Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
471
«У этих людей (противников решительных реформ), – писал М. Н. Катков в 1860 г., – всегда на языке незрелость общества, неразвитость народа, негодность породы и т. п.» (см. Русск. Вестн., 1860. № 2).
472
Вопреки воззрениям нынешних (1891) «друзей народа», уверяющих, что его нужно пороть во имя уважения к народному мировоззрению, Я. И. Ростовцев рассуждал иначе (см. ниже). Помешанный на розгах и защищающий их именем народа, кн. Мещерский напечатал в Гражданине (№ 82 за 1895 г.) заимствованное у такого же фанатика розог, английского лорда, дикое умозаключение, что так как преступность между малолетними в Англии уменьшается (число заключенных в тюрьму с 3000 упало до 800; число малолетних преступников с 14000 – до 5000; число бедных с 47000 —до 22 000), то не подлежит сомнению польза «учения» посредством сечения. Ярые почитатели розог упустили из виду сущую безделицу: влияние учения, производимого не розгами, а школою. Дж. Леббок в своем очерке «Как надо жить» статистическими данными ясно доказывает, что соответственно увеличению числа школ уменьшается число заключенных в тюрьме. «1870 г., когда прошел образовательный акт, был самой важной эпохой в общественной истории Англии. В то время число детей в английских начальных школах было 1400 000; теперь их боле 5000 000. Какие же это дало последствия? Возьмем сперва уголовную статистику. До 1887 г. число заключенных в тюрьмах выказывало склонность к повышению; в этом году общее число их было 20 8оо. С тех пор оно постоянно убывало, и теперь их только 13 000. Следовательно, в круглых числах оно уменьшалось на одну треть. Но мы должны помнить, что население постоянно возрастало и с 1870 г. прибавилось на одну треть. Если бы число преступников увеличивалось в том же отношении, то их было бы 28000 вместо 13000, т. е. более, чем вдвое. В таком случае, на полицию и тюрьмы пришлось бы израсходовать, по крайней мере, 8 000 000 ф. стерл. вместо 4000 000. Относительно малолетних преступников замечается убыль, еще более благоприятная. В 1856 г. число несовершеннолетних, обвинявшихся в наказуемых проступках, было 14 000. В 1866 г. оно упало до 10 000; в 1876 г. – до 7000; в 1881 г. – до 6000, а впоследствии до 5100».
В Журнале Министерства юстиции (1897, октябрь) напечатана крайне назидательная статья г. Тарновского, доказывающая, что преступность в Англии сильно падает под влиянием принятых широких гуманных и просветительных мероприятий и солидной организации взаимопомощи.
473
В доказательство невозможности освободить женщин от телесного наказания гр. Панин сослался на случай, когда крестьянка не допустила мужа к половому сношению. – «Ну как не посечь такую женщину», – мудро изрек гр. Панин. (См. Матер, для ист. управ, креп. пр. Т. III. Ст. 8д). Дальнейшую аргументацию он считал излишнею. Для него необходимость сечения женщин была такою же аксиомою, как вышеизложенное учение (см. выше) владимирской Коробочки, по смыслу коего одни люди белой кости – рождаются с плетками в руках, а другие черной кости – с веревками на шее. – Но от своего «убеждения» вскоре отказался, когда подули другие ветры, и он прозрел. См. с. 208.
474
Этой богатой теме посвящены в н. с. Сергеевского. С. 31–46.
В виде иллюстрации к этому почтенному институту, столь незаслуженно оклеветанному западниками-либералами, приводим образчик его, относящийся к самому концу XVIII столетия. «По прибытии в деревню, – писал во всеподданнейшем рапорте посланный для усмирения крестьян калужский вице-губернатор Митусов, – не нашед никого из крестьян, пересек кнутом жен их и среднего возраста детей (!!) в страх другим. Дабы вызвать зачинщиков, сжег особо стоящую клеть». – Русский Архив, 1869 г., Крест, движ. при Павле.
