Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
- Комиссар говорит - рассчитывать надо, чтобы до зимы хватило... Меня, может, завтра ухайдакают, а я на зиму буду рассчитывать.
- Карпо, или пускай выдает варенье, или давай отделяться своим отрядом. Ну его к чертям собачьим, с его "армейской дисциплиной"!
- И варенье поделить поровну. На черта оно им, старым хрычам. Последние зубы повыпадают!.. - кричал Мудрый.
Ребята заржали.
Не смеялся лишь Карпенко; он был угрюм и молчалив.
- Давай делегацию к нему пошлем, - предложил Шпингалет.
- Ша, молчите, хлопцы!.. Говори, командир! - крикнул Мудрый, заметив, что Карпенко поднял голову.
- Не надо делегаций, - сказал Карпенко. - Вы пока бузу не поднимайте. А этого комиссарика я сам...
Братва замолчала. Такого поворота дела даже и они не ожидали.
Карпенко отвернулся. Задумались и хлопцы. Постояли, постояли и тихо разбрелись.
На следующий день Базыма и Панин узнали об угрозе Карпенко. Они предупредили комиссара, затем пошли к Ковпаку. Тот сначала не поверил. Затем вызвал к себе Цымбала.
- Был ли такой разговор?
- Был, - отвечал тот.
Дело принимало серьезный оборот. Крепко задумались командиры. Им было ясно, что решается судьба этого первого боя, к которому так тщательно готовился Ковпак, а может, и судьба всего отряда, их детища, уже жившего, существовавшего, в которое они вложили много сил.
Было ясно, что смолчать, не ответить на эту выходку нельзя.
- Комиссара, моего комиссара стрелять грозится? Це що, восемнадцатый год ему? Партизанщина, туды его... - и он схватил с крючка автомат. - Зараз выстрою роту и собственной рукой, перед строем... Як у Чапаева того... самого...
Руднев стоял и думал тяжелую думу.
- Не надо, Сидор Артемович! Я сам разберусь. Так будет лучше.
Ковпак остыл немного.
- Ладно. Тильки ты гляди, осторожно с ними. Воны у нас недавно, кто его знает, що за народ.
Руднев долго говорил с Базымой и Паниным. Когда начало смеркаться, он оставил автомат и пистолет у Панина, вышел из штабной землянки и пошел в третью роту.
Землянка эта была в полукилометре от штабной.
Прошло полчаса, час...
Панин и Базыма часто выходили из землянки. Прислушивались... Они волновались все больше и больше. Но идти за ним Руднев категорически запретил.
Руднев вошел в землянку третьей роты, когда люди ужинали. Часть из них при виде комиссара встала, многие продолжали сидеть, посматривая на своего командира. Руднев остановился у порога и молча смотрел на Карпенко. Пауза затягивалась.
Карпенко поднял голову. Руднев стоял у двери, каблуки вместе, руки по швам, и спокойно смотрел на сержанта Карпенко. Тот не выдержал взгляда и как бы нехотя встал. За командиром вскочили остальные партизаны.
- Ну вот теперь здравствуйте! - облегченно вздохнув, сказал комиссар.
- Здравия желаю! - ответил Карпенко.
- Здравствуйте, товарищ комиссар! - весело загалдели кругом. Хлопцы потеснились, уступая место комиссару.
Руднев подошел к чугунку и сел на чурбак, заменявший табуретку. Он пододвинул чурбачок поближе к огню. Карпенко поковырял железкой в чугунке. Он сидел босой - сушил у огня промокшие выше колен ватные брюки. Пламя вспыхнуло ярче, осветив фигуру комиссара и сидящих вокруг партизан. Хлопцы молчали, поглядывая на своего командира.
- А что же это вы, товарищ комиссар, без оружия? - спросил Намалеванный, стараясь разрядить неловкое молчание.
- Зачем оно мне сейчас?
- Ну, все-таки далеко отлучились.
- Сейчас оно мне ни к чему, - подчеркивая первое слово, сказал комиссар.
- Немец все-таки кругом.
- А что мне немец? Я пришел, чтобы вы меня убили...
Карпенко вскочил.
- Кто убил? Где?
- Здесь, в третьей роте.
- Кто посмеет!.. Да я...
- Ты, вот именно ты посмел...
Карпенко стоял прямо, глядя на комиссара. Вскочив, он толкнул казанок, и несколько раскаленных угольков скатилось ему под ноги. В руках он держал железный прут, заменявший кочергу. Небольшая головешка свалилась ему на ногу и жгла ее. Брюки дымились.
- Смотри, обжечься можешь так, - тихо проговорил Руднев, нагибаясь и сбрасывая жар с ноги Карпенко. Затем он откинулся назад и обвел взглядом присмиревших бузотеров. Железный прут со звоном упал на пол. Семен Васильевич поднял его и сунул в жар. Искры брызнули вверх. Вспыхнуло пламя.
- Так-то, ребятки.
