Джонстон Мак-Кэллэй - Знак Зорро
- Я думал, что все будет уже улажено к этому времени, - сказал дон Диего. - Вы говорите, что все еще есть надежда?
- Я так думаю, - сказал дон Карлос, но он сомневался в этом, вспоминая выражение лица сеньориты. Тем не менее он собирался серьезно поговорить с ней по приезде домой и рассчитывал на то, что решится настоять на повиновении даже в деле выбора мужа.
Когда все любезности были окончены и громоздкая повозка уехала, дон Диего вернулся обратно в свой дом с поникшей головой: эта поза была характерна для него, когда он затруднял себя размышлениями.
Вскоре он решил, что в данный момент нуждается в обществе. Покинув дом, перешел через площадь и вошел в таверну. Толстый хозяин кинулся приветствовать его, повел на лучшее место около окна и принес вина, не ожидая приказания.
Дон Диего провел почти час, глядя через окно на площадь, следя, как проходили мужчины и женщины, наблюдая работу туземцев, то и дело поглядывая на тропинку, шедшую по направлению к Сан-Габриель.
Вскоре он заметил на этой тропинке двух приближающихся всадников, а между лошадьми третьего человека; дон Диего увидел, что от талии этого человека шли веревки к седлам всадников.
- Что это такое, во имя святых! - воскликнул он, вставая со скамейки и подходя ближе к окну.
- Ха! - вздохнул хозяин. - Это ведут пленника.
- Пленника? - произнес дон Диего.
- Туземец недавно принес это известие, кабальеро. Опять монах попался.
- Объяснитесь, толстяк.
- Человек этот должен немедленно предстать перед судьей. Говорят, что он надул торговца шкурами и теперь должен отвечать за это. Он хотел, чтобы его дело разбиралось в Сан-Габриель, но ему не разрешили этого, так как там все расположены в пользу миссии и монахов.
- Кто этот человек? - спросил дон Диего.
- Его зовут братом Филиппом, кабальеро.
- Что такое? Брат Филипп, старый человек и мой хороший друг! Я провел позапрошлую ночь в его гациенде.
- Без сомнения, он провел вас, кабальеро, как и других, - сказал хозяин.
Дон Диего проявил определенный интерес. Он внезапно вышел из таверны и направился в помещение суда, находившееся в маленьком кирпичном здании на противоположной стороне площади. Всадники как раз приехали туда вместе со своим пленником. Это были два солдата, которые стояли на постое в Сан-Габриель, а монахи были принуждены именем губернатора содержать их и давать им ночлег.
Это был брат Филипп. Его заставили идти всю дорогу привязанным к седлам стражников, и можно было не сомневаться, что всадники ехали галопом, чтобы испробовать степень выносливости монаха.
Платье брата Филиппа было в лохмотьях, покрыто пылью и потом. Толпившиеся вокруг награждали его насмешками и грубыми шутками, но монах гордо держал голову и делал вид, что ничего не видит и не слышит.
Солдаты сошли с коней и втащили его в комнату судьи, а праздношатающиеся и туземцы толпой ввалились через дверь. Дон Диего колебался одно мгновение, потом направился к двери. - Прочь, мерзавцы! - крикнул он, и туземцы расступились перед ним.
Он вошел и стал проталкиваться сквозь толпу. Судья увидел его и пригласил на переднее место. Дон Диего было теперь не до того, чтобы садиться.
- Что такое? Что случилось? - спросил он. - Ведь это брат Филипп, благочестивый человек и мой друг.
- Он мошенник! - возразил один из солдат.
- Если это так, то нельзя больше верить ни одному человеку, заметил дон Диего.
- Его поступки противозаконны, кабальеро, - утверждал судья, выступив вперед. - Обвинение предъявлено, и его привели сюда на суд.
Тогда дон Диего сел, и заседание было объявлено открытым.
Человек, приносивший жалобу, был неприятный на вид парень; он объяснил, что был торговцем салом и шкурами и имел склад в Сан-Габриель.
- Я прибыл в гациенду, управляемую этим монахом, и купил у него десять шкур, - объявил он. - После того, как я отдал ему деньги и принес товар на склад, я нашел, что шкуры не выделаны как следует. В действительности они были совершенно испорчены. Я вернулся в гациенду, рассказал ему это, требуя, чтобы он вернул мне деньги, но он отказался это сделать.
- Шкуры были хорошие, - вставил брат Филипп. - Я сказал ему, что возвращу ему деньги, когда он вернет мне шкуры.
- Они были испорчены, - упорствовал торговец, - мой помощник подтвердит то же самое. Они издавали зловоние, и я должен был сжечь их немедленно.
Помощник подтвердил все это.
- Что вы можете сказать, брат? - спросил судья.
- Что бы я ни сказал, это мне не поможет, - ответил брат Филипп. - Меня уже признали виновным и вынесли приговор. Если бы я был приверженцем беспутного губернатора, а не францисканцем, то шкуры были бы хороши.
