Сергей Царевич - За Отчизну (Часть первая)
С самого раннего утра церкви св. Иакова, Тынская, замковая и собор св. Витта были заполнены вооруженными богачами-немцами, монахами и другими верными папскому престолу молодчиками. Там же наготове стояла и городская стража. Как только после воскресной обедни заговорили папские проповедники, в каждой из этих церквей выступили и обличители обманщиков: ядовитый Ян Вшетечка, громоподобный Мартин Кржиделко и пылкий, красноречивый Сташек. Но едва юноши начали говорить перед народом, как они тут же были окружены, схвачены и избиты. Окровавленные, в изорванной одежде, они были объявлены арестованными согласно королевскому приказу и отведены в староместскую радницу. В этот же вечер к Яну Гусу прибежал избитый Пешек в растерзанном виде и, задыхаясь от волнения, рассказал об аресте трех юношей. Он сам был в соборе св. Витта с другими студентами, но им удалось избежать ареста, и они отделались только жестокой потасовкой. Ян Гус приказал: - Собери утром всех наших у Вифлеемской часовни. На следующее утро, в назначенный час, студенты, магистры, бакалавры во главе с Яном Гусом и Иеронимом двинулись к староместской раднице. По дороге к ним присоединились пражские ремесленники. Когда из окон радницы коншели увидели огромную толпу, заполнившую площадь, они растерялись. - Усилить охрану радницы, вызвать сюда всю городскую стражу и палача! приказал пуркмистр. Спокойный, уверенный голос пуркмистра вселил в перепуганных коншелей некоторую надежду на благополучный исход. Вошедший привратник доложил: - Магистр Ян Гус и с ним несколько Других магистров требуют, чтобы их впустили для переговоров в радницу. - Впустить! - невозмутимо отозвался пуркмистр. - А вы, господа, обратился он к коншелям, - будьте с этими бунтовщиками-еретиками отменно вежливы и обещайте им всё, что они ни потребуют. Понимаете? - прикрикнул пуркмистр на притихших и недоумевающих коншелей. Раздались твердые, быстрые шаги, и в зал вошли Ян Гус, Иероним и несколько магистров. Пуркмистр вышел навстречу и склонился перед вошедшими в почтительнейшем поклоне. - Бесконечно рад вас видеть, уважаемый магистр! - С елейной улыбкой проговорил он. - Уважаемый пан пуркмистр, мы пришли требовать немедленного освобождения трех юношей, захваченных, когда они справедливо возражали против извращения-учения Христа. Пуркмистр всплеснул руками: - Может быть, может быть! Но эти несчастные юноши совершили, к моему и всех советников радницы глубокому сожалению, тягчайшее преступление против приказа его величества короля. Ян Гус сделал шаг вперед и, указав пальцем на себя, твердо и просто сказал: - В их преступлениях виновен один я: это я их научил. И я должен отвечать один. Поэтому мы настойчиво требуем их немедленного освобождения. Я же готов предстать пред надлежащим судом хоть сейчас. Пуркмистр превратил свое мясистое лицо в одну сплошную любезную улыбку: - Я с величайшим наслаждением сейчас же освободил бы этих достойных жалости юношей, но для авторитета и престижа сана его величества, а также и староместской радницы... надеюсь, достопочтенный магистр понимает, что никак невозможно их освободить именно в настоящий момент, когда вся Большая площадь кишмя кишит чернью. Даю вам клятвенное обещание, и не только я, а все господа коншели также... не правда ли, господа? - И он обвел глазами стоявших рядом коншелей. - Конечно, конечно! Если нужно, мы все поклянемся спасением наших душ, отозвались поспешно коншели. - Вот видите, господин магистр, вся староместская радница может поклясться, что, как только почтенный магистр уведет всю эту