Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
Попрощавшись на аэродроме с отрядом. Юрка прижался щекой к мокрому усу отца.
- Будь здоров. Расти, партизан. Учись...
И тут Юрка, впервые за все время пребывания в отряде, не выдержал и заплакал.
Он больше никогда не увидел своего отца.
16
С форсированием Днепра и Припяти мы вышли в леса, которые сплошным массивом покрывают северную часть Житомирской и Ровенской областей и идут дальше на север, к южным областям Белоруссии. Сама природа благоприятствовала созданию здесь партизанского края.
Мы двигались днем. Руднев с каждым маршем становился все веселее. Он выскакивал на своей белой лошади в голову колонны, к разведчикам, шутил с ними. Иногда останавливал коня, протягивал руку вперед к дремучему синему лесу, на который мягкими хлопьями ложился белый снег, и шутя декламировал:
...Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен,
Назло надменному соседу...
и весело смеялся.
Южная часть бассейна Припяти - болотистая страна, сплошь покрытая лесами. По ней не проходят шоссейные дороги, и здесь почти нет крупных городов. Далеко на западе, прислонившись к этому сплошному массиву, одиноко стоит Ковель. Ближе к востоку - город Сарны. С юго-востока леса - Овруч. Вот и все города этого громадного лесного края, раскинувшегося на сотни километров в бассейне Припяти и ее притоков. Казалось, сама природа выключила его из войны.
Война проходила мимо, лишь изредка напоминая о себе гудением самолета, высоко в небе пролетавшего над этими местами. Но если для современной армии, ведущей маневренную войну, этот край был явно неподходящим, то лучше места для перенесения партизанской базы из Брянских лесов на запад было не найти. Нашим рейдом партизанское движение распространялось на все Правобережье Украины, на западные ее окраины.
Решалась судьба партизанского края, которому суждено было сыграть основную роль в развитии партизанского движения Правобережной Украины. Решалась, но еще не была решена. Все эти гиблые, болотистые места, составлявшие несколько административных районов - Лельчицкий, Ракитянский, Словеченский, Столинский, - по территории равных хорошей области, были объединены немецкими властями в один округ, или по-ихнему гебит. Голова округа - гебитскомиссар - выбрал себе резиденцией районный городишко Лельчицы и находился там под охраной крупной комендатуры жандармерии и батальона полиции. До тех пор, пока мы не разгромим гебитскомиссариат, не может быть и речи о создании партизанского края. Леса были нужны нам только как база, откуда будут совершать лихие набеги партизаны. Тогда нам и в голову не приходило, что Лельчицами мы решали судьбу карпатского рейда Ковпака, судьбу целого ряда крупных партизанских соединений, возникших через полгода-год в Житомирской, Ровенской, Каменец-Подольской областях Украины.
Если бы немцы остались в Лельчицах или Словечном, укрепились бы там, сделали их своими опорными пунктами, не было бы там партизанского края, а значит, базы партизан.
Стоянки наши в этих дебрях были спокойны. Мы двигались днем, давая по ночам отдыхать людям. Марши делали небольшие. Иногда останавливались на целые сутки в полесских деревнях. Осваивание нового района начиналось с подробного изучения его.
Я часто и подолгу стал бывать в штабе. Ковпак в это время поручил мне руководство разведывательной работой. Особенно сблизился я с начальником штаба Григорием Яковлевичем Базымой и с Паниным, секретарем партбюро. Оба старые ветераны партизанского движения, они часто вспоминали первые дни становления отряда.
Чувствуя, что с этими людьми меня надолго связала военная судьба, я и сам интересовался первыми днями партизанской борьбы, уже как бы овеянными славой истории. Я кое-что записывал, и это очень нравилось Базыме.
Часто после часов, проведенных за работой в штабе, он крепко потягивался, до хруста в костях, подымал очки на лоб и говорил, как бы ни к кому не обращаясь и продолжая какую-то свою мысль, прерванную то ли боем, то ли составлением плана или отчета.
- А то, понимаешь, был еще такой случай... Приходим мы с Семеном Васильевичем в третью роту, а у них постов нет, все вповалку спят. Кое-кто, видно, хлебнул крепко... Ох и публика!..
