Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер

В понедельник Элвис приехал на киностудию для подбора грима и костюмов. Это должен был быть его первый цветной фильм, и он считал, что актеры с темными волосами — например, Тони Кертис — смотрятся на экране лучше. Гример сказал, что к его глазам действительно пойдут темные волосы, и превратил его в брюнета — разумеется, с одобрения Уоллиса. С самого начала Элвис чувствовал себя куда комфортнее на съемочной площадке «Парамаунта», чем в студии «Фокс». Уоллис обращался с ним с подчеркнутым уважением, и было ясно, что Элвис для него отнюдь не очередной «новомодный Урод», на котором решено по–быстрому заработать и который подозрительно косится на партнеров и съемочную группу, пока ему не удалось доказать, что он хорош. Хэл Кентер приветствовал его с добродушной фамильярностью старого знакомого и тут же представил музыкальному директору картины — общительному человеку с тонкими усиками по имени Чарли О'Карран, который засучив рукава приступил к работе со Скотти, Ди Джеем и Биллом.

Первая неделя прошла в репетициях и записях звуковой дорожки к фильму на звукозаписывающей студии «Парамаунта». Почти сразу стало ясно, что Элвису очень неуютно на большом открытом пространстве, где постоянно туда–сюда снуют люди, но то ли потому, что «Radio Recorders» в тот момент была занята кем–то другим, то ли потому, что Хэл Уоллис считал, что здесь лучшие технические условия для записи ролика к фильму (двухдорожечная 35‑миллиметровая звуковая система позволяла легко накладывать вокал и бытовые шумы, регулировать тональность инструментов), они неделю проработали в «Парамаунте». Однако бывали и неприятные моменты, например, когда Лизабет Скотт, 34-летняя героиня многочисленных «черных» фильмов с прокуренным голосом, появлялась во время очередного дубля, чтобы поближе взглянуть на своего партнера. Бывало, что во время записи без предупреждения появлялся и композитор Бен Вайсман. Вайсман, за несколько месяцев до этого впервые добившийся, чтобы его песню («First in Line») исполнил Элвис, написал для фильма новый «шедевр» — «Got a Lot O' Livin' to Do» — и был вызван из Нью–Йорка своим патроном Абербахом вместе с соавтором Аароном Шредером (за свой счет), чтобы убедиться, что он будет записан. В тот день, когда они прилетели, Элвис работал над заглавной песней, и все шло к тому, что до их песни очередь дойдет не скоро, и, хотя она уже была записана на «Radio Recorders», Вайсман боялся, что она не войдет в фильм.

«Поскольку порой я совершаю совершенно невероятные поступки, я понял, что тут имеет смысл выкинуть нечто совсем из ряда вон выходящее. Мы с Аароном сидели в кабине звукорежиссера, дожидаясь, когда он примется за нашу вещь, и во время перерыва я сказал, что сейчас выйду и познакомлюсь с Элвисом. «Не ходи, — зашептал Аарон, — ты там сбоку припека». Но я все равно пошел. Элвис в одиночестве приютился в углу большой студии с гитарой и играл блюз, рядом стояло пианино. Я сел за инструмент и начал импровизировать. Сначала он даже головы не поднял, однако после пары проходов посмотрел на меня и спросил: «Кто вы такой?» — «Бен Вайсман», — представился я. «Бен Вайсман… а не вы ли написали… Ого!» Это произвело на него впечатление. К тому же ему понравилось, как я ему подыграл. Он встал и крикнул: «Ребята, идите–ка сюда!» Они собрались вместе, а я вернулся в кабину звукорежиссера и слушал, как они записывают нашу песню.

Поскольку Уоллис был отнюдь не в восторге от группы Элвиса («На кой черт они мне сдались?!» — сказал он ему, когда тот начал настаивать, чтобы взять их с собой), он пригласил двух опытных студийных музыкантов: 30-летнего ритм–гитариста Хилмера Дж. Тимбрелла по прозвищу «Кроха» и 43-летнего пианиста Дадли Брукса, работавшего ассистентом музыкального руководителя тон–студии «Парамаунта» (в прошлом участника оркестра Лайонела Хэмптона), ставшего аранжировщиком всех записей. «Дадли был маленьким толстым коротышкой, черным, как пиковый туз, — рассказывает звукорежиссер «Radio Recorders» Торн Ногар, познакомившийся с ним в студии несколько дней спустя. — По каким–то причинам он очень понравился Элвису, и, когда тот сидел за пианино, Дадли мог запросто сказать: «Слышь, Эл, тут ты играй вот так… да нет же, вон тем пальцем!» В общем, учил его».