- Товарищ комиссар, - хрипло сказал Карпенко. - Вы это напрасно всерьез подумали. Напрасно! Вы понимать должны: все-таки я невыдержанный человек. Простите, товарищ полковой комиссар. Сгоряча, необдуманно...
Руднев молча протянул руку. Долго еще сидел он в этой землянке. Не выдержав гнетущего чувства неизвестности, Панин и Базыма пришли за ним. Они вошли в землянку и увидели: Руднев сидел в кругу ребят и чистил печеную картошку. Федор Карпенко, Иван Намалеванный проворно переворачивали картофелины в золе и лучшие передавали комиссару. Руднев брал картофелину, клал ее на ладонь и, обжигаясь, перебрасывал с руки на руку. Когда Руднев ушел. Мудрый восхищенно сказал:
- Вот как можно в человеке ошибиться!
- Ну, глядите мне сейчас. Кто дисциплину поломает - хребет перешибу, - неизвестно кому пригрозил Карпенко.
В землянке третьей роты до рассвета горел огонь...
После этого вечера Карпенко делал чудеса. Рота его беспрерывно ходила на минирование, в разведку люди напрашивались сами, и начштаба Базыме не было отбою от охотников получить какое-нибудь боевое задание. Рота и сам Карпенко принимали участие во всех первых боях отряда. После боя Руднев и Ковпак всегда отмечали их храбрые дела.
Но не прошло и двух месяцев, как Карпенко опять сорвался. Произошло это, когда отряд уже шел рейдом по Сумской области. Стояла зима. Снегами замело леса, намело сугробы в полях и перелесках. Отряд, выросший до пятисот человек, выходил после тяжелых боев на северо-восток, поближе к Брянским лесам. Полки противника шли наперехват отряду. Они жаждали отомстить партизанам за разгром нескольких своих батальонов.
Отряд пробивался на север, стараясь обходить гарнизоны противника. Иногда при этом приходилось делать большой крюк.
Однажды штаб наметил такой обходный путь. Начштаба Григорий Яковлевич вызвал командиров в штаб. Объявил маршрут, порядок движения и начал давать указания по ночному маршруту.
Карпенко был не в духе.
- А чего это мы лишних километров тридцать будем топать? - спросил он.
- Командир и комиссар приказали... - начал было Базыма.
- Приказали, приказали! - раздраженно перебил Карпенко. - Они себе пускай приказывают, а я пойду напрямки...
- Федя, не горячись... Ты послушай... Разведчики в пути на колонну мадьяр наскочили. Нам в бой с ними сейчас...
- А, бросьте! Все вам бой мерещится! Никак воевать не научитесь, а мы должны за это своими ногами расплачиваться...
Базыма, обидевшись, замолчал.
- Передайте, что я пошел напрямки. Пока вы будете за сто верст десяток мадьяр обходить, мы уже выспимся на месте стоянки.
И Карпенко, посвистывая, вышел.
Руднев уже давно был в хате и из-за перегородки прислушивался к речам Карпенко. Когда тот вышел, он подошел к Базыме.
- Сорвался Карпенко.
- Надо что-то с ним делать, Семен Васильевич! - сказал Базыма.
- Я слышал, но останавливать его сейчас поздно. Ни за что не послушает. И еще больше о себе возомнит, если уговаривать и просить начнем. Пускай идет куда и когда хочет.
На новой стоянке - длилась она три-четыре дня - Карпенко был объявлен бойкот. На таких стоянках обычно штаб работал очень активно. Подводились итоги прошедшим боям, запрашивались сведения, отчеты рот и батальонов суммировались в штабе.
Приказаний, рассылавшихся по всем ротам по распоряжению Руднева, Карпенко не получил. Он заметил это. Узнав у соседей, какие сведения требовались, сам принес их в штаб и молча положил перед начштаба. Базыма посмотрел на бумагу, затем поверх очков бросил взгляд на Федора.
- Оставь это у себя.
- Как у себя? Все сведения сдаю... Потом опять будете меня шпынять - порядка не признает, дисциплину подрывает, такой-сякой... Знаю я!
- Нет уж, не будем! Оставь у себя! - твердо сказал Базыма.
- Это зачем же?
- Ты же работаешь самостоятельно... Вот у себя и держи...
- Ага... Ну, так я к командиру и к комиссару пойду.
- Не советую. Это я по их приказу делаю.
- Вы что же, снимаете меня с роты? Охота своих путивлян ставить, так бы и говорили!
- Никто тебя не снимает. Ты же сам отделился. Ну вот и действуй сам, как хочешь. Сам себе и отчитывайся.
Карпенко повернулся и вышел, хлопнув дверью. Руднев знал, что ему нелегко. В самовольном марше третья рота не избежала боя и потеряла ранеными шесть человек и убитыми двух. Никто Федора не попрекал, но все видели, что переживает и мучится он сильно.
Вечером того же дня отряд двигался дальше. Приказ на движение был разослан в секретном порядке за полчаса до выхода. Карпенко его не получил. Колонна уже строилась, когда он выбежал из хаты.
