От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

США восстановят дипломатические отношения с Финляндией – 1 сентября 1945 года, с Венгрией – 18 января 1946 года, с Румынией – 1 октября 1946 года, с Болгарией – 8 ноября 1947 года.

Президент Чехословакии Эдвард Бенеш, утвердившись у власти в освобожденной Праге, утверждал, что немцы «перестали быть людьми в ходе войны, для нас они все – одно громадное страшное чудовище в человеческом облике. Мы решили, что должны ликвидировать немецкую проблему в нашей республике раз и навсегда». 11 июня из Судетской области в Чехословакии началось изгнание более 700 тысяч судетских немцев. В октябре 1938 года именно они стали для Гитлера предлогом к расчленению Чехословакии. Теперь новое руководство в Праге спешило от них избавиться. Советские власти не возражали.

21 июня был издан декрет о безвозмездной конфискации земель, лесов, инвентаря, находившихся во владении германских и венгерских собственников и лиц, сотрудничавших с нацистами. За небольшой выкуп крестьяне обретали право на участок земли размером до 13 гектаров, им также передавались земли выселявшихся из страны немцев.

27 июня в пражской тюрьме умер Эмиль Гаха, бывший президент Чехословакии, которого Гитлер переназначил президентом протектората Богемии и Моравии.

Через два дня решалась судьба Закарпатья, Карпатской Рутении. В Москву прибыл министр иностранных дел Чехословацкой Республики (ЧСР) Ферлингер, которому Сталин и Молотов обещали сократить количество размещенных в Чехословакии советских войск втрое и добиться вывода оттуда американских войск, помочь с вооружением для армии, не мешать выселению из ЧСР немцев и венгров. Не безвозмездно. 29 июня Молотов подписал с Ферлингером договор о присоединении к СССР Закарпатской Украины, заявив при этом:

– В течение тысячелетия закарпатско-украинский народ был оторван от своей матери-родины – Украины. Еще в конце IX века он подпал под власть венгров. Венгерские помещики и капиталисты, а затем и немцы создали для него режим бесправия, угнетения и колониальной эксплуатации. Однако несмотря ни на что, народ Закарпатской Украины по своим этнографическим признакам, по языку, быту, по своим историческим судьбам был и остается частью украинского народа. Красная армия, выполняя свою великую освободительную миссию, изгнала из Закарпатской Украины немецких и венгерских оккупантов, вызволив карпато-украинцев из фашистской неволи и начав этим освобождение территории всей Чехословацкой Республики. 26 ноября 1944 г. в городе Мукачево состоялся Первый съезд Народных комитетов Закарпатской Украины, который единогласно принял Манифест о желании народа Закарпатской Украины присоединиться к Советской Украине. Президент и правительство Чехословацкой Республики пошли навстречу единодушному желанию народа Закарпатской Украины.

При этом чехословацкие власти рассматривали присутствие англо-американских сил в стране как определенный противовес пребыванию советских войск. Характерно, что в июне 1945 года из Праги поступали обращения в Лондон переместить на родину чехословацкие военно-воздушные силы, обученные на британских самолетах и базировавшиеся в годы войны в Великобритании.

Ближневосточные страсти

Седьмого июня Молотов встретился с турецким послом Селимом Сарпером и по настоянию Сталина отверг предложенный турками проект договора. Вместо этого Наркоминдел выставил двойное требование: о пересмотре советско-турецкого договора, которым, как заметил Молотов, СССР «был обижен в территориальном вопросе», что предполагало возвращение Карса и Ардагана; и о «совместной обороне» Босфора и Дарданелл.

– Безопасность СССР со стороны Черного моря и особенно со стороны проливов не должна зависеть просто от воли Турции и от ее реальных возможностей, которых может оказаться недостаточно, – жестко настаивал Молотов.

Американское правительство заняло выжидательную позицию, а Молотов вновь поговорил с послом Турции уже мягче. Не думает ли турецкое правительство, что ситуация далека от разрешения, и «не могли бы мы попытаться добиться полезного результата при обсуждении упомянутых пунктов?».

