История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Никто не сочтет чрезмерными наши хвалы Господу, чудесным промыслом коего король, чье положение после поднятия им штандарта в Ноттингеме казалось безнадежным и вызывало у врагов насмешки, сумел в конце концов собрать людей, деньги и оружие. А уже через двадцать дней по прибытии в Шрузбери он решил, невзирая на близость неприятеля, идти прямо на Лондон. Его пехота к тому времени насчитывала около 6000 человек, кавалерия — 2000, артиллерия, которой начальствовал сэр Джон Хейдон, была в полном порядке. И хотя силы эти значительно уступали неприятельским в числе, однако прежде никто даже не надеялся собрать столько войск, и потому теперь все полагали их достаточными для сражения с мятежниками. К тому же иные были уверены (и, ввиду продолжавшихся сношений с офицерами из противного лагеря, как будто не без оснований), что едва лишь армии окажутся на близком расстоянии одна от другой, множество парламентских солдат перейдет под знамена короля. Надежды эти подкреплялись солдатами, которые каждый день перебегали к королю из вражеского войска и, в расчете на более радушный прием, наперебой рассказывали о готовности своих товарищей поступить так же.

Должно заметить, что благодаря стараниям и неустанным заботам офицеров — а может, добрым нравам и выдержке самих солдат — порядок и дисциплина в армии оставались столь безупречными, что, пока король стоял в Шрузбери, никаких сколько-нибудь серьезных беспорядков не произошло: народ питал к солдатам самые теплые чувства, а солдаты вели себя с народом справедливо и уважительно. Благодаря же добровольным займам и пожертвованиям джентльменов и состоятельных жителей тех краев, а в особенности — щедрой помощи находившейся с королем знати, армии платили столь исправно, что никаких бунтов или проявлений недовольства не было, как не существовало для того ни малейших причин, ибо солдаты получали жалованье регулярно, если же и случались задержки, то не более чем двухнедельные.

Труднее всего было обеспечить армию оружием, нехватка коего оставалась воистину ужасной. Надежды короля на большую партию оружия из Голландии были жестоко обмануты: его корабли под начальством графа Уорвика встретили одно или два шедших оттуда судна, с которых в Йоркшире выгрузили на берег, помимо некоторого количества пороха, всего 800 мушкетов, 500 пар пистолетов и 200 палашей. Других запасов на военных складах Его Величества не было, так что в Ноттингеме и во всех прочих городах, через которые он следовал, королю приходилось брать оружие у местной милиции. Делалось это с величайшей мягкостью и осмотрительностью — скорее с добровольного согласия самих ополченцев, нежели по принуждению, и всякий раз при полном одобрении их начальников (хотя все понимали, что оружие это, оставшись в руках ополчения графств, будет непременно обращено против самого короля или, в лучшем случае, окажется для него навсегда потерянным). А потому в Йоркшире и Шропшире, где местные джентльмены изъявили (хотя и из самых благих побуждений) весьма неразумное желание, чтобы оружие было оставлено у их земляков, король себе ничего не взял. Однако знать и видные джентльмены всюду посылали Его Величеству столько оружия из собственных (впрочем, весьма скудных) запасов, что это, вместе с другими средствами, позволило обеспечить пехоту мушкетами, пиками и зарядными картузами (исключая трехсот-четырехсот человек, шедших на войну с одними лишь дубинами); хотя во всей армии ни один пикинер не имел доспехов и лишь немногие мушкетеры имели палаши. Кавалерийские же офицеры были вполне довольны, если им удавалось раздобыть старые кирасы, каски, а также пистолеты для себя и хотя бы нескольких из подчиненных, и палаши для всех остальных. Сами же они (а по их примеру и некоторые солдаты) помимо пистолетов и палашей старались обзавестись короткой секирой.

