Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
490
«Дневник», II, 76.
491
См. Семенов. Освобож. крестьян. Т. III, 128.
492
См. Там же. Т. II, 672.
493
См. Там же. Т. III. Ч. 2. С. 190.
494
См. Там же у Семенова, 129.
495
День, 1862 г. № 45.
496
И. С. Аксаков, в его письмах, III, 149. Герцен, пораженный тем, что Милютин оказался в числе защитников розги, писал, что история выставит их имена у позорного столба.
497
Один из крепостников, сильно восстававший против отмены розог, в мнении своем, поданном в комитет, указал на политическую опасность подобной реформы. В его расстроенном воображении рисовались такие ужасы: «Во-первых, по простоте своей крестьяне не в состоянии будут вместить в умах, что шесть месяцев тому назад царь не считал телесного наказания ни вредным, ни безнравственным, а теперь убедился, что оно ненужно и унизительно. Народ поймет это так: Положение было подсказано царю помещиками, а теперь царь заговорил сам, и вот уж розгу он отменил. Во-вторых, они сообразят, если без их просьбы сверх отмены неволи низошла льгота, о которой они не гадали, то остается ждать и ждать, и не терять надежды – авось хоть десятину накинут или хоть усадьбу подарят даром, или хоть рубль скинут с оброка» (Свод мнений по вопросу об отмене телесных наказаний. С. 94).
498
См. Т. LX. Дела о преобр. Суд. части, журнал Государств, совета от 30 сентября 1864 г. С. 5.
499
Наше крестьянское молодое поколение, не испытавшее на себе развращающего действия крепостного права, относится враждебно к розге. Вот как здраво рассуждает молодой волостной писарь, могущий устыдить лезущего в пестуны к «невежественному народу» (см. пред. к 6 изд.) культурного кн. Мещерского: «Начать с того, – говорит он, – что мы не видели ни одного случая, когда бы розги исправили порочного человека, и сомневаемся, чтобы вообще можно было указать такой случай; тогда как в деревенской жизни зауряд встречаются факты, ясно свидетельствующие о том, что человек сравнительно хороший и порядочный, но почему-либо понесший наказание розгами, понижается нравственно, как-то опускается, его достоинство как человека падает и в его собственных глазах, и в глазах его односельчан. Но то, что унижает человека, не может служить к исправлению его нравственности. В среде крестьян за телесное наказание стоят главным образом старики, люди старых понятий, перенесшие гнет крепостного права. Но, – продолжает он, – теперь уже выступает на сцену новое поколение, которое в громадном большинстве совсем иначе смотрит на дело. Особенно это резко сказывается в молодых людях, побывавших в народной школе, но всего печальнее то, что именно эти люди в силу исключительных условий захолустной жизни нередко подвергаются опасности очутиться под розгами». С этим свидетельством волостного писаря, т. е. человека, близко стоящего к народной жизни, – об отношении народа к телесному наказанию, Курские Губернские Ведомости сопоставляют следующий факт, сообщенный Донскою речью: «Крестьянин Гуляй-Борисовской волости Черкасского округа Федот Корсунов, человек пожилой и семейный, имеющий дочь-невесту и пользующийся среди сельчан известным общественным положением, стал пьянствовать и буйствовать, за что и был привлечен к ответственности. Дело о нем поступило в волостной суд, который по рассмотрении дела постановил такого рода приговор: «Крестьянина Федота Корсунова за пьянство и за буйство подвергнуть телесному наказанию 15 ударами розог, но имея в виду, что в последнее время многими земствами и печатью возбужден вопрос об отмене телесного наказания, как позорящего человечество, и принимая во внимание лета обвиняемого и его семейное положение, заменить телесное наказание арестом при волостной тюрьме на семь дней». Тот же автор (вол. писарь) передает, что розги служат возмутительным орудием мести в руках старшин из мироедов против крестьян, получивших некоторое образование и мешающих им обделывать темные дела («Русс. Ведом.», 1895. № 181, 183). См. также № 85 «Русс. Ведом.» за тот же год, где рассказана трагическая история крестьянина Трещалова. По проискам кабатчика и его приятеля волостного старшины грамотный, развитой столяр Трещалов был приговорен в 1887 г. к 14 ударам розог. Боролся он против несправедливо наложенного наказания всеми способами, но ничего не вышло. С введением земских начальников предложено было немедленно исполнить приговор. «При разложении Трещалова на пол» он оказал сопротивление. Началось уголовное дело, которое и кончилось его психическим расстройством и завершилось приговором Московской Судебной палаты с участием сословных представителей от 15 марта 1894 г., коим Трещалов был приговорен на год в арестантское отделение с лишением особых прав.