- Да это измена! - воскликнул судья.
- Я говорю правду.
Судья надул губы и нахмурился.
- Здесь было слишком много этих мошенничеств, - сказал он наконец. - Если человек носит рясу, то это вовсе не значит, что он может безнаказанно грабить. В таких случаях я считаю нужным подать пример, чтобы монахи видели, что они не могут извлекать выгоды из своего сана. Монах должен заплатить этому человеку стоимость шкур, а за мошенничество он получит десять ударов по спине, за произнесенные же им изменнические слова он получит еще пять добавочных ударов. Таков приговор.
Глава XXI
НАКАЗАНИЕ КНУТОМ
Туземцы глумились и аплодировали. Лицо дона Диего побледнело, и на мгновение его глаза встретились с глазами брата Филиппа, на лице которого застыло выражение покорности.
Помещение суда опустело, и солдаты отвели монаха на место экзекуции посредине площади. Дон Диего заметил, что судья усмехался, и понял, каким фарсом был этот суд.
- Беспокойное время! - сказал он своему знакомому, стоявшему рядом с ним.
Солдаты сорвали рясу со спины Филиппа и собирались привязать его к столбу. Но монах обладал когда-то большой силой и сохранил ее отчасти; он понял, какое унижение ему предстояло перенести.
Внезапно он оттолкнул солдат в сторону и наклонился, чтобы схватить с земли кнут.
- Вы сняли с меня рясу! - закричал он. - Я теперь обыкновенный человек, не монах! В сторону, собаки!
Он начал стегать кнутом. Одного солдата он резанул по лицу и ударил двух туземцев, подскочивших к нему.
Но вот толпа навалилась на него, сбила с ног и принялась избивать, не обращая внимания даже на окрики солдат. Дон Диего почувствовал потребность действовать. Несмотря на мягкую натуру, он не мог перенести, чтобы с его другом поступали таким образом. Он ринулся в середину толпы, приказывая туземцам очистить дорогу, но внезапно почувствовал, как кто-то схватил его за руку, и, повернувшись, встретился глазами с судьей.
- Это не дело кабальеро, - сказал судья тихим голосом. - Человек этот был приговорен правильно. Если вы протянете руку, чтобы помочь ему, этим вы подымете руку против его превосходительства. Разве вы забыли об этом, дон Диего Вега?
По-видимому дон Диего не забыл этого. Он сознавал кроме того, что заступничеством не окажет услуги своему другу. Кивнув головой судье, он удалился. Но ушел недалеко. Тем временем солдаты овладели монахом и привязали его к позорному столбу. Это было добавочное оскорбление, так как столбом пользовались исключительно для наказания непокорных туземцев. Кнут взвился в воздухе, и дон Диего увидел кровь, выступившую на голой спине Филиппа. Он отвернулся, так как не мог вынести подобного зрелища. Он считал удары по свисту кнута в воздухе, и знал, что гордый старый брат Филипп не издаст ни звука и может умереть без стона. Он слышал смех туземцев, а, обернувшись, увидел, что наказание окончено.
- Деньги должны быть заплачены в течение двух дней, или вы получите еще пятнадцать плетей, - сказал судья.
Монах Филипп был развязан и упал на землю у подножия столба. Толпа начала рассеиваться. Два монаха, которые следовали за Филиппом от Сан-Габриель, помогли своему брату встать на ноги и отвели его в сторону под гиканье туземцев. Дон Диего Вега возвратился к себе.
- Пришлите мне Бернардо, - приказал он своему дворецкому. Дворецкий кусал губы, чтобы удержаться от смеха, когда шел исполнять данное ему приказание. Бернардо был глухонемой слуга-туземец, услугами которого дон Диего пользовался в особых случаях.
Через минуту он вошел в большую гостиную и поклонился своему хозяину.
- Бернардо, ты драгоценность! - сказал дон Диего. - Ты не можешь ни говорить, ни слышать, ни писать, ни читать, и ты недостаточно умен, чтобы знаками дать понять о своих желаниях. Ты единственный человек в мире, с которым я могу говорить без того, чтобы выслушивать ответы. Ты не произносишь "ха!" каждую минуту.
Бернардо качнул головой, как будто бы он понял. Он всегда так качал головой, когда губы дона Диего переставали двигаться.
- Да, беспокойные нынче времена, Бернардо, - продолжал дон Диего, - человек не может найти места, где бы он мог поразмыслить. Даже к монаху Филиппу позавчера ночью ворвался громадный сержант, стуча в дверь. Человеку, имеющему нервы, очень тяжело. А истязание старого монаха Филиппа? Бернардо, будем надеяться, что сеньор Зорро, который наказывает тех, кто поступает несправедливо, услышит об этом деле и будет действовать соответствующим образом.