Группа сложилась, но запись шла через пень–колоду, и даже Уоллис был вынужден признать, что студийное ателье — это не то место, чтобы записывать Элвиса Пресли. На следующей неделе они вернулись в «Radio Recorders», чтобы дописать музыку к фильму (кончилось тем, что в фильм вошли студийные варианты и записи, сделанные на киностудии), но Уоллис к тому моменту уже «попался на крючок» и даже посетил несколько сессий. «Я был поражен тем, как Элвис записывается, — рассказывал он в автобиографии. — Его никогда особенно не волновали аранжировки, и он со своими ребятами играл то так, то сяк… Они постоянно импровизировали и работали над каждой песней часами, а потом записывали окончательный вариант. Ночь за ночью я слушал, потрясенный… я не говорил ни слова, просто наблюдал».

Это чувство потрясения сохранилось, когда неделю спустя начались съемки. Хэл Кентер сумел превратить традиционный голливудский мюзикл («Эй, ребята, шоу начинается!») в наполненную юмором историю о стремлении к славе и успеху. Коварный и жадный до денег менеджер предстал не как жующий сигары циник, а прекрасная недоступная женщина (Лизабет Скотт); верные музыканты, которых главный герой бросает, в конце приняты им с распростертыми объятиями (в фильме это Уэнделл Кори), а персонаж Элвиса изображал «обскобленную невинность» эры цветной кинопленки. Музыка была вставлена в сценарий таким образом, словно сама по себе праздновала радость жизни, ее «дух», о котором с самого начала говорил Сэм Филлипс, заставлял забывать о всевозможных социальных проблемах и конфликте поколений. Песня Бена Вайсмана и Аарона Шредера «Got a Lot O' Livin' to Do» веселым лейтмотивом проходит через весь фильм, в котором имеется немало остроумных колкостей, понятных зрителям, знающим историю самого Элвиса. Например, неприятности Элвиса в Джексонвилле ассоциируются в фильме с кампанией за запрещение музыки Дэка Риверса, а драка на автозаправке в Мемфисе (а может быть, драка в отеле в Толедо) здесь превратилась в драку в кафе, где Элвиса вынуждают петь «Mean Woman Blues» (кстати, в фильм вошла чудесная версия этой песни), а потом он наносит своему мучителю удар, от которого тот врезается в музыкальный автомат, который чудесным образом начинает ему аккомпанировать.

Все время съемок Элвис испытывал огромный творческий подъем (в первом фильме ему удавалось достичь такого состояния лишь изредка). Эпизоды, где его герой выступает на сцене, получились просто великолепно, и, хотя им было далеко до его «настоящих» концертов, ни у кого из зрителей не оставалось сомнений, по поводу чего разгорелся «весь сыр–бор». Однако больше всего поражали не столько его энергия (которой хватало с избытком) и весьма убедительная передача эмоций (в основном душевные муки и уязвленная гордость а-ля Джеймс Дин), сколько внутреннее спокойствие и подлинная легкость, обещавшие ему долгую блистательную карьеру, от которой не отказались бы Спенсер Трейси и даже Бинг Кросби.

Точно так же легко он чувствовал себя и с коллегами–актерами. Ему нравился Уэнделл Кори, чьими советами он часто пользовался (и в чью честь впоследствии назвал кошку), то же самое касалось и Долорес Харт, которая была моложе и соответственно менее опытной. Похоже было, что роман Элвиса с Дотти начинает остывать, к чему его усердно подталкивал Полковник, постоянно намекавший на ее некие «корыстные» мотивы. «Полковник не хотел, чтобы он слишком с кем–то сближался», — считала Дотти, хотя продолжала общаться с матерью Элвиса, и пару раз он ставил им палки в колеса, когда почувствовал, что голливудская подружка Элвиса может оказаться «неподходящей». Однако, несмотря на это, Элвис чувствовал себя в Голливуде как дома — встречался с такими старлетками, как Рита Морено, с которой он ходил повидаться с Дином Мартином в голливудский ночной клуб, и Ивонной Лайм — актрисой киностудии «Парамаунт», имевшей в фильме небольшую роль и больше похожей на «девчонку из родного города, с которой можно классно провести время», как сказал Элвис репортеру Press–Scimitar Бобу Джонсону. «Обычно мы ходим в кино, катаемся на машине, а иногда слушаем пластинки».