Захарий Плавскин - История зарубежной литературы XVII века
Некоторые из конкретных советов подаются в форме противопоставления высокого жанра трагедии и отвергаемого классицистской поэтикой романа.
Герой, в ком мелко все, лишь для романа годен…
Примеру «Клелии» вам следовать не гоже:
Париж и древний Рим между собой не схожи…
Несообразности с романом неразлучны,
И мы приемлем их — лишь были бы нескучны!
Тем самым роману, в отличие от высокой воспитующей миссии трагедии, отводится чисто развлекательная роль.
Переходя к эпопее, Буало опирается на пример древних, главным образом Вергилия и его «Энеиды». Эпические же поэты нового времени подвергаются резкой критике, которая затрагивает не только современных французских авторов (преимущественно второстепенных), но и Торквато Тассо. Основной предмет полемики — использование ими христианской мифологии, которой они пытались заменить античную. Буало решительно возражает против такой замены.
По отношению к античной и христианской мифологии Буало занимает последовательно рационалистическую позицию: античная мифология привлекает его своей человечностью, прозрачностью аллегорического иносказания, не противоречащего разуму; в христианских же чудесах он видит фантастику, несовместимую с доводами разума. Они должны слепо приниматься на веру и не могут быть предметом эстетического воплощения. Более того, их использование в поэзии может лишь скомпрометировать религиозные догмы:
И так, благодаря их ревностным стараньям,
Само евангелье становится преданьем!..
Пусть любит вымыслы и мифы наша лира,—
Из бога истины мы не творим кумира.
Полемика Буало с авторами «христианских эпопей» кроме чисто литературных оснований имела еще и общественную подоплеку: некоторые из них, как например Демаре е Сен-Сорлен, автор поэмы «Хлодвиг» (1657), примыкали к иезуитским кругам и занимали крайне реакционную позицию в идейной борьбе того времени.
Неприемлемой была для Буало и псевдонациональная героика, прославляющая королей и военачальников раннего средневековья («Аларих» Жоржа Скюдери). Буало разделял общую для его времени неприязнь к средневековью как к эпохе «варварства». В целом ни одна из эпических поэм XVII. не могла представить достойного образца этого жанра. Сформулированные Буало правила, ориентированные на эпос Гомера и Вергилия, так и не получили полноценного воплощения. По сути дела этот жанр уже изжил себя, и даже попытка Вольтера полвека спустя воскресить его в «Генриаде» не увенчалась успехом.
В своих суждениях о комедии Буало ориентируется на серьезную нравоучительную комедию характеров, представленную в античности Менандром и особенно Теренцием, а в современности — Мольером. Однако в творчестве Мольера он принимает далеко не все. Высшим образцом серьезной комедии он считает «Мизантропа» (в других сочинениях неоднократно упоминается и «Тартюф»), но решительно отвергает традиции народного фарса, которые он считает грубыми и вульгарными:
Не узнаю в мешке, где скрыт Скапен лукавый,
Того, чей «Мизантроп» увенчан громкой славой!
«Слиянье Теренция с Табареном» (известным ярмарочным актером), по его мнению, умаляет славу великого комедиографа. В этом сказалась социальная ограниченность эстетики Буало, призывавшего «изучать двор и город», т. е. сообразовываться с вкусами высших слоев общества в противовес невежественной черни.
В четвертой песне Буало вновь обращается к общим вопросам, из которых важнейшие — нравственный облик поэта и критика, общественная ответственность литератора:
Ваш критик должен быть разумным, благородным,
Глубоко сведущим, от зависти свободным…
Пускай ваш труд хранит печать души прекрасной,
Порочным помыслам и грязи непричастной.
Буало предостерегает от алчности, жажды наживы, которая зяставляет поэта торговать своим даром и несовместима с его высокой миссией, и завершает свой трактат славословием щедрому и просвещенному монарху, оказывающему покровительство поэтам.
Многое в «Поэтическом искусстве» является данью времени, конкретным вкусам и спорам той поры. Однако наиболее общие проблемы, поставленные Буало, сохранили свое значение и для развития художественной критики в последующие эпохи: это вопрос об общественной и нравственной ответственности писателя, высокой требовательности к своему искусству, проблема правдоподобия и правды, этического начала в искусстве, обобщенно типизированного отражения действительности. Непререкаемый авторитет Буало в рационалистической поэтике классицизма сохранялся на протяжении большей части XVIII столетия. В эпоху романтизма имя Буало стало основной мишенью критики и иронических насмешек, а также синонимом литературного догматизма и педантизма (против которого он сам в свое время энергично боролся). И лишь когда потускнела злободневность этих дискуссий, когда литература классицизма и его эстетическая система получили объективную историческую оценку, литературная теория Буало заняла заслуженное место в развитии мировой эстетической мысли.
Глава 12. Проза классицизма
Несмотря на то, что в художественной системе классицизма нищенствующее место занимала драматургия, проза, особенно со второй половины века, также начинает играть существенную роль. Новая историческая ситуация во Франции, торжество абсолютизма как государственной системы, его временная стабилизация и годы правления «короля-солнца» — все это способствовало изменению в идеологии и предопределило усиленное внимание в литературе к проблемам этическим. Интерес к психологии, страстям, характерам, внутреннему миру человека способствовал развитию моралистической литературы.
Сочинения в прозе, за некоторыми исключениями, не были чисто литературными произведениями, а служили способом выражения политических и философско-религиозных воззрений, в них часто подводился итог жизненным наблюдениям, оформлялось, приводилось в систему мировоззрение их создателя. Такая тенденция и определила развитие в прозе классицизма несюжетного повествования в форме писем, моралистических или философских опытов, афоризмов, «характеристик или нравов», портретов, проповедей, надгробных слов, мемуаров. Все эти разновидности прозаической литературы вполне соответствовали общей дидактической направленности французского классицизма. Отразилось в них и присущее веку господство рационализма: обращение к разуму как к ведущему началу в жизни и творчестве человека сочеталось в прозе классицизма со стремлением к типизации характеров и явлений, к логическим обобщениям