Пехота была разделена на три бригады; первой командовал сэр Николас Байрон, второй — полковник Гарри Уэнтворт, третьей — полковник Ричард Филдинг, всей же пехотой командовал генерал-майор сэр Джейкоб Астли, подчинявшийся непосредственно главнокомандующему. Ибо хотя генерал Рутвен, прибывший к королю за несколько дней до оставления Его Величеством Шрузбери, был произведен в фельдмаршалы, находился он исключительно при кавалерии, помогая принцу Руперту. Сэра Артура Астона (пользовавшегося тогда репутацией превосходного военачальника) в чине генерал-полковника назначили командовать драгунами, которых, хотя они и составляли два или три полка, насчитывалось тогда в общей сложности около восьмисот, самое большее — тысяча человек. Большая часть людей знатных и именитых (кроме состоявших непосредственно при особе Его Величества) вступила в эскадрон королевской гвардии под командованием лорда Бернарда Стюарта, образовав столь блестящий отряд, что, по самой скромной оценке, доходы и имущества одного этого эскадрона по крайней мере не уступали совокупному состоянию тех, кто, под именем лордов и общин королевства подавая тогда голоса в обеих Палатах Парламента, развязал и продолжал эту войну. Из слуг гвардейцев был сформирован еще один полный эскадрон под начальством сэра Уильяма Киллигрю, всегда действовавший рядом с господами.

С этими силами Его Величество выступил 12 октября из Шрузбери к Бриджнорту и, надо сказать, никогда еще войска королей не шли в поход до такой степени налегке: несколько повозок и ни единой палатки во всем обозе. Во всей армии короля был только один офицер-папист, сэр Артур Астон (если он и вправду являлся таковым), и совсем немного рядовых этого исповедания. Однако Парламент в каждой своей декларации (и еще громче — верное ему духовенство в своих проповедях) уверяли народ, что королевская армия состоит из одних лишь папистов — между тем как сами Палаты готовы были принимать в свое войско всех католиков без разбора (и очень многие люди этой веры шли туда служить как солдатами, так и офицерами — то ли всерьез полагая, что парламентская армия сражается за свободу совести для приверженцев всех исповеданий, как заявляли некоторые из их вождей; то ли с намерением разделить свои силы, чтобы затем получать нужные сведения из обоих лагерей и в каждом из них добиться известного влияния). Здесь будет нелишним упомянуть одну любопытную подробность. Когда комитет, назначенный Парламентом для набора войск в графстве Саффолк, известил Палату общин о том, что кое-кто из тамошних папистов изъявляет готовность ссудить его деньгами, и попросил сообщить, следует ли на это соглашаться, из Лондона ответили, что если предложенная сумма достаточно велика — из чего можно было бы заключить, что движет католиками искренняя симпатия к делу Парламента, а отнюдь не хитрый расчет заручиться покровительством последнего и таким образом избежать ответственности за свои проступки — то деньги взять нужно.

Когда король уже был готов к выступлению, возникли разногласия относительно того, какую дорогу ему лучше всего выбрать. Многие держались мнения, что Его Величеству следует идти на Вустер, где все еще стоял граф Эссекс; они полагали, что тамошние жители верны королю, а значит, его армия не будет испытывать недостатка в провианте и возрастет в числе. Эти люди также доказывали, что сражение необходимо дать как можно скорее, ибо чем позже оно состоится, тем сильнее окажется граф, каждый день получающий подкрепления из Лондона. Более разумным, однако, сочли поход прямо на Лондон, ведь в том, что граф Эссекс попытается преградить дорогу королевской армии, сомнений быть не могло. Большие надежды король возлагал на свою кавалерию, коей командовал его племянник принц Руперт и которая прямо-таки рвалась в бой, воодушевленная вустерской победой; но если бы король двинулся на Вустер, то оказался бы в краю, изобиловавшем изгородями, где от его конницы было бы меньше пользы; тогда как другой путь вел через открытую равнинную местность, гораздо более удобную для сражения. Итак, около середины октября король выступил из Шрузбери; первую ночь похода он провел в Бриджнорте, куда собралась на смотр вся его армия, имевшая весьма бодрый вид. Затем, через Уоллихемптон и Бромиджгем [Бирмингем], он прибыл в Киллингворт [Кенилворт], собственное великолепное поместье, в котором отдыхал один день. Там же лорд-главный судья Хит открыл заседания особой комиссии, судившей графа Эссекса и других участвовавших в мятеже особ за государственную измену (для чего Хита и назначили на эту должность; впрочем, прежний лорд-главный судья Брамстон, человек обширной учености и безупречной честности, был смещен не по причине королевской немилости, но лишь потому, что обязан был явиться в Парламент, где находилось на рассмотрении его собственное дело).