Евгений Марков - Славянская спарта
Справа у насъ двѣ огромныя горы — Штировнивъ поближе, а подальше — славная въ лѣтописяхъ Черногоріи и дорогая всякому черногорскому сердцу гора Ловчинъ, именемъ которой называютъ обыкновенно весь горный кряжъ, отдѣляющій Каттаро отъ Черногоріи.
На самой высокой вершинѣ Ловчина, еще бѣлѣющей снѣгами во всѣхъ впадинахъ своихъ, на такъ называемомъ Язерскомъ Верхѣ, мелькаетъ, поминутно прячась въ облавахъ, маленькая часовня…
Это — могила владыки и князя Черногоріи Петра И-го, — вѣрнѣе, Радо Нѣгоша, какъ называютъ его до сихъ поръ черногорцы, и какъ дѣйствительно назывался онъ въ домѣ своего отца Томы Нѣгоша, пока ему не выпалъ жребій стать владыкою Черногоріи послѣ смерти дяди его Петра І-го. Этотъ государь-поэтъ завѣщалъ своему народу похоронить себя въ самой поэтической могилѣ, какую только могла изобрѣсти фантазія поэта, и какую только могъ пожелать вождь черногорцевъ, страстно любившій свою страну. Петру хотѣлось удалиться подальше отъ суеты мірской, повыше въ небу, и въ то же время оставаться въ дорогой его сердцу родинѣ, среди ея дикихъ горныхъ пустынь, на самой высокой и самой любимой народомъ вершинѣ ея, откуда можно однимъ взглядомъ окинуть всѣ нахіи Черногоріи, всѣ ея долины и горы, отъ «Скадрскаго Блата» и береговъ Адріатики до хребтовъ Босніи.
Полна такой же величественной поэзіи, какъ эта могила, была и самая смерть владыки Петра. Красавецъ собою, высокій, статный, могучій — этотъ молодой черногорскій Геркулесъ умеръ всего 38 лѣтъ, сгорѣвъ отъ какой-то загадочной болѣзни, отъ которой онъ неудержимо таялъ съ каждымъ днемъ. Ни Италія, ни Вѣна, ни врачи Европы, не спасли его, и, увѣрившись въ ихъ безсиліи, онъ безропотно уѣхалъ умирать въ свою милую бѣдную родину. Когда онъ почувствовалъ, что пришелъ его часъ, онъ велѣлъ созвать къ себѣ народъ свой, поднялся съ постели въ кресло и, пріобщившись торжественно Св. Таинъ, сталъ наставлять собравшихся всему тому добру, которое онъ съ такимъ самоотверженіемъ старался ввести въ родной ему бытъ во все продолженіе своего княженія. Такъ умиралъ, поучая народъ, и славный предмѣстникъ его — его дядя, «святопочившій» Петръ І-й.
Горькія рыданія сѣдоусыхъ воеводъ и сердарей, удалыхъ юнаковъ, не знавшихъ ни страха, ни состраданія въ ежедневной рѣзнѣ съ врагами, мѣшались со слезами прощавшагося съ ними князя…
— Не плачьте, а молитесь за меня и похороните меня на вершинѣ Ловчина! — произнесъ Петръ, приказалъ поправить постель, подошелъ въ ней и, какъ срубленный сѣкирою дубъ, вдругъ упалъ на нее мертвый…
Долго не могли исполнить его завѣщанія: сначала проливные дожди, потомъ глубокіе снѣга не давали возможности даже такимъ смѣлымъ и сильнымъ горнымъ лазунамъ, какъ черногорцы, взобраться съ своею драгоцѣнною ношею на отвѣсныя вручи Ловчина, и гробъ владыки простоялъ съ осени до лѣта въ тѣсномъ храмикѣ цетинскаго монастыря, пока, наконецъ, съ огромными трудами не взнесли его на облюбленную имъ нерукотворную пирамиду заоблачной горы, откуда онъ теперь смотритъ на насъ сверху своею трогательною бѣленькою часовенькой.
Туда поднимаются досужіе путешественники, чтобы полюбоваться широкою панорамою горъ и моря, попозже лѣтомъ, когда совсѣмъ стаютъ снѣга. Туда собираются и черногорцы въ день кончины владыки служить по немъ панихиды. Князь съ семьею тоже бываетъ тамъ.
У подножія Язерскаго Верха — обильный старинный колодезь, извѣстный своею холодною водою и прозываемый оригинальнымъ именемъ «Иванова-корыта»; онъ устроенъ, по преданію, еще первымъ основателемъ черногорскаго княжества Иваномъ-Бегомъ Черноевичемъ, которому черногорскій народъ приписываетъ происхожденіе всего полезнаго, уцѣлѣвшаго съ глубокой старины.
Владыка Петръ, похороненный на Ловчинѣ, не даромъ свѣтитъ тамъ наверху, высоко надъ всею Черною-Горою и Бердою, своей поднятой къ небу бѣленькой часовенькой. Это быль дѣйствительно свѣточъ Черногоріи, призывавшій ее къ миру, закону и знанію послѣ долгихъ вѣковъ кровавой борьбы. Геройскій предшественникъ его, «святопочившій Петръ», провелъ все княженье свое въ такомъ водоворотѣ постоянныхъ войнъ и опасностей, былъ настолько поглощенъ борьбою за свободу Черногоріи противъ разнородныхъ враговъ ея, что ему не оставалось ни силъ, ни времени думать о мирномъ устройствѣ своей родины.
