Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер
Куда менее идиллической была ситуация со Скотти, Биллом и — в меньшей степени — с Ди Джеем. В Голливуде им было неуютно, поскольку часто приходилось просто сидеть и ждать, когда они понадобятся, и ребятам поневоле начинало казаться, что ими пренебрегают. Чтобы разогнать скуку, они приходили на съемки и играли с Элвисом в перерывах между дублями. Электрик подключал аппаратуру, и они «задавали жару», всегда собирая толпу зрителей, пока Кентер не начинал умолять: «Может быть, хватит? В конце концов, у нас еще полно работы!» Свой досуг они часто проводили в обществе Чарли О'Каррана, большого любителя выпить и погулять, который запросто мог пригласить их к себе домой в Санта–Монику, даже не предупредив жену Пэтти. Впрочем, куда чаще они оказывались предоставленными самим себе и с Элвисом виделись редко, несмотря на то, что их номера в отеле «Голливуд Никербокер» находились всего двумя–тремя этажами ниже. Больше всех это огорчало Скотти и Билла. К ним частенько захаживал в гости певец рокабилли Глен Гленн (настоящая фамилия — Траутмен), познакомившийся с Элвисом в Сан–Диего в апреле 1956 года и вскоре подружившийся с его музыкантами. Время от времени Билл водил его к Элвису, который был для Глена источником вдохновения.
«Обычно Билл поднимался к Элвису вместе с нами, — рассказывал Глен, — стучал в дверь, а потом уходил. Посторонним проникнуть туда было нелегко, но с Биллом такой проблемы не существовало. У Элвиса в номере всегда было полно девушек — они сидели на диванах и креслах и восторгались им. Помню, как–то вечером Элвис получил все магнитные пленки для звуковой дорожки фильма «Любить тебя», и там была старая песня Смайли Льюиса «One Night». Она не должна была войти в фильм, но он все равно записал ее в «Radio Recorders» и считал классной вещью, потому что играл в ней на гитаре. Билл почти сразу ушел, а мы слушали все эти песни в окружении девчонок, и Элвис продолжал ставить «One Night» снова и снова.
Однажды Билл жутко разозлился, потому что нас не пустили к Элвису наверх — скорее всего потому, что Полковник не хотел, чтобы в тот вечер ему кто–то мешал, — и Билл сказал: «Я сейчас пойду туда и тресну его по носу». Он знал, что я люблю Элвиса и для него много значило то, что он может провести меня к нему. Он считал, что, в конце концов, Элвис может топнуть ногой и послать Полковника подальше — разумеется, в этих вопросах. Скотти это никогда особенно не волновало, но Билл считал, что они со Скотти группа, и с Элвисом должны быть именно они, а все остальные — это так, просто попутчики».
Впрочем, вскоре на горизонте возникла лишь одна по–настояшему грозовая туча. Клифф и Джин (Каз) постепенно начинали все больше привыкать к «голливудскому стилю жизни», причем настолько, что порой у Элвиса глаза на лоб лезли от их речей и манер — особенно Джина, которому отец прислал белый «Кадиллак», чтобы «с ветерком» кататься по городу. Так что, несмотря на легкую тоску по дому, Джин считал, что здесь он на своем месте.
Через три недели после начала съемок в гости к Элвису ненадолго заглянули Вернон и Глэдис со своими друзьями Николсами. Предполагалось, что они приедут раньше, но Глэдис неважно себя почувствовала и легла на обследование в Мемфисский баптистский госпиталь. Выяснилось, что у нее хроническое заболевание, выражавшееся в общем недомогании, скорее всего вызванном излишними треволнениями. «Меня тошнило, да и в левом плече были какие–то странные боли», — жаловалась она репортерам, но после завершения обследования с облегчением объявила: «Никакой хирургической операции не понадобится». И вот однажды к воротам киностудии подошла группка людей. Один из них направился к охраннику и с южным акцентом сказал: «Здорово! Слышь, офицер, как нам туда пройти? У нас там парень наш работает». Вернон был в светлом костюме, в сдвинутой на затылок шляпе с круглыми полями и коротеньком галстуке, пристегнутом к рубашке заколкой с орнаментом. Глэдис была в простой шляпке со шпилькой и элегантном жакете, наброшенном поверх темного платья. После того как охранник уточнил, чем же именно занимается «этот самый парень», их с триумфом проводили в павильон. Элвис показал им киностудию и город, и по прошествии нескольких дней родители и их друзья «вписались в обстановку» и обзавелись двумя пуделями по кличке Пьер и Дюк. Вернон представлял всем Карла Николса как своего «декоратора», что крайне озадачивало Хэла Кентера, пока до него не дошло, что тот по профессии маляр.
