Евгений Кукаркин - Корпус А блок 4
Обзор книги Евгений Кукаркин - Корпус А блок 4
Кукаркин Евгений
Корпус А блок 4
Евгений Кукаркин
Корпус А блок 4
Написана в 2001 г. Триллер о людях не имеющих иммунитета к болезням.
Мы не больны раком или СПИДом, не больны страшными заразными или не заразными болезнями, у нас нет сумасшедших и наркоманов, мы даже не больны насморком или гриппом. В корпусе А. блок 4 находятся здоровые люди, которых замуровали в эти крепкие бетонные стены и охраняют от окружающего мира.
МЫ СТЕРИЛЬНЫЕ. Это значит, что любой вирус, микроб, любая бацилла, пришедшая с той стороны уложила бы нас в койку и может приблизила к смерти. Наши иммунные системы ни к черту не годятся для вполне нормальной жизни. Мы - это четырнадцать человек, десять женщин и четыре мужчины.
На стене заиграло радио и голос диктора забубнил.
- Подъем, подъем. Через тридцать минут завтрак.
Дурацкий мотивчик с боем барабанов саданул по ушам. Я поднялся и с ненавистью посмотрел на замурованную в стену решетку динамика. Надо вставать, иначе, действительно, если опоздаешь, не получишь даже корки хлеба. Теплая вода душа, отсчитывается нервным тиком хронометра. Здесь на каждого полагается не более 40 литров утром и вечером. Как объясняла наша врачиха, это очень дорогое удовольствие тратить воду, чтобы ее приготовить, сначала водичку долго прогоняют через фильтры, кипятят и только потом после всех анализов, разрешают пользоваться нам. Едва успел надеть рубашку и штаны, как раздался стук в дверь.
- Борька, к тебе можно.
Это Ирочка, одна из пациенток этого заведения. Ей всего 18 лет, но вид потрясающий. Худенькая, высокая девушка, с белой-белой кожей, без единого пятнышка и все это на фоне черных волос и темно-коричневых глаз.
- Заходи.
- О... А я думала ты не встал, будить придется.
- Я не только встал, но уже потратил свою норму воды.
- Да ты счастливый, - смеется она, - а мне Пантелеймоновна не позволила споласкиваться по утрам, сказала чтобы только вечером мылась.
Пантелеймоновна, врачиха нашего отделения.
- Это почему же?
- Они мне в воду какие то смягчающие добавки дают, чтобы она не влияла на кожу. Наверно утром то им лень это делать, зато вечером я получаю воды две нормы.
- Зубы то небось чистишь?
- А как же, в дез. растворе, - смеется она.
Ира подходит к моему столу заваленному книгами.
- Какой ты умный, Борька, вон сколько книг... Неужели все прочел?
- Нет еще.
- Здесь, по моему все технические на английском языке, немецком, даже... постой, постой... это арабский что ли, или другой?
- Арабский.
- Вот здорово. А я целый день, ношусь как дура по отделению, ничего себе найти не могу. К книгам не тянет, вышивать или писать не хочется. Пробовала рисовать, так эта мазня наскучила, ужас. Одно удовольствиетелевизор. Там такая бешенная жизнь...
В дверь опять стучат. В щель просовывается курносое личико с прилизанной темной прической. Это мальчик Федя, тоже страдалец, как и мы.
- Здравствуйте, дядя Боря, тетя Ира, доброе утро. Дядя Боря, вас после завтрака просит подойти врач. Она будет ждать в своем кабинете.
- Хорошо, Федя. Я приду.
Мальчик уходит, а Ира тревожно смотрит на меня.
- Чего это вдруг так рано? Пантелеймоновна обычно в девять приходит, а тут к восьми. Может ты чего-нибудь подцепил?
- Если бы подцепил, то давно попал бы в изолятор.
- Не дай бог.
В это время захрипел динамик.
- Всем на завтрак. Повторяю, завтрак через пять минут.
В столовую медленно собираются обитатели отделения. Вокруг распределительного лифта толпятся самые нетерпеливые: это две неразлучные лесбиянки, Вера и Мария, пожилая и нервная Галина Васильевна и вечно голодные, девочка Сара и, уже знакомый нам, мальчик Федя. Невдалеке стоит и коршуном смотрит за всеми, наш староста, старуха Нина Ивановна, рядом ее подпевала, начесанная мымра Варвара, неопределенного возраста. Самый крупный пожилой мужчина, Сергей Сергеевич, вместе с полненькой Анечкой ведут в углу серьезный разговор. Рядом со мной Ира, ее подруга с очень большим бюстом и тонкой талией, Наташа и эффектная Таня, вечно заводная и хулиганистая девушка. Татьяна подтрунивает над Натальей и они мирно и лениво переругиваются, разминаясь перед завтраком.
