От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Последняя идея принадлежала Конанту, ректору Гарварда. Так целью первой в истории атомной бомбардировки было выбрано гражданское население.
Возражавших не было. Оппенгеймер даже начал обсуждать новую тему:
– Не стоит ли нанести несколько ядерных ударов одновременно. Одновременный сброс нескольких бомб вполне осуществим.
Идею отмел генерал Гровс, который не хотел дожидаться того момента, когда на его руках окажется сразу несколько бомб. И поднял животрепещущий вопрос:
– Программа с самого начала страдала от участия в ней ученых с подозрительными взглядами и сомнительной благонадежностью. Сцилард, как мне доложили, только что пытался встретиться с Трумэном и убедить его отказаться от применения бомбы. Прошу занести в протокол решение предпринять после бомбардировки меры по отстранению таких ученых от дальнейшей работы над проектом.
Против чистки тоже никто не возразил. На том и порешили. Не информировать Москву о Манхэттенском проекте и не предупреждать японцев о ядерной бомбардировке. Применение атомной бомбы рассматривалось как законная, не противоречащая общепринятым принципам ведения войны акция. Япония должна была понести возмездие за Пёрл-Харбор. А бомбардировки предотвратят гибель тысяч американских солдат.
Общий вывод для президента на следующий день сформулировал Бирнс: «Признавая, что окончательный выбор объекта является преимущественно делом военных, комитет считает, что бомба должна быть сброшена на Японию как можно скорее; она должна быть сброшена на военный завод, окруженный жилищами рабочих; атомная бомбардировка должна быть произведена без предварительного предупреждения».
Бирнс вспоминал о состоявшемся разговоре: «Мистер Трумэн сказал мне, что он глубоко размышлял над этой проблемой в течение многих дней после того, как ему доложили об исследованиях, проводимых комитетом, и об альтернативных планах, находившихся на рассмотрении, и был вынужден признать, что альтернативы придется отвергнуть и что он согласен с теми рекомендациями комитета, о которых я ему докладывал».
Известный американист Виктор Леонидович Мальков в связи с этим замечал: «Будущий госсекретарь обнародовал принципы новой внешнеполитической доктрины, базирующейся на опережающие все остальные страны достижения в ядерной физике и производстве атомного оружия. При таком подходе мораль и право становились элементами второстепенными, самодовлеющее значение обретала идея перманентного сохранения абсолютного превосходства в новейших системах массового поражения».
Стимсон 1 июня также доложил выводы Временного комитета Трумэну, который запомнил: «Их рекомендацией было, чтобы бомба была использована против врага, как только это можно будет сделать. Они также рекомендовали, чтобы она была применена без специального предупреждения и против цели, которая сразу ясно покажет ее уничтожающую силу… „Мы не можем представить, чтобы какая-либо техническая демонстрация могла бы привести к концу войны; мы не видим никакой приемлемой альтернативы прямому военному использованию“».
Трумэн в мемуарах удивительно мало говорит о бомбе и особенно о моральных аспектах ее применения и своих моральных терзаниях. Все-таки предстояло одним приказом убить сотни тысяч людей – стариков, женщин, детей. Трумэн сваливал все на мнения экспертов и военную необходимость сохранить жизни американских солдат. Одно из редких откровений в мемуарах: «Окончательное решение о том, применять ли атомную бомбу и когда это сделать, принадлежало мне, пусть насчет этого никто не заблуждается. Я рассматривал бомбу как военное оружие, и никогда у меня не было каких-либо сомнений, что я должен ее применить. Высшие военные советники президента рекомендовали ее использование, а когда я разговаривал с Черчиллем, он безапелляционно сказал мне, что он поддерживает использование атомной бомбы, если она способна помочь закончить войну».
Вспоминал адмирал Леги: «Бирнс зашел ко мне домой вечером 4 июня, чтобы обсудить итоги проведенного изучения. Он был более оптимистично настроен, чем я, в отношении перспективы успеха в окончательном создании и применении этого нового оружия».
Стимсон 6 июня вновь встречался с Трумэном. Решение сохранить в секрете от Советского Союза сведения о бомбе до того момента, пока она «не будет успешна сброшена на Японию», было подтверждено. Военный министр услышал от Трумэна, что тот настоял на созыве конференции в Потсдаме не ранее 15 июля, «дабы мы получили дополнительное время».
Меж тем в Чикаго группа ученых по инициативе Сциларда создала неформальный комитет, озаботившийся последствиями применения бомбы. В июне «чикагская семерка» подготовила 12-страничный доклад, названный «Доклад Франка», по имени нобелевского лауреата Джеймса Франка. Основной вывод заключался в нецелесообразности атомной бомбардировки Японии.
«Может оказаться очень трудным убедить мир в том, что страна, которая оказалась способной тайно изготовить и неожиданно обрушить на головы людей оружие, столь же неразборчивое, как и немецкие самолеты-снаряды, но в миллион раз более разрушительное, заслуживает доверия к декларируемому ею стремлению владеть таким оружием при наличии международного соглашения… Если же правительство приняло решение продемонстрировать в ближайшее время атомное оружие, то ему следовало бы прислушаться к голосу нашей общественности и общественности других стран, прежде чем решиться применить это оружие против Японии. В этом случае и другие нации разделили бы с нами ответственность за столь роковое решение».
Рекомендовали провести демонстративный взрыв либо в пустыне, либо на необитаемом острове, пригласив туда представителей ООН. «Чикагская семерка» также предсказывала, что в результате углубления взаимного недоверия отношения между Россией и США неизбежно войдут в фазу открытой конфронтации с непредсказуемым финалом. Советскому Союзу, говорили они, потребуется лишь три или четыре года, чтобы нарушить атомную монополию Америки.
Франк отправился с докладом в Вашингтон к Стимсону. В Пентагоне ученому наврали, что военного министра не было в городе, но доклад забрали. До Трумэна он так и не дойдет. Военные засекретили доклад, хотя дали ознакомиться с ним Оппенгеймеру.
Тот собрал в Лос-Аламосе экспертную группу, пригласив также Лоуренса, Комптона и Энрико Ферми. Обсуждали и окончательный вариант рекомендаций временному комитету, и «Доклад Франка». Комптон поддержал идею провести не смертоносную, на людях, а показательную демонстрацию ядерной бомбы. Оппенгеймер предпочел слушать. У него росло ощущение великой цели – пополнить военный арсенал американской демократии оружием такого рода, которое сделает ее непобедимым бастионом, способным сокрушить любого противника.
16 июня Стимсон получил из Лос-Аламоса рекомендации экспертной группы за подписью Оппенгеймера «по немедленному применению ядерного оружия». Там содержалась рекомендация еще до применения бомбы информировать Великобританию, Россию, Францию и Китай о существовании ядерного оружия и «предложить им высказаться о формах сотрудничества, чтобы извлечь из этого события пользу для улучшения международных отношений». Оппенгеймер также констатировал, что среди его коллег существовали разногласия относительно первого применения бомбы. «Те, кто выступает за чисто техническую демонстрацию, желают запрета на применение ядерного оружия и опасаются, что использование этого оружия причинит вред нашей позиции на будущих переговорах».
Сознавая, что большинство ученых-создателей бомбы склонялись в пользу демонстративного испытания, Оппенгеймер тем не менее поддержал позицию тех, кто указывал «на возможность спасения жизней американцев, которую дает прямое военное применение… Мы не в состоянии предложить техническую демонстрацию, способную поставить точку в войне. Мы не видим приемлемой альтернативы немедленному боевому применению».
18 июня у президента состоялось совещание с высшими военными руководителями по вопросу о завершении войны на Тихом океане. Трумэну оно давало возможность прозондировать позицию верхушки военных, часть которых не верила в реальность победы малой кровью, считая «Манхэттенский проект» сплошным надувательством, другая – боялась негативно повлиять на боевой дух войск, возбуждая ложные надежды разговорами о сверхоружии, третья испытывала моральные терзания по поводу применения бомбы.