Нарком также выразил желание «задать некоторые вопросы о взаимоотношениях Турции с Балканскими странами».

Турецкое правительство запросило Вашингтон о его отношении к советским притязаниям. Госдепартамент ответил, что ситуация не требует прямого вмешательства. Советское правительство еще не угрожало Турции и не выставляло ультимативных требований. Советско-турецкие переговоры проходят в дружественной атмосфере, на горизонте не видно грозовых туч. Почему бы не продолжить переговоры, уважая мнение оппонента?

Турецкое руководство было в растерянности: как понимать совет уважать мнение советской стороны? В Анкаре предложения советского правительства виделись как часть общего зловещего плана Москвы: распространить свой контроль на всем пространстве от Кавказа и через Турцию до Искендеруна и Средиземного моря и через Иран и Ирак – до Персидского залива. А в дальнейшем закрыть Черноморские проливы для стран, не входивших в орбиту влияния СССР. Министр иностранных дел Сумер выразил американцам пожелание занять на предстоящей конференции «твердую позицию поддержки равного суверенитета и независимости для всех стран».

Ответ турецкого правительства (22 июня) был категоричен: оно не намерено ни в малейшей степени рассматривать вопрос об уступке территорий и учреждении русских военных баз в проливах и что в принятии решения о пересмотре Конвенции Монтрё должны принимать участие и многие другие страны.

Сам Молотов прекрасно сознавал тщетность своего демарша, хотя и вынужден был соблюдать субординацию. Позднее он скажет: «В последние годы Сталин немножко стал зазнаваться, и мне во внешней политике приходилось требовать то, что Милюков требовал – Дарданеллы. Сталин:

– Давай нажимай! В порядке совместного владения.

Я ему:

– Не дадут.

– А ты потребуй.

Это была наша ошибка. По-моему, Сталин хотел сделать все законно, через ООН. Когда туда вошли наши корабли, там уже были англичане наготове…

Считаю, что эта постановка вопроса была не вполне правильной, но я должен был выполнять то, что мне поручили… Это было несвоевременное, неосуществимое дело. Сталина я считаю замечательным политиком, но у него тоже были свои ошибки. Мы предлагали этот контроль в честь победы, одержанной союзными войсками. Но его не могли принять, я знал. По существу, с нашей стороны это было неправильно: если бы Турция была социалистическим государством, об этом еще можно было говорить».

Франция по-прежнему находилась в жестком клинче с американцами и англичанами.

Объединенный комитет начальников штабов в июне предложил, чтобы Трумэн и Черчилль совместно и открыто осудили французскую политику в Северной Италии. Стимсон выступил против: это могло, по его мнению, привести к политическому кризису во Франции или дать противоположный эффект – сплотить французский народ вокруг де Голля на почве противостояния США и Англии. Стимсон, Макклой и Грю подготовили закрытое письмо от президента де Голлю с жестким осуждением французской политики. В письме Трумэн особенно возмущался тем, что Дуайен выступил с «немыслимыми угрозами», которые «глубоко потрясут американский народ, если он только услышит о них». Послание заканчивалось словами: «Так как эта угроза со стороны французского правительства направлена против американских солдат, то я с сожалением вынужден заявить, что никакое военное оборудование и боеприпасы не будут передаваться французским войскам».

Будут немедленно приостановлены все военные поставки для французской армии, за исключением предназначенных для войны с Японией. Снабжение продовольствием и топливом, однако, сохранялось.

О содержании письма де Голлю был поставлен в известность и Черчилль, который был крайне разочарован, что письмо не стало достоянием гласности. «Публикация Вашего послания, – писал британский премьер Трумэну, – приведет к свержению де Голля, который после пяти долгих лет испытаний является, в чем я убежден, злейшим врагом Франции в обрушившихся на нее бедах… и одной из величайших опасностей миру в Европе». Впрочем, Черчилля больше волновал конфликт с де Голлем в странах Леванта, чем в Северо-Западной Италии.