От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Доклад делал Маршалл. Подтверждалось решение начать операции на территории Японии путем высадки союзных войск на третьем по величине острове Японского архипелага Кюсю в октябре 1945 года. В операции «Олимпик» должны были участвовать свыше 750 тысяч американских и несколько сотен тысяч британских военнослужащих. Захват Кюсю рассматривался как первый шаг, вслед за этим намечалась высадка на Хонсю, где расположена и столица страны Токио. Трумэн писал: «Оценивалось, что потребуется время до осени 1946 года… Генерал Маршалл сказал мне, что заставить врага сдаться на его родной земле может стоить жизни полумиллиону американцев».
После доклада Маршалла присутствующими овладело странное стеснение. Выступавшие поочередно участники совещания тщательно обходили тему атомной бомбы, хотя среди них не было ни одного, кто не знал бы о «Манхэттенском проекте». Скорее, просто никто из находившихся тогда в Овальном кабинете не хотел брать на душу смертный грех массового убийства. Завершал список выступавших заместитель военного министра Макклой. Трумэн спросил его, нет ли решения, альтернативного предложенному в докладе Маршалла. Поймав разрешающий взгляд Стимсона, Макклой заявил, что реальной альтернативой повторению неудачной высадки американцев на Окинаве в апреле 1945 года могла быть только атомная бомба:
– С какой стати платить японцам вежливостью за разбойное нападение на Пёрл-Харбор? Секретность, скрытность, внезапность!
Эти преимущества не могут быть разменяны на стародавние и плохо вяжущиеся с тотальной войной понятия чести и человеколюбия. Трумэн, быстро положив конец разноголосому хору возражавших, просто попросил Макклою подготовить проект ультиматума Токио, но без упоминания о бомбе. Японцы не должны были ни о чем знать.
Так 18 июня было предрешено военное использование – без предупреждения – атомной бомбы против Японии. И получалось, что сделано это было не единолично президентом, а в присутствии всего высшего командования армии и флота. Трумэна после этого уже не могли интересовать никакие другие экспертные решения и рекомендации.
Когда 21 июня под председательством советника военного министра Джорджа Гаррисона собрался на свое последнее заседание Временный комитет, для Белого дома это имело уже ритуальное значение. Комитет проштамповал рекомендации Совета научных консультантов от 16 июня, скорректировав лишь идею предварительного оповещения трех стран: России, Франции и Китая. Последние две было решено не упоминать. Была высказана идея включить проблему атомного оружия в контекст будущих советско-американских переговоров.
«В июне и до середины июля 1945 г. Трумэн окончательно остановил свой выбор на двойном решении, – справедливо замечал Мальков. – Придя без колебаний к выводу о необходимости применения атомной бомбы против Японии (чем скорее, тем лучше), он надеялся таким образом решить сразу несколько труднейших задач: во-первых, сделать ненужным дорогостоящее и рискованное вторжение на Японские острова, избежав больших потерь армии США в живой силе; во-вторых, обеспечить предотвращение вмешательства в войну в больших размерах (или полностью) Советского Союза, что неминуемо после капитуляции Японии привело бы к претензиям Сталина на особую роль на Дальнем Востоке и в Китае в частности; в-третьих, снять вопрос о переброске американских войск из Европы на Дальний Восток, т. е. обеспечить баланс сил на Европейском континенте и тем самым остановить дальнейшее распространение советского влияния.
Но испытание атомной бомбы могло окончиться неудачей. На этот случай Трумэн предусмотрел сохранение в силе договоренности со Сталиным о вступлении СССР в войну с Японией…»
В начале июля Эдвард Теллер передал Оппенгеймеру текст петиции, родившейся по инициативе Сциларда и распространявшейся на объектах Манхэттенского проекта. В ней содержался призыв к Трумэну не использовать атомное оружие против Японии до предъявления ей ультиматума с условиями капитуляции: «Соединенные Штаты не должны прибегать к использованию ядерных бомб на этой войне без опубликования предъявленных Японии подробных условий сдачи и сознательного отказа Японии от их выполнения». Под петицией стояли 155 подписей участников ядерного проекта. Под протестом против петиции подписались двое.