Жандармский полковник Э. так описывает усмирение в 1834 г. удельных крестьян: «Начали с 70-летнего старика, которого забили до смерти и на мертвого уже надели кандалы, затем были еще 13 человек, и только 14-й после 300 ударов объявил, что будет повиноваться… Засеченные ожили: отлили водою». (Тимофеев, 218). Замечателен взгляд, высказанный на такие расправы Николаем 1 в начале своего царствования. – При усмирении крестьян Новгородской губернии в 1826 г. сенатор Баранов решил принять строгие меры для их усмирения. Он доносил государю, что повелел генерал-майору Шкурину «выжечь до основания деревню Березну», а Шкурин просил дозволения употребить для сего 5-й егерский батальон «ради чести воинской», так как егеря имели столкновение с крестьянами деревни Березны. Из официальной переписки по этому делу мы узнаем, что молодой император был очень недоволен таким распоряжением: «Его императорское величество с удивлением и негодованием изволил усмотреть и таковой постыдный вызов генерал-майора Шкурина, весьма ложно им относимый к чести воинской, отнести скорее к позору». Если российский солдат и с врагами отечества поступает великодушно, «то кольми паче неуместно возбуждать в нем чувство мщения противу своих же русских, заблуждающихся в понятиях об исполнении обязанностей своих». Начальник главного штаба Дибич писал сенатору Баранову: «Когда ваше превосходительство вызвались и приняли на себя водворить порядок между непокорствующими крестьянами в Новгородской губернии, то государь император, оставаясь доволен таковым усердием вашим, ожидал от зрелой опытности, благоразумия вашего, что вы, сохраняя достоинство звания сенатора, обратитесь прежде всего к мерам увещательным, стараясь озарить рассудок заблудших, и вашими внушениями вразумите им их обязанности; но, к крайнему сожалению и неудовольствию его величества, ожидание сие совершенно не оправдалось, ибо избранное вами средство к водворению порядка ни в каком благоустроенном государстве допускаемо и терпимо быть не должно» (Русск. Стар., 1897. № 11. С.378).
475
«Никогда зло не бывает так сильно, – говорит Салтыков, – как в то время, когда оно не чувствуется, когда оно, так сказать, разлито, в воздухе;—что это за зло? – говорят тогда добросовестные исследователи, которые имеют привычку рассматривать предметы не с одной, а со всех сторон; это не зло, а просто порядок вещей! И на этом успокаиваются» (Сочинения, I, 424).
476
См. гл. IV, прим. 10. «За рубежом».
477
С. 277–278 Отечественных Записок, 1884. № 4.
478
«Вероятно, – говорит г. Тимофеев, – по традиции в России понятие об административном попечительстве и твердой власти как бы связывается с битьем, и закон о земских начальниках, отступая от исторически сложившегося отношения законодателя к телесным наказаниям, расширил область применения розог» (Тимофеев, 126).
479
Рутинеры всегда кричали, что без розог и шпицрутенов невозможно обучение солдат и поддержание дисциплины. Известно, что вслед за солдатами, шедшими на обучение, следовал обоз розог. С начала царствования Александра II розги стали выводиться из употребления, а учение пошло лучше, а также преступность в войске уменьшилась. Отмечая этот отрадный факт, проф. Беляев писал: «Спрашиваю, что же бы ответили ротные и батальонные командиры (поровшие несчастных солдат и за то, что солдат не довернулся, и за то, что перевернулся), если бы они могли увидать теперешнее войско (1862 г.), где нет розог, но есть гимнастика и фехтованье, где солдат кажется живым человеком, а не автоматом. Конечно, они покраснели бы до ушей и молча постарались бы спрятаться. – То же будет и с нынешними поклонниками плетей и розог, – говорил Беляев накануне Указа 17 апреля, – когда закон отменит телесное наказание». (День, 1862. № 50. Своевременна ли отмена телесного наказания). Ошибся проф. Беляев, он не предвидел таких бесстыдных человеконенавистников, как современные крепостники-кликуши, которые, гордясь званием мракобеса и обскуранта, не способны ни от чего краснеть и еще недавно испускали дикие вопли со столбцов Гражданина по поводу отмены розог для ссыльных женщин…
О, современник наш как жалок зачастую!
Он свежей новизны обид не перенес
И обратился вспять на старину гнилую,
Как на блевотину свою нечистый пес…
Прав был Салтыков, когда писал: «Благо тому, кто сумеет достигнуть ясного воззрения на мир, благо тому, кто найдет в себе достаточно силы, чтобы в упор сказать проходящим: презирайте меня, я настолько усовершенствовался, что даже более, чем готов». Этот счастливый смертный может быть твердо уверен, что он-то и есть тот самый бодрый духом субъект, которого ни оплевать, ни презреть никто не посмеет… Вся внешняя форма осталась; как будто сохранился даже и прежний человеческий облик; утратился только стыд и что ж? Пропал стыд, пропала и потребность внимать, стало быть, ничего больше не осталось, как поступать, поступать и поступать». (Сочинения, II, 302).