толпу, трое юношей немедленно получат полную свободу... полнейшую свободу, подчеркнул он свои последние слова. - Поэтому и достопочтенный пан магистр и его не менее достойные коллеги могут быть вполне спокойны. Ян Гус испытующе смотрел на пуркмистра и коншелей, потом перевел глаза на своих коллег. - Если пан пуркмистр и все присутствующие здесь коншели клянутся, что юноши будут освобождены, это будет разумно и закончит все миром, произнес один из магистров, сопровождавших Яна Гуса. - Хорошо, пусть будет так. Мы удалимся, и вы исполните ваше обещание. - Конечно, конечно, достопочтенный магистр! Как только площадь опустеет, ваши юноши обретут свою свободу. Ян Гус и его спутники покинули радницу и вышли к ожидавшей их толпе. Как только Ян Гус показался на высоком крыльце радницы, все стихло. - Дорогие друзья! - разнесся по площади сильный голос Яна Гуса. - Взятые под стражу юноши будут освобождены, как только мы оставим эту площадь. Так клятвенно обещали нам пуркмистр и члены радницы. Вернемся к своим очагам и обязанностям... И Ян Гус, а за ним вся тысячная толпа двинулась через площадь, постепенно ее освобождая. Пуркмистр глядел в окно, заложив руки за спину, Когда он увидел, что площадь почти опустела, он обернулся к начальнику городской стражи: - Ну, а теперь за дело! Идемте. Пуркмистр, начальник стражи, коншели и Венцель Тим спустились во двор радницы. Там, окруженные стражей, стояли закованные в цепи Сташек, Мартин и Ян. Лица их были в крови, глаз почти не было видно; от слабости они едва держались на ногах. Пуркмистр остановился перед юношами и громко обратился к начальнику стражи: - Передаю тебе, начальник стражи Старого Места, этих трех преступников: Яна Вшетечку из Слани, Мартина Кржиделко и Станислава из Кракова. Ты должен взять их и, по приказу его королевского величества короля Чехии Вацлава, казнить всех троих на Большой площади Старого Места отсечением головы. Приступайте во имя божие и святейшего отца! - И, круто повернувшись, он вышел в широко открытые ворота. За ним вышли Венцель Тим, коншели, начальник стражи и наконец, окруженные отрядом стражи, трое узников. Тут же появился высокий, широкоплечий человек с большой рыжей бородой, в красной, плотно обтягивающей тело одежде. Палач держал на плече огромный двуручный меч. Перед радницей пуркмистр, коншели, Тим и начальник стражи сели на подведенных коней, и шествие двинулось. Когда последние уходящие с площади горожане увидели несчастных юношей, окруженных стражей, и рядом с ними зловещую красную фигуру с мечом на плече, на площади началось оживление, и люди стали возвращаться обратно и криками собирать народ. Вновь стала увеличиваться негодующая толпа. Начальник стражи подошел к пуркмистру: - Господин пуркмистр, боюсь, что народ скоро вернется. Как бы не отняли у нас преступников! Пуркмистр обратился к Тиму: - Ваше высокопреподобие, как думаете, ведь начальник стражи, пожалуй, и прав. Глядите, как быстро растет толпа. Папский комиссар оглянулся по сторонам. Толпа действительно заметно увеличивалась. Уже стали доноситься угрожающие крики: - Обманули, убийцы! Дали клятву, а теперь хотят казнить! Собирайте народ! Солдаты тоже беспокойно косились на все увеличивавшуюся массу народа. Дошли до угла Железной улицы. С северной части площади появилось множество бегущих людей. Один из коншелей придвинулся вплотную к лошади пуркмистра и, заикаясь от страха, истерически пробормотал: - Господин пуркмистр, народ возвращается! Что делать? Внезапно вмешался Тим, обращаясь к пуркмистру: - О чем думаешь? Ведь они сейчас сомнут твою дурацкую стражу, заберут еретиков, а