Оппенгеймер, увидев текст, не на шутку разозлился и разнес Сциларда и его сторонников:
– Что они соображают в психологии японцев? Как они могут судить о правильном способе окончания войны? Подобные решения должны принимать такие люди, как Стимсон и генерал Маршалл.
«Наш разговор был короток, – читаем в мемуарах Теллера. – Его резкие отзывы о моих близких друзьях, нетерпение и горячность сильно меня расстроили. Но я с готовностью принял его решение». После чего Теллер написал Сциларду: «То, что мы работали над этой ужасной штукой, – чистое совпадение. И это не дает нам права решать, как она должна использоваться».
Второго июля Стимсон был в Белом доме, чтобы представить Трумэну проект обращения к народу в связи с планируемой атомной бомбардировкой, зачитать которое Трумэну предстояло не до, а после атомной атаки. Не обошли собеседники и вопрос о том, какому японском городу предстояло стать первым объектом для атомной атаки.
Начальные прикидки на этот счет были сделаны еще в декабре 1944 года генералом Гровсом совместно с полковником Тиббетсом. Их выбор пал на город, который не был разрушен обычными бомбардировками – миллионную древнюю японскую столицу Киото. За ней в коротком списке для уничтожения следовали Хиросима, Иокогама и Кокура (часть современного Китакюсю).
«Привлекательность» Киото в глазах Гровса и других членов специального комитета по выбору цели заключалась в том, что это был религиозный и духовный центр Японии, разрушение которого окажется наиболее болезненным для японцев как нации. Когда 12 июня вопрос поступил на рассмотрение Стимсона, опытный генерал был слегка шокирован: он в прошлом несколько раз посещал Киото, и город произвел на него огромное впечатление своим утонченным величием. И министр понимал, какой урон будет нанесен имиджу Америки, если бомба сотрет в пыль город-легенду с многочисленными архитектурными шедеврами. Стимсон и спас Киото, немедленно возразив:
– Я не могу дать согласия бомбить этот город.
Присутствовавший при сем Маршалл дипломатично промолчал.
Так первой в списке оказалась Хиросима. В Америке, да и в остальном мире, тогда мало кто слышал о Хиросиме, а потому ее легко можно было изобразить в виде чуть ли не главного центра военно-промышленного комплекса Японии, которым город не был. Президент выбор одобрил.
В мемуарах он напишет: «Сотрудники Стимсона подготовили список городов Японии, которые могли бы послужить целями для нападения. От Киото, хотя генерал Арнольд и считал его центром военной активности, отказались, когда министр Стимсон указал, что город является культурной и религиозной святыней японцев.
В итоге в качестве целей были рекомендованы четыре объекта: Хиросима, Кокура, Нагасаки и Ниигата. Именно в таком порядке они были перечислены в качестве точек для первой атаки. Порядок выбора соответствовал военному значению этих городов, но при этом должны были учитываться погодные условия на момент бомбардировки. Прежде чем выбранные города прошли утверждение как подходящие для военных целей, я лично подробно обсудил их со Стимсоном, Маршаллом и Арнольдом, и мы решили вопрос о сроках и окончательном выборе места первого удара».
На встрече с Трумэном на следующий день – 3 июля – Стимсон предложил Трумэну оповестить Сталина о бомбе на Потсдамской конференции и рекомендовал, как это лучше сделать:
– Надо сказать Сталину, что мы работаем, как черти, чтобы создать это новое оружие, что оно практически готово, и мы собираемся применить его против Японии. А вот если оно окажется эффективным, мы предлагаем Сталину вслед за тем начать переговоры с целью установить контроль над ним, обеспечив миру безопасность и устранив угрозу уничтожения цивилизации. Если Сталин будет добиваться детальной информации о характере нового оружия и способов его производства, можно ответить, что мы еще не готовы сообщить эти сведения.