«Святопочившій» недаромъ былъ современникомъ перваго Наполеона; несмотря на отдаленность и ничтожество Черногоріи, тревожная волна завоеваній и разрушеній, пробѣжавшая по всему міру подъ знаменами великаго корсиканца, доплеснула и до подножій Ловчина. Берега Адріатики сдѣлались полемъ ожесточенной борьбы, и горсть черногорскихъ героевъ владыки Петра, въ союзѣ съ русскою эскадрою Сенявина, торжествовала надъ всѣми усиліями непобѣдимаго въ другихъ, мѣстахъ французскаго войска, отбивая у него крѣпости Далмаціи, нанося ему тяжелыя пораженія.
«Святопочившій» герой во всю свою жизнь не проигралъ лично ни одной битвы, хотя битвамъ этимъ и счету не было. Еще гораздо раньше французовъ онъ съ своими черногорскими львами, вооруженными чуть не одними ятаганами, много разъ разбивалъ на голову многочисленныя войска турецкихъ пашей, пытавшихся вторгнуться въ родныя ему долины. Славнаго албанскаго визиря Кара-Махмута-Буматлія, который сокрушилъ въ Албаніи власть султана, и который уже сжегъ-было цетинскій монастырь въ самомъ сердцѣ Черногоріи, святопочившій, не имѣя ни денегъ, ни пороху, заложивъ въ Вѣнѣ на покупку пороха драгоцѣнную митрополичью митру, подаренную русской императрицей, два раза сряду разбилъ на голову съ его отборнымъ,40.000 войскомъ, уничтожилъ весь отрядъ его въ трехчасовой сѣчѣ и увѣнчалъ, по обычаю черногорцевъ, башню цетинскаго монастыря головою самого Кара-Махмута, долгіе годы сохранявшеюся потомъ въ церкви, какъ драгоцѣнный трофей побѣды. Еще славнѣе и громче была побѣда святопочившаго надъ стотысячною арміею турецкаго визиря, которую черногорскій герой могъ встрѣтить только съ 12.000 своихъ непобѣдимыхъ юнаковъ, составлявшихъ всю тогдашнюю, силу Черной Горы и Берды.
Эта побѣда окончательно утвердила независимость Черногоріи.
Но такое геройство и эти побѣды невольно воспитывали черногорцевъ въ привычкахъ насилія и крови, такъ что даже въ короткіе промежутки мирнаго времени они не могли выносить спокойной жизни: разбойническія четы и нескончаемые разсчеты кровавой мести наполняли грабежомъ и убійствами внутреннюю жизнь этой безъ того бѣдной страны. Хотя святопочившій и издалъ «судебникъ черногорскій», по которому кровавая месть и грабежи безпощадно наказывались смертью, но народъ его, чуть не съ колыбели работавшій ятаганомъ вмѣсто плуга, не хотѣлъ повиноваться закону, по прежнему уповалъ только на свой ятаганъ и винтовку, и продолжалъ привычную кровавую расправу съ своими домашними врагами.
Умирая, святопочившій собралъ вокругъ себя сердарей, воеводъ, старшинъ и весь народъ свой и со слезами умолялъ ихъ помянуть его соблюденіемъ общаго народнаго мира хотя бы до Юрьева дня. Народъ, рыдая, поклялся ему не обнажать все это время меча и молиться о князѣ своемъ, что онъ честно и исполнилъ. Трогательное послѣднее завѣщаніе владыки сохранилось до насъ на бумагѣ; послѣднею заканчивавшею статьею его была мольба владыки въ своему народу оставаться вѣрнымъ «въ благочестивой и христолюбивой Руссіи», не допускать даже помысла когда-нибудь отступать отъ покровительства этой «единородной и единовѣрной» имъ страны.
Но Юрьевъ день прошелъ, и полилась опять кровь въ междуусобицахъ племенъ и родовъ, опять начались грабежи и насилія.
18-лѣтній Петръ II-й, сынъ родного брата святопочившаго, долженъ былъ вооружиться противъ этихъ средневѣковыхъ обычаевъ, уничтожавшихъ все благополучіе и благосостояніе черногорскаго народа, желѣзною строгостью, которая одна только могла сколько-нибудь подѣйствовать на желѣзныя сердца и желѣзные характеры его вольнолюбивыхъ подданныхъ.
Петръ II-й прежде всего установилъ въ своей странѣ единовластіе владыки-князя, уничтоживъ старинную должность гражданскаго соправителя своего и изгнавъ изъ предѣловъ Черногоріи послѣ открытаго имъ заговора весь родъ Родоничей, наслѣдственныхъ «губернаторовъ» Черногоріи, постоянно враждовавшихъ съ владыками изъ рода Нѣгошей.
Потомъ, чтобы опереться на какую-нибудь собственную силу въ упорной борьбѣ съ непокорными племенами Черной-Горы, отстаивавшими кровавые обычаи самосуда и мести, Петръ учредилъ дружину перянниковъ, тѣлохранителей князя, изъ отборныхъ юнаковъ лучшихъ фамилій Черногоріи, получавшихъ отъ него жалованье и исполнявшихъ всѣ его повелѣнья и рѣшенья сената. Сенаторамъ онъ тоже назначилъ жалованье изъ княжеской казны, чтобы держать ихъ около себя, а не по хуторамъ, какъ они жили прежде, и требовать отъ нихъ серьезной работы надъ поступавшими къ нимъ судебными дѣлами. Кромѣ того, въ селеніяхъ онъ поручилъ разборъ мелкихъ судебныхъ дѣлъ и исполненіе разныхъ требованій закона особо назначеннымъ имъ надежнымъ людямъ, тоже получавшимъ отъ него жалованье и. называвшимся почему-то «гвардіей», или «малымъ судомъ», помимо остававшихся тамъ по старому сердарей, воеводъ и родовыхъ старшинъ, унаслѣдовавшихъ большею частью эти почетныя званія отъ отца къ сыну.
