Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович
Чекистские фальсификации после “кремлевского дела”
Повторим, что необычность “кремлевского дела”, его отличие от множества подобных дел такого рода, сфальсифицированных чекистами, заключается в том, что оно началось по инициативе Сталина, а целью его была компрометация некогда близкого к вождю члена большевистского руководства А. С. Енукидзе, а также очередная атака на бывшего видного оппозиционера Л. Б. Каменева. Если бы не это, то вряд ли к данной незатейливой фальсификации было бы привлечено столько внимания. К середине 30‐х годов прошлого века дела о покушении на Сталина и других вождей были, что называется, поставлены на конвейер. Например, не успело еще завершиться следствие по “кремлевскому делу”, как Ягода уже рапортовал Сталину и Ежову о “вскрытии” контрреволюционной террористической организации в особом гараже Московского Кремля. В спецсообщении от 29 апреля 1935 года Ягода разворачивал яркую картину террористического заговора, раскрытого работниками Особого отделения аппарата внутренней охраны Кремля [1189]. По данным чекистов, в группу заговорщиков входили шоферы и кладовщики особого гаража. Некоторые из них были недавно уволены при чистке кремлевского персонала. 26 и 27 апреля прошли допросы кладовщика кремлевского гаража А. Н. Машкова, причем руководил ими сам А. И. Успенский, два с небольшим месяца тому назад назначенный заместителем коменданта Кремля по внутренней охране и, видимо, желавший продемонстрировать свое служебное рвение. Неизвестно, был ли Машков сексотом НКВД, доносившим органам об антисоветских высказываниях своих сослуживцев, но на допросе он сразу же предоставил следователям аккуратный список из семи антисоветчиков, работавших с ним в гараже особого назначения; в их число вошли Л. Т. Горохов, шофер М. И. Ульяновой и Н. К. Крупской, а также Г. И. Федотов, кавалер ордена Красного Знамени, бывший шофер Троцкого. Возможно, поначалу он рассчитывал отделаться лишь обвинением в контрреволюционной болтовне. По словам Машкова, его знакомые клеветали на членов политбюро Куйбышева, Рудзутака; бывший шофер Постышева “распространял клевету о шикарной жизни членов правительства, о большой трате денег на них и все в этом духе” [1190].
Много говорили о смерти Аллилуевой, при этом распространяли злую клевету о том, что Аллилуева умерла неестественной смертью, и, пользуясь этим случаем, всячески ругали Сталина [1191].
Постепенно показания Машкова в изложении опытных чекистов приобретали все более зловещий характер:
Эта группа сотрудников Особого гаража относилась к Сталину враждебно, я должен заявить следствию вполне откровенно, что некоторые из указанных мною лиц прямо выражали желание, чтобы Сталин был убран [1192].
Наконец, чекисты зафиксировали в протоколе желание Машкова “изменить свои показания”: оказывается, после убийства Кирова в гараже собралась группа сослуживцев и принялась обсуждать сие прискорбное событие – при этом один из участников дискуссии заявил, что “надо бы убить Сталина”, а все остальные с ним тут же согласились. Вспомнили, что недавно, идя с работы, в Кремле на Коммунистической улице встретили Сталина, и Машков тогда сказал приятелю: “Видишь, как легко убить Сталина, охрана далеко, никто помешать не может” [1193]. Приятель в ответ заметил, что обстановка для убийства действительно благоприятная, но нужно иметь оружие, которое он пообещал достать. При этом новоиспеченные заговорщики решили, что стрелять в вождя будет тот из них, на кого выпадет жребий. Но покушение не сложилось – приятеля Машкова из Кремля уволили в конце февраля 1935 года, и план убийства провалился. Все названные Машковым на следствии люди были арестованы. Сам Машков по приговору ОСО получил 5 лет ИТЛ и был отправлен на Соловки, а в 1937 году тройка УНКВД по Ленинградской области вынесла ему расстрельный приговор. В этой истории интересна судьба шофера ленинской семьи Л. Т. Горохова. Машков дал ему на следствии следующую характеристику:
Горохов Лев Трофимович – шофер Особого гаража, ездит с М. И. Ульяновой и Н. К. Крупской. Настроен резко антисоветски. Он живет в Кремле с семьей. Особенно усилились антисоветские настроения у Горохова после ареста и осуждения, как он мне говорил недавно, его сына Василия. Он мне говорил, что сын арестован за подготовку покушения на Сталина [В. Л. Горохов, 1915 года рождения, был в 1933 году приговорен к десяти годам концлагеря за “активное участие в контрреволюционной террористической группе, готовившей террористический акт против тов. Сталина”. – В. К.]. При этом в завуалированном виде Горохов давал мне понять, что, собственно, было бы и не плохо, если бы его сын совершил действительно покушение на Сталина, а дальше говорил, что он все равно сейчас страдает за сына [1194].
Не совсем понятно, каким образом Горохов “страдал” за сына, но после его ареста в ночь на 30 апреля 1935 года за него тут же вступилась М. И. Ульянова. В написанном на следующий день письме Сталину Мария Ильинична напомнила вождю, что уже просила за Горохова в феврале, во время 2‐го Всесоюзного съезда колхозников-ударников, когда ее шофера “Ягода собирался выселить из Кремля за то, что сын его выслан несколько лет тому назад из Москвы”:
Вы вступились за него, и выселение было приостановлено. Нет слов сказать, как я была благодарна Вам, как благодарен был Вам тов. Горохов. Он рассказывал мне о том, что неоднократно возил Вас. В его памяти сохранился случай, когда около ЦК партии, когда Вы ехали на машине, к ней подбежал какой‐то молодой человек, желавший обратиться к Вам с просьбой. Вы попросили остановить машину и, выяснив, что просителю нужна была материальная помощь, стали рыться в карманах. Там оказалась лишь крупная бумажка. Вы спросили т. Горохова, нет ли у него денег с собой, и, так как таковых не оказалось, отдали молодому человеку имевшиеся у Вас деньги. Горохов передавал мне потом Ваш рассказ ему о Вашем приезде в Петербург, нелегально, где у Вас не было знакомых, не было паспорта и денег… Я просила тогда Горохова записать этот рассказ… [1195]
Неизвестно, записал ли Горохов рассказ о приезде Сталина в Петербург, но вот рассказ о щедрости вождя достоин пера Михаила Зощенко – не зря Ульянова запомнила его без всякой записи. Этим сюжетом Зощенко вполне мог бы открыть новый цикл рассказов о Сталине, который удачно дополнил бы знаменитые “Рассказы о Ленине”.
В любом случае М. И. Ульянова второй раз поручилась за своего шофера, подтвердив его преданность вождям революции и подчеркнув, что “его взгляды не имеют ничего общего с взглядами его сына, проявленными несколько лет тому назад”. Скорее всего, Горохов после этого был освобожден из тюрьмы. В любом случае Большой террор он пережил, умер в 1968 году и был похоронен на Новодевичьем кладбище как “личный шофер Ленина”.
Покушение на Сталина со стороны работников особого гаража было предотвращено кремлевскими чекистами, но органам государственной безопасности расслабляться было никак нельзя – опасность подстерегала вождя буквально на каждом шагу. Как ни чистили, как ни проверяли кремлевский персонал, и особенно Правительственную библиотеку, – враг не дремал и, проявляя дьявольское коварство, каким‐то сверхъестественным образом снова и снова ухитрялся проникать в цитадель революции, где по‐прежнему стремился осуществить свои черные замыслы. Например, в конце июля 1935 года была уволена, а затем арестована библиотекарша Правительственной библиотеки А. И. Голованова-Григорьева, член ВКП(б) с 1925 года. Казалось бы, после раскрытия страшного заговора, возглавляемого советской Шарлоттой Корде, сотрудников библиотеки следовало проверять с утроенным рвением. Однако все проверки оказались бессильны предотвратить очередное чрезвычайное происшествие. Чекистам стало известно, что Голованова-Григорьева распространяет “контрреволюционную клевету в отношении руководства ВКП(б)” [1196] – как будто она ничего не слышала о массовых арестах библиотекарш полгода назад как раз за подобные прегрешения (а она очень даже слышала, так как месяц назад присутствовала на партсобрании в Кремле, где обсуждалось исключение Енукидзе из партии). На допросе, который вели начальник СПО Молчанов и трудолюбивый следователь Каган, Голованова-Григорьева призналась, что пару недель назад сплетничала с другой библиотекаршей Байковой о личной жизни Сталина и при этом рассказала ей о том, что “Н. С. Аллилуева умерла не естественной смертью, а ее на почве ревности убил Сталин” [1197]. Наверное, Молчанов и Каган только руками развели – только что ликвидировали “кремлевское дело”, и вот опять начинай сначала. Но опыт накоплен был немалый, и следователи быстро вышли на источник “клеветы” – в 1933 году Головановой-Григорьевой сообщила эти сведения беспартийная библиотекарша библиотеки им. Сурикова Антонина Петровна Шигаева. Шигаеву почему‐то искали почти месяц, хотя Голованова-Григорьева назвала следователям ее домашний адрес. Оказалось, что она успела стать заведующей библиотекой им. Лермонтова. После ареста в конце августа ей сразу была дана очная ставка с Головановой-Григорьевой. Затем на допросе Шигаева призналась следователю Сидорову, что клевету о смерти Аллилуевой ей передала некая гражданка Евтеева [1198]. К сожалению, дальнейшая судьба этих несчастных женщин неизвестна.