нам с тобой поломают ребра. Ради Христа, прикажи тут же оттяпать им головы - и делу конец! Не теряй ни секунды! Пуркмистр, сурово взглянув на начальника стражи, чуть слышно бросил: - Немедля приступай! Тот приказал страже остановиться. Солдаты образовали круг и выставили вперед алебарды и копья. Внутри круга виднелись трое юношей, закованные по рукам и ногам в цепи. Мартин шепнул стоявшему рядом с ним Яну: - Отчего они остановились? Смотри, народ собирается... Ян с трудом повернул к Мартину свое распухшее от кровоподтеков и синяков лицо: - Пришел наш конец, Мартин... Мартин поднял глаза и увидел прямо перед собой лошадиные морды и сидящих верхом пуркмистра, Тима и коншелей. Лица их были бледны, глаза беспокойно блуждали по сторонам, и они то и дело оглядывались на площадь. Один пуркмистр держался со своим обычным хладнокровием и достоинством. Он высокомерно сидел в седле, прямо и гордо, упершись правой рукой в бедро, сурово глядя на начальника стражи. Тот соскочил с коня и, придерживая левой рукой меч, торопливой походкой приблизился к палачу и крикнул ему: - Приказываю тебе именем его милости короля и староместской радницы казнить преступников! Один из коншелей нагнулся к Тиму: - Reverendissime32! Но по закону осужденные должны иметь духовника. - Пусть сам сатана будет им духовником! Господи, чего этот болван тянет? Иисус, Мария! Да рубите же, ради создателя, им скорее головы! Палач и два дюжих стражника подошли к стоящему с краю Сташку. Мартин видел, как Сташек обратил к нему свое измученное лицо и звонко крикнул: - Прощайте, братья! Прощай, чешская земля!
Мартин глядел на Сташка, но ничего не мог ответить. Его взгляд невольно остановился на полуоторванной пуговице на куртке Сташка. Пуговица мерно покачивалась и держалась на одной нитке, казалось - вот-вот оторвется. Два стражника, изнывая от жары в панцирях и кожаных колетах, с потными, красными лицами, схватили за плечи Сташка и, вытащив на два шага вперед, силой поставили его на колени на серую, пыльную землю. Палач воткнул меч в землю, поплевал на руки и снова взялся обеими руками за длинную рукоять меча Сташек стоял на коленях, наклонив вперед белокурую голову, и было видно, что его губы что-то шепчут. Пуговица медленно покачивалась на нитке... Палач приблизился к Сташку. Мартин от ужаса уже ничего не чувствовал и ничего не видел, кроме стоящей в пыли на коленях фигуры Сташка и качающейся на одной нитке костяной пуговицы. Широкое лезвие меча молниеносно сверкнуло на солнце, и сразу же послышался тупой, приглушенный звук удара и хряск... "Как в мясной!" - мелькнуло в затуманенной голове Мартина. Сташек лежал ничком, а там, где должна была быть его голова, только растекалась темная лужа крови. Рядом с телом валялась наконец оторвавшаяся пуговица... - Сейчас мой черед... Прощай, Мартин! - хрипло прошептал Ян. - Спета моя песня! От Мартина удалялась худая, в лохмотьях спина ваганта. Ян шел, высоко подняв голову. Около распростертого тела Сташка он остановился и стал на колени. Палач закусил губу и снова с силой взмахнул мечом. Опять тупой звук металла, и в огромной алой луже уже лежали рядом два тела. "Боже мой, теперь я!" Мартин машинально поднял взор: прямо на него глядели маленькие трусливые глазки Венцеля Тима. Ярость обуяла сердце Мартина. - Здехлина33! - загремел он. - Будь ты проклят, Иуда, ты и твой святейший отец! Будьте вы все прокляты! Солдаты схватили его за плечи и поволокли вперед. Начальник стражи стоял бледный, с мелко подрагивающей бородой. - Все равно выгоним вас всех из Чехии! - раздался в последний раз бас Мартина Кржиделко.