но как странно... - в раздумье прошептала Божена, - почему же Шимон утверждал, что именно Штепан был сегодня в Тынской церкви? - Не могу понять, в чем тут дело, но чую, что нечистую игру ведет Шимон, проворчал многозначительно Ратибор. Войтех ничего не ответил и после минутной паузы внезапно отрезал: - Сейчас не станем больше об этом говорить! В свое время все выплывет наружу.