Послышался характерный звонок. Дверца лифта открылась и первая порция подносов, обработанных паром, выползла наружу. Сначала разбирают подносы и сматываются к столикам самые нетерпеливые, потом подходят Сергей Сергеевич с Анечкой и на этом первая часть раздачи кончилась. Дверцы лифта захлопнулись, чтобы раскрыться через две минуты опять с новой порцией подносов. В этот раз, разбираем часть их, мы, то есть я и девушки, что меня окружают. На тарелках что то на подобии подогретого свекольного винегрета с кусочком тощей курочки и рядом традиционный полусладкий чай. Наша четверка имеет собственный стол и как только мы за него расселись, Ира сообщила всем новость.
- Сегодня Бориса после завтрака вызывает Пантелеймониха.
- Пантелеймониха, - удивилась Таня. - чего это она вдруг так рано?
- Сама удивляюсь.
- Наверно что-нибудь произошло, - предполагает Наталья
Словно в подтверждении ее слов мы услышали каркающие слова старостихи, Нины Ивановны.
- Чей поднос остался?
Все оглядываются. В лифте торчит одинокий, дымящийся поднос.
- Николай не пришел, - раздается голос Варвары.
- Где он? Федя, оторвись, сбегай в комнату Николая.
- Не надо бежать, - знакомый голос оторвал все головы от столиков.
В дверях, с копной седых волос, стояла моложавая врачиха нашего отделения Пантелеймоновна. Она в белом халате и в шапочке, я знаю, на ней больше ничего нет. Ее тело стерилизуется дважды, когда она приходит на работу и когда уходит, поэтому лишние одежды, это лишняя обуза при стерилизации.
- Николай заболел и находится в дез. камере, - объявляет врачиха.
- Что с ним? - спрашивает Сергей Сергеевич.
- Ничего особенного, он малость перетренировался.
У нас в отделении есть маленький спортивный зал. Правда там кроме шведских стенок, матов и гантелей ничего нет. Николай частенько сидел там, накачивая свои мышцы.
Обитатели столовой успокаиваются и продолжают уничтожать завтрак.
- А вы знаете, - вдруг склонила голову к центру стола Таня. - Ходят слухи, что к нам скоро прибудут новые пациенты.
- Откуда такие слухи? - недоверчиво спрашивает Наталья. - К нам уже десять лет никто не поступал.
- Галина Васильевна подслушала телефонный разговор Пантелеймоновны с кем то. Та говорила в трубку, что коек в отделении достаточно... и прием будет обеспечен...
Ирочка открыла от удивления рот.
- Неужели от туда... кто то придет?
- К нам бы может приходили и почаще, да в стране вон что делается. Разве кому то до нас, - Таня презрительно скривила красивые полные губы.
Вообще то мне она нравится, но Таня больше тянется к Николаю и я отношусь по этому к ней вполне лояльно.
- Я смотрю телек, - продолжает Таня, - страшно становится, денег ни на что нет, медицина в запустении, люди мрут как мухи. Какое там, определять способность иммунных систем к сопротивлению, до об этом даже мыслить никто не хочет. Если бы с рождения в роддомах, в поликлиниках, занимались этой проблемой, то наше бы отделение ломилось от пациентов. Мы просто счастливчики, что попались сюда.
- Неужели нас не могут вылечить? - с тоской спрашивает Ира.
- А мы не больны. Кто тебе сказал, что мы больны? Это болен тот мир, который там, за стенками этого здания. Вот смотрите, СПИД, тоже связан с иммунной системой, однако такое заведение как наше не поможет им вылечится никогда. Мы же здесь можем жить до сотни лет...
- Брось, Танечка, - прерываю ее я, - в нашем отделении было, как мне помнится, 57 человек, а осталось 14. Чего то мы не доживаем до ста лет.
- А кто в этом виноват, мы сами. Когда десять лет тому назад, идиот Лешка разбил окно в лютый мороз, мы не предполагали, что это трагедия. Вспыхнувшая эпидемия ОРЗ, как говорили врачи, сразу унесла два десятка жизней. Другой пример, вон старостиха, живет здесь с 50 года, ей уже больше восемьдесят лет и если ничего не случиться, еще столько же проживет.
- Лешка не был идиотом, - сказал я, - он просто считал это заведение тюрьмой и хотел вырваться от сюда.
- А кто его здесь держал? - ответила мне Таня. - Мог бы уйти, у нас все таки не тюрьма.
- Конечно мог бы, но с чем он вошел бы в тот мир, ни образования, ни денег.
- К тому же, он бы там умер. - воскликнула Ирочка.
- Наверно. Я был тогда еще маленький, лет десять было, а помню, как Лешка приходил к нам в комнату, со своим другом Витькой и вот начинали они спорить. Я не могу точно припомнить их диалог, но это было примерно так. Лешка говорил: "...да пронимаешь ли ты, там все наши страсти, любовь, работа. Ты был когда-нибудь в зале на большой танц площадке, вот где бешенный ритм, жизнь, а в театрах, кино... Эх... Даже выпить бутылочку вина, водочки в компании, потискать девочек, этого всего мы лишены..." Витька же спорил, что не в этом счастье.
