Владимир Толмасов - Сполохи (Часть 3)
- "А приказчиков, которые ему посулы давали и монастырскую казну с ним делили, посылал он в большие службы. Которые же не хотели посулы приносить и вина возить, тех бьют на правеже по целым зимам без милости..."
- И то верно, замучил аспид!
- "В Москву ездил со свитой, брал деньги в вотчинах, заочно продавал слюду, оставляя деньги у себя, а отчетов в расходах не давал никому..."
- То известно! Давай дальше, Корней!
- "Его угодники следят за братией, роются в письмах, отдают ему и назад не возвращают. А сам он ест и пьет в келье и ночами бражничает. Немецкое питье и русское вино, которое привозят ему из Архангельска, пьет он с молодыми чернецами. В Исаковской пустыни варят пиво и ловят рыбу для его прихоти..."
- Было попито!
- Собаки, срамники!
- "И на церковный собор монастырский приходил пьян, безобразно кричал и непригодными словами на братию орал. Про пьянства его, про посулы всякие и бесчинства вели, государь, сыскать, а на его, Варфоломеево, место вели, государь, быть в архимандритах нашему же соловецкому постриженнику, бывшему саввинскому архимандриту, Никанору". - Корней взмахнул бумагой, давая знать, что читать кончил.
- Любо-о-о!
- Хотим отца Никано-о-ора!
- Пущай покажется людям.
- Слава новому архимандриту!
- Сла-а-ава!
Отец Никанор, чуть побледневший, взошел на паперть, поклонился на четыре стороны, подождал, пока утихнет шум.
- Спаси вас бог, братья! Спаси вас бог, миряне! Любо мне служить обители. Дорога мне ваша любовь, дорого доверие. Однако до поры не носить мне клобук соловецких настоятелей. Лишь патриарх может поставить меня на монастырь.
- Мы ставим, отец Никанор!
- Плевать нам на патриарха. Он - никонианин!
- Не езди на Москву, там лихо!
Никанор развел руками.
- Я супротив государя идти не могу. Ему решать. Однако пока суд да дело, пущай дела вершит черный собор.
- Добро-о-о!
Абрютин с налитыми кровью глазами вырвался вперед, раскинул в стороны короткие толстые руки.
- Как вы смеете? Чернь! Поганцы! Приговора не знаете. Вспомните: "А кто чинить мятеж станет, то за такое бесчиние смирять монастырским смирением без пощады".
- Хватит, наусмирялся! - крикнули ему из толпы.
- Держись, боров, сейчас из тебя сало топить станут!
- А что касается Савватия Абрютина и казначея Варсонофия, - голос Корнея зазвучал ясно и чисто, - то ведомо, что не так давно царский стольник, который приезжал проверять казенные палаты, увез на Москву двадцать тыщ рублев серебром да две сотни золотых монет, кои Варфоломей и эти два изменника подарили никонианам.
- Разоряют обитель, разбойники!
- Денежки наши кровные в отступную Москву уплывают, миряне!
- Долой келаря!
- Варсонофия в тюрьму!
- Обоих под замок!
- Есть приговор касательно келаря и казначея, - провозгласил Феоктист. - Указано: келаря Абрютина и казначея Варсонофия от дел монастырских отвести и кинуть в тюрьму за измену и поставить келарем инока Азария, будильщика14, а казначеем отца Геронтия. И впредь старой веры держаться твердо и ни в чем собор монастырский не подать.
- Любо-о!
- Опомнитесь! - завопил Савватий. - Это может делать только архимандрит по разрешению государя. Опомнитесь!
- Убрать его! - сказал Корней и отвернулся от Савватия.
В это время из притвора выволокли спрятавшегося там Варсонофия. Обоим заломили за спину руки и потащили с паперти.
- Стойте! - сквозь толпу пробирался служка монастырский Васька. Погодите! Вы кого слухаете? Этот Корней - Никонов приспешник, он Геронтия спасал, а тот тоже переметнулся к никонианам. Ой, не верьте им, братцы!
В толпе засмеялись.
- Эх, Васька, опоздал малость!
- Геронтий-то - наш!
- И Корней - тоже! Он отцу Никанору помощник.
- Да пустите вы меня! Ну отчепитесь, чего пристали! - горячился Васька. - Корней за что в тюрьме сидел? За то, что отцу Илье перечил.
- А где сейчас твой Варфоломей, который первым подписал приговор о непринятии новых служебников?
- А чо мне Варфоломей? - Васька шагнул на паперть. - Корнея проверить надо.
- Я тебе проверю! - Фатейка Петров коротко ударил Ваську в грудь, и тот кувырком слетел на землю. - Беда с ними, с этими левонтьевскими олухами. Им бы только людей пачкать. Еще Хломыга такой есть. Эй, Сидор, ты где? Покажись народу!
Но Сидор не откликался, смешался в толпе.
- Не хочет Хломыга свою рожу людям казать. Студно15 ему!
Раздался дружный хохот.
- Тише, братья! - Корней положил руку на плечо Фатейки. - Челобитную на Варфоломея надобно отправить в Москву. Думали мы гадали и порешили, что для этого дела лучше Фатейки Петрова никого не найти. Он там все ходы-выходы знает.
- Добро!
- Пущай Фатейка везет!
- Да будет так!
...В ту ночь Корней долго не спал и думал, думал, думал...
Переворот удался. Даже удивительно, как все прошло легко, беспрепятственно. Правда, где-то впереди, в неясной дымке грядущего, предстояла схватка с Варфоломеем, но есть время подготовиться. А сейчас архимандрит Варфоломей смещен, изгнаны из черного собора все его ставленники. Нарушен закон, устав монастырский? Да. Но какой переворот, совершаясь, не идет напролом через закон?.. Теперь Корней - соборный старец, и, по указке отца Никанора, ему вручены ключи от оружейной палаты. В его руках оружие, а если смотреть здраво, в будущем без драки не обойтись. Ведь суть не только в том, как креститься. Ни царь, ни патриарх не захотят терять лакомые куски - усолья, промыслы, угодья, мельницы соловецкой вотчины, - и за них придется бороться. Но тут загвоздка: трудно доказать это своим единомышленникам. На соборе ратовал он, не теряя времени даром, как можно скорее сменить варфоломеевских приказчиков, доказывал, что если царь захочет как следует взять их за горло, он прежде всего захватит в свои руки вотчинное хозяйство и обескровит монастырь. Однако его не поддержали, промолчал и Никанор, сделав вид, что начисто забыл, как сам совсем недавно велел бунтовать Поморье. Неужели помыслы старца оказались столь куцыми, что не идут дальше захвата монастыря? Стоило ли только ради этого прилагать столько сил и говорить так много слов?.. Нет, сдаваться нельзя. Надо еще и еще убеждать черный собор в том, что на местах в вотчинном хозяйстве должны сидеть свои люди... Ну а если не удастся убедить? Что ж, они сами поставили его оружейным старцем, а оружия и людей в монастыре достаточно...
3
Ждать государевых гостей пришлось недолго.
В начале октября в гавань Благополучия вошла большая лодья, на кровле которой толпились попы, подьячие, вооруженные стрельцы. На самом носу, чинно сложив на тощем животе восковые руки, торчал старец со слезящимися глазками, ветхий и щуплый, - архимандрит ярославского Спасского монастыря отец Сергий.
С изумлением взирало с лодьи пестрое людское сборище на мощные крепостные стены с могучими башнями, на древние храмы, но уж вовсе удивились гостеньки, обнаружив, что ни одна душа не вышла встретить их. А ведь отправлен был гонец, дабы упредить братию соловецкую о приезде царских посланцев. И вот - на тебе! На пристанях было чисто, белели днищами аккуратно сложенные новые бочки, розовели груды кирпича, тихо покачивалось у причалов несколько мелких суденышек. И кругом ни души, будто вымерла обитель. Лишь высоко в небе хохотали над гостями беломорские чайки...
К отцу Сергию приблизился стрелецкий сотник Елисей Ярцев, косолапый и приземистый, с обвисшими щеками.
- Отец архимандрит, дозволь прогуляться со стрельцами до города, разузнать, в чем дело.
Пожевав морщинистыми губами, отец Сергий проскрипел:
- Пожди малость. Не пристало государевым слугам до просьб унижаться.
- А мне сдается, недоброе замышляют соловчане, - настаивал сотник.
- Что могут сделать мне плохого в Зосимовой обители? Подумай, не могли же соловчане дойти до того, чтобы угрожать нам смертью.
Вмешался Успенского собора поп Василий:
- Полно тебе, отец архимандрит! Ты, видно, решил, что нас колокольным звоном встречать будут, а мы ведь не мед везем.
- Не год же тут сидеть, у подворотни! - зашумели другие.
Отец Сергий помигал глазками, пожевал губами.
- Ин, ладно. Отпущаю сотника со стрельцами на берег. Сам, однако, пойду с ними.
- Отец архимандрит! - решительно заявил поп Василий. - Мы тебя одного не пустим и пойдем все вместе.
Так они препирались некоторое время, пока отцу Сергию не надоело, и он махнул рукой: делайте, что хотите.
Вся свита повалила на берег и направилась к Святым воротам, которые оказались запертыми.
Ярцев попробовал плечом, створки не поддавались. Тогда он взял у одного стрельца ружье и стал изо всей силы бить прикладом в железные жиковины ворот.
Медленно приоткрылось крохотное окошечко, хриплый голос спросил:
- Чего надо?
- С государевым указом архимандрит Сергий! - рявкнул в окошечко сотник. - Отворяй!
- Таких архимандритов не ведаем, - прохрипело за воротами, и окошечко захлопнулось.