Темой разговора чаще всего была третья рота, лучшая рота отряда, и ее командир Карпенко. Много раз такие разговоры велись в присутствии Руднева, и он, слушая Базыму, только улыбался, задумчиво покручивая ус. Говорил Базыма о людях Карпенко с любовью, а по существу из рассказов явствовало, что они во главе с упрямым Карпенко доставляли и Рудневу и Базыме одни только неприятности и хлопоты. Неприятности с "третьеротцами" начались у командования уже очень давно, чуть ли не с того дня, как группа Карпенко влилась в отряд. Люди Карпенко "признали" Ковпака командиром, но все же держали себя обособленно. Мы, мол, военные, а это все "штатская" публика, да еще все старики, из которых "песок сыплется". Партизанская жизнь на первых порах им понравилась, особенно когда Дед Мороз показал, где заложены базы с продуктами. На базах были бочки с вареньем, которое очень пришлось по вкусу молодым ребятам группы Карпенко и Цымбала. По всему было видно, что хлопцы быстро усваивали именно отрицательные стороны партизанской жизни, вольницу. Все это видел и понимал Ковпак, прошедший суровую школу Красной Армии, - ведь на глазах Ковпака и при его участии рождались партизанские отряды, Красная гвардия и армия молодой Советской республики. Видел, понимал, но пока молчал, присматривался. Да и трудно было ему сразу прибрать к рукам весь этот народ, который прибило к нему ветром окружения.
Разные люди бродили тогда по тылам только что прошедшей здесь немецкой армии. Все было неясно, скоротечно, быстро менялись настроения, порядки.
В это время из соседних лесов к Ковпаку пришла подмога - Семен Васильевич Руднев со своим маленьким отрядом в двадцать с лишним человек.
Первые недели оккупации отряды Ковпака и Руднева каждый действовали самостоятельно и связи между собой не имели. К началу осени Руднев по первым диверсиям Ковпака напал на его след. Крепко обрадовались они друг другу. Трудно приходилось обоим. Разные по возрасту, характеру и образованию, люди эти в одном были совершенно одинаковы: в преданности своему партийному долгу, в желании порученное им дело - организацию партизанского движения - выполнить во что бы то ни стало.
То были тяжелые дни. Враг был силен, силен не только своей техникой и военным престижем, но силен еще и нашим незнанием, нашей необученностью. У некоторых новоиспеченных партизан тряслись поджилки: люди боялись, многие просто не знали, с чего начать. Первое время в разведку ходили сами командиры отрядов - Ковпак и Руднев.
Ковпак по опыту понимал, что нужно обязательно выиграть первый бой, пусть маленький, нанести хотя незначительный урон врагу. Это было необходимо для сплочения отряда. Понимал это и Руднев.
При первой встрече командиры обсудили положение, поделились опытом первых дней борьбы, и Руднев предложил Ковпаку слить оба отряда.
Руднев энергично начал работать по сколачиванию отряда, по внедрению дисциплины. Он сам во всем показывал пример. Внешний вид бойца, распорядок дня, несение службы, подчинение начальникам, организованность питания, по старой армейской привычке, он считал обязательным для себя и требовал того же от подчиненных.
Так было в армии.
- В партизанах это все нужно еще больше, - внушал он бойцам. - Еще больше во сто крат потому, что борьба наша опаснее, силы наши меньше, а бить врага мы должны не хуже армии.
Многие соглашались, никто не возражал, но в роте Карпенко угрюмо поглядывали на нового комиссара. Не понравился крепко он им своими речами, а еще больше - делами. Но братва пока помалкивала. Взрыв произошел, как это ни странно, из-за варенья.
Наведя порядок в несении разведывательной и караульной службы, поработав над внутренним устройством землянок, комиссар взялся за питание. Учтя все имеющиеся продукты, он составил рацион - по двести граммов сала на человека, сухари, а когда есть возможность, свежий хлеб, овощи (осенью их можно было не нормировать) и по кружке варенья в сутки на двух человек.
Хлопцы из роты Карпенко первую часть "реформы" комиссара приняли с холодом, но все же, понимая, что без разведки, без караулов обойтись нельзя, молча соглашались. А вот варенье...
Тут уже посягательства на их "партизанские" права. Молодежь эта, буйная, зеленая, пышущая здоровьем и удалью, молодежь, которой в двадцать два года пришлось с глазу на глаз встретиться со смертью, да не раз и не два, а вот уже четвертый месяц встречаться ежедневно, на каждом шагу! Лязгает безносая по шоссейкам, громыхает по трактам, пылит по проселкам, завывает протяжными голосами моторов в небе. Молодежь эта не желала отказать себе в удовольствии, в единственном оставшемся удовольствии покушать сладкого вдоволь - "сколько хочу".
