Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси
Эти новые качества и характеристики петербургской культуры с момента реноминации города (1991) и, по-видимому, до его 300-летнего юбилея (2003) становятся принципиально новым фактором, одной из доминант актуального культурного процесса в реформируемой России (Лебедев 1991; Lebedev 1996). В то же время они актуализируют и представления об историческом пути Балтийского региона Европы в целом. Вряд ли случайно еще в 1998 году форум по проблемам глобализации, организованный по инициативе Горбачев-фонда и под председательством президента этого фонда, проходил в «музее викингов» Борг на Лофотенах (Норвегия), а многовековой исторический опыт «Скандобалтики» рассматривался как познавательная модель современных глобальных процессов.
Дело в том, что само со себе «открытие» Скандобалтийской цивилизации VIII— XI вв. — лишь начальная ступень в изучении этого опыта. Предварительно обобщая этапы развития этнокультурного взаимодействия, необходимо сейчас констатировать безусловную «неравновесность» (при равнозначимости) его компонентов, наличие и последовательное смещение своего рода «силового центра» (Holmqvist 1974). Изначально он, очевидно, формируется на юге Скандинавии в эпоху викингов, включая и Ютландию с датскими островами. Со времен петроглифов эпохи бронзы (по крайней мере, I тыс. до н. э.) и до «Североморской державы» Свейна и Канута в конце эпохи викингов этот центр, начальная «Скандия», Сконе (Skaney, «прекрасный остров»), лидирует в региональных процессах (неслучайно отсюда, из Ютландии и Шлезвига, прослеживаются важные импульсы в Ладогу VIII—IX вв., формирующие «Русь Рюрика»).
Силовой центр в Средней Швеции, в бассейне Мелар, о котором, собственно, писал Хольмквист, несомненно существовал и в эпоху бронзы, и на рубеже эр (свионы Тацита), и в эпоху викингов. Однако безусловное доминирование его начинается спустя столетия после «крестовых походов шведов в Финляндию, Карелию, Ингрию» XII-XIV вв. и реализуется в шведском великодержавии XVI-XVII вв., «королей свеев, готов и вендов», со времен Густава Вазы, Густава-Адольфа и до Карла XII, когда почти сто лет Балтийское море было практически «внутренним морем» Шведской державы.
С 1721 года, провозглашения Российской империи, силовой центр Балтики сместился на Восток, к Санкт-Петербургу. Доминирование навеем восточном и юго-восточном побережье Балтики, при всех потрясениях мировых войн и революций, сохранялось до наших дней, и лишь с падением Берлинской стены, а затем и Советского Союза Балтика впервые обретает качественно новое состояние — примерного равновесия и равноценности взаимодействующих государств, этносов и культур. Отметим при этом, состояние — изоморфное предложенной «модели» Скандобалтийской цивилизации эпохи викингов. В этой модели, стало быть, можно видеть «архетип Скандобалтики».
В изучении этого архетипа на повестку дня выдвигаются и новые, конкретно-археологические задачи. Последние годы отмечены выявлением, наряду с типо-хронологическими характеристиками эпохи викингов VIII-XI вв., древностей предшествующего, после-римского и позднеримского, времени — фибула с о. Тютерс (VI в.), меч из Турова (V в.), топор из Глумиц (II—IV вв). В систематике С. Ю. Каргопольцева для Северо-Запада представлен обширный набор артефактов, объединяющих с римским временем ранние «длинные курганы», непосредственно приближающийся к ранним горизонтам Ладоги (в систематике С. Л. Кузьмина, А. Д. Мачинской, О. И. Богуславского). Охватив типо-хронологическими построениями, выполненными в последние десятилетия археологами нового поколения, исторический интервал с VIII в. (основание Ладоги) до XVIII в. (Санкт-Петербург), мы оказываемся перед возможностью опустить нижнюю границу этого интервала еще на три-пять столетий в глубь веков (Хлевов 2002).
Решение этой задачи, как и ряда других, безусловно, исключительно увлекательно и актуально для археологов всех действующих генераций. Надо иметь в виду, однако, нарастающую включенность и, соответственно, зависимость наших исследований от общекультурного контекста. Проблемы современной археологии связаны не только с компьютеризацией и введением мультимедиа, парадигмалогической перестройкой «пост-модернистского (или постиндустриального)» общества в «информационную», «культуро-экологическую» или иную предстоящую формацию цивилизации. На последних форумах все более активно обсуждаются проблемы значения, охраны, управления и использования культурного наследия в целом, культурных ценностей, философской рефлексии, этики в археологии, национализма и экстремизма современных форм поп-культуры и т. д. (вплоть до «культа Элвиса Пресли» и архетипики eгo аналогов).