Волынь передает о следующем характерном факте из области применения телесного наказания. «Крестьянин села Скоболова Красносельской волости Житомирского уезда Никифор С., – рассказывает газета, – за какую-то неважную провинность был по требованию «громады» высечен публично розгами (получил всего два удара). Эта расправа настолько повлияла на С., что он, не вынесши позора, на второй же день лишил себя жизни, повесившись на перекладине в собственной клуне» («Русс. Вед.», 1897).
В 1895 г. приговорено было к телесным наказаниям в Вятской губернии 523 человека; более всего по уездам Сарапульскому и Иранскому: в первом 107, а во втором 105 человек, и менее всего в Нолинском —25 и Вятском —12 человек. Эти данные, говорит «Вятский Край», достаточно свидетельствуют, что телесные наказания в нашей губернии все еще имеют широкое применение. Более полу-тысячи приговоренных к наказанию розгами в одной губернии и за один год – цифра довольно почтенная. В 1895 году всех осужденных мужчин в волостных судах по уголовным делам было 56 476; из них, как мы видели, 523, или 1 из каждых 107 человек, приговорены были к телесным наказаниям. Но и это уже само по себе большое процентное отношение приговоренных к наказанию розгами должно еще увеличиться оттого, что в числе 56476 осужденных есть немало лиц, изъятых по закону от телесных наказаний, а также немало лиц, осужденных за такие преступления и проступки, за которые в законе не положено телесных наказаний.
Газета указывает на следующий факт, рассказанный минувшим летом сибирскими газетами. Как известно, в 70 верстах от Иркутска находится Александровская центральная каторжная тюрьма, в которой число заключенных доходит иногда до 21/2 тысяч. В последние три года телесные наказания в качестве тюремно-дисциплинарной меры в этой тюрьме вовсе не применяются, и от этого дисциплина и порядок не только не понизились, но значительно повысились; даже необходимость прибегать к карцеру значительно сократилась, так как карцер потерял свое прежнее значение относительно снисходительного наказания и стал в глазах арестантов чем-то томительно-позорным. Если, говорит «Вятский Край», оказалось вполне возможным обходиться без телесных наказаний при управлении «тяжкими преступниками, которым нечего терять», то не может быть, конечно, и речи о совершенной ненужности этих наказаний для Вятской губернии. Нельзя не отметить также и неодинаковой частоты применения телесных наказаний в различных уездах губернии: в одних секут часто, в других – редко. В то время как крестьяне Вятского уезда почти не знали в 1895 г. этого унизительного и позорного для человеческого достоинства наказания, в Сарапульском и Иранском уездах было приговорено к наказанию розгами в каждом более 100 человек. Сами крестьяне ныне достаточно уже сознали весь стыд и позор телесных наказаний; поэтому с достаточной вероятностью можно признать, что частое применение телесных наказаний зависит не от состава волостных судов, а от посторонних, чисто внешних влияний на волостные суды.
500
Приятно отметить среди земских начальников отрадное исключение в лице зем. начал. Гжатского у. А. И. Чернова, бывшего, если не ошибаемся, московского присяжного поверенного. Г. Чернов не считал миссиею своей должности восстановление кулачного права и розог, а, напротив, следуя духу нового законодательства 60-х гг., систематически не утверждал приговоры волостных судов о телесных наказаниях. За это посыпались на него, как «за измену» знамени, яростные нападки со стороны Гражданина и Москов. Ведомостей. Г. Чернов выпустил прекрасную брошюру «Из волостной юстиции», в которой на основании истории права и указаний практики вполне убедительно доказывает юридическую несостоятельность, нравственный вред и практическую бесполезность порки. И это еще нужно доказывать в России в лето от P. X. 1895-е!..
Отмечая в своей назидательной брошюре, что розги были созданы и служили неизбежною принадлежностью крепостного права и что они стали с развитием грамотности и поднятием личного достоинства крестьян под влиянием интеллигенции выходить из употребления, автор с недоумением останавливается пред вопросом, как могло произойти неожиданное, противно истории, оживление розог?.. А ларчик просто открывается: на реформе 12 июля 1889 г., как и на всех реакционных мероприятиях системы Толстого, видно скрытое или явное стремление так или иначе реставрировать порядки времен крепостного права. (Ср. Тимофеев, 125). В превосходной статье В. И. Семевского «Необходимость отмены телесных наказаний» («Русс. Мысль», 1896. № 2, 3) вопрос обработан с исчерпывающею дело обстоятельностью и разносторонностью. Некоторые земские собрания (С.-Петербургское, Московское, Тверское, Смоленское и др.) не раз ходатайствовали об отмене этого вредного остатка наказаний варварских времен… Г. Алисов сообщал в конце 1897 г. о вторичном единогласном ходатайстве Воронежского земского собрания о полной отмене розог («Рус. Ведом.», 1897. № 325).