Глэдис была в восторге. Если до этого она переживала, что из ее мальчика в Голливуде сделают посмешище, то, вернувшись домой, она с жаром рассказывала подругам и родственникам: «У него есть специальный человек, который делает ему прическу, другой помогает одеваться, а потом еще один приходит и спрашивает, готов ли он к работе». По выходным они осматривали город — как правило, районы, застроенные шикарными особняками, а Элвис все им объяснял — это дом Дебры Паже, это — Реда Скелтона, это — дома других звезд. Один раз они даже ходили в кино — на «Десять заповедей», — прихватив с собой 18-летнюю Джоан Блекмен, работавшую на киностудии «Парамаунт» по контракту, и во время сеанса Глэдис все время приходилось шикать на Элвиса, потому что он с энтузиазмом объяснял гостье чуть ли не каждую сцену то с библейской, то с «технической» (кинематографической) точки зрения. Жена Скотти Мура Бобби тоже приехала на неделю, и они пригласили Пресли–старших на съемки популярного еженедельного шоу Теннесси Эрни Форда, во время которых Вернона и Глэдис попросили подняться из зала на сцену, чтобы быть представленными широкой публике. Позже за кулисами они познакомились с самим Теннесси Эрни и с его супругой.
Однажды они посетили съемочную площадку во время работы, и Хэл Кентер отснял при них несколько кадров, а на следующий день пригласил полюбоваться эпизодами, куда попали и они. Глэдис показалось, что она выглядит слишком полной, но Вернон ее успокоил — все, мол, в порядке. В итоге результат настолько всем понравился, что Кентеру пришла в голову мысль посадить их в аудиторию в финальной сцене концерта, которая должна была стать кульминацией всего фильма. Когда он поделился своей идеей с Элвисом, тот сказал, что уверен, что это им понравится. Таким образом, когда картина вышла на экраны по всей стране от побережья до побережья, этот эпизод сводил на нет все доводы критиков рок–н–ролла — вот Элвис поет на сцене, а в первом ряду сидят Глэдис и Вернон, рядом с ним — Николсы, и все они дружно хлопают в такт музыке, не отрывая глаз от своего мальчика. Возможно, это лучший музыкальный эпизод во всей кино карьере Элвиса — за исключением разве что повтора песни «Got a Lot O'Livin'to Do», где мечты и реальность совмещены таким образом, что каждый предыдущий кадр «тянет вверх» последующий. Элвис резко выбрасывает ногу вперед и тут же с добродушной улыбкой подтягивает под себя. Он стоит на краю сцены с The Jordanaires в ковбойских костюмах и, заведя публику, спрыгивает в зал и начинает танцевать в проходе. Взгляд Глэдис прикован к Элвису. На секунду он останавливается слева от нее — она аплодирует сыну, не спуская с него глаз. Затем он пятится назад, вскакивает на сцену и заканчивает песню, однако аудитория продолжает аплодировать, Глэдис — тоже, но для нее это совсем другое, и даже нечто большее, чем для человека рядом с ней. Для нее это апогей того, о чем она только могла мечтать. Ее взгляд наполнен любовью.
Они вернулись домой в середине марта вместе с Николсами, пробыв в Голливуде месяц. Элвис мог бы последовать за ними через неделю, но остался, поскольку тогда бы ему пришлось возвращаться в мае для участия в новой картине, которая, согласно заявлению Полковника и руководства MGM, должна была превратить его в «самую высокооплачиваемую звезду в истории кинематографа». За новый фильм под рабочим названием «Рок» Элвис должен был получить 250 тысяч долларов плюс кучу дополнительных привилегий (офис, средства на транспорт, персонал, не говоря уже о гонораре Полковника за «техническую помощь»), а также 50% прибыли от проката. Журнал «Тайм» назвал подобные условия «доселе неслыханными».