Сессия Европейской Ассоциации археологов (ЕАА) 1998 года в Гетеборге (Швеция), определившая проведение IX сессии ЕАА юбилейного 2003 года в России, в С.-Петербурге, представляла все эти тенденции в неупорядоченной полноте и противоречивости. Вовлекая результаты наших исследований в общекультурный контекст, мы должны отдавать себе отчет в сложности этих его тенденций. «Славяне и скандинавы» издательства «Прогресс» 1986 г. удачно вписывались в тогдашний контекст «объединяющейся Европы», куда СССР Горбачева готовы были принять на гораздо более льготных условиях, чем это происходило с реформируемой Россией конца 1990-х. Потенциал, созданный в минувшие десятилетия, в частности, и развитием «Варангики» использован был далеко не полностью и не всегда — оптимальным образом.Тем больше опасность нарастающего давления скоротечных политических и культурных конъюктур в начале XXI века. Конъюктур этих более чем достаточно, от имперской ностальгии до регионального сепаратизма.
Эпоха викингов в Северной Европе — один из важнейших этапов исторического прошлого скандинавских стран. Она отделяет десять тысячелетий первобытности от начала собственно исторического периода, который на севере Европейского континента открывается становлением раннефеодального общества, как первой классовой социально-экономической формации.
Последовательный анализ всех доступных изучению аспектов экономики, социально-политической структуры, материальной и духовной культуры, основанный на комплексном исследовании данных разных групп источников (письменных, археологических, нумизматических, языковых), и обобщение результатов этого анализа на сравнительно-историческом фоне и в конкретно-исторической взаимосвязи с развитием соседних государств региона позволяют реконструировать основные этапы этого революционного процесса, охватившего IX, X и первую половину XI столетия.
Предпосылки к развитию классовых отношений, основанных на общественном разделении труда, в Северной Европе складываются во второй половине I тыс. н. э., после создания северной системы комплексного хозяйства, основанного на использовании железных орудий труда и приспособленного к экологическим условиям Скандинавии. Вплоть до VIII в. социальное развитие сдерживали продолжавшие функционировать и медленно эволюционировавшие институты традиционного родо-племенного строя. Общественная стабильность обеспечивалась свойственным варварскому обществу механизмом «вынужденной эмиграции», существо которого было раскрыто Марксом: «…избыточное население было вынуждено совершать те полные опасностей великие переселения, которые положили начало образованию народов древней и современной Европы» (Маркс, 8: 568).
По своему социальному содержанию эпоха викингов представляет собой финал общеевропейской эпохи Великого переселения народов (V-VI вв.), но финал запоздалый, развернувшийся в иных политических условиях. В Скандинавии он вызвал к жизни особое социальное явление — «движение викингов», которое охватило широкие и различные общественные слои и выработало новые специфические организационные формы.
Движение викингов обеспечило (за счет военных походов и внешней торговли) поступление в Скандинавию значительного количества материальных ценностей. В ходе движения дифференцировались и консолидировались новые социальные группы: военно-дружинный слой, купцы, ремесленники. На базе накопленных материальных и социальных ресурсов сформировались политические институты раннефеодальной государственности, королевская власть, которая последовательно подчинила органы племенного самоуправления, уничтожила или адаптировала родоплеменную знать, консолидировала военно¬феодальные элементы, а затем ликвидировала движение викингов.
Соотношением всех этих социальных сил на протяжении двух с половиной столетий были предопределены характерные особенности скандинавской средневековой государственности, не известные в других феодальных странах Европы (сохранение институтов крестьянского самоуправления, народной вооруженной силы — ледунга, отсутствие крепостного права). В то же время именно к концу эпохи викингов сложились и функционировали основные институты раннефеодальной государственности: королевская власть, опирающаяся на иерархически организованную вооруженную силу (практически совпадающую с классом феодалов и противостоявшую вооруженной организации свободного населения); регламентированное этой властью законодательство, обеспечивающее контроль государства над налогами, повинностями, судом; христианская церковь, освящавшая социальную систему и политический строй феодальной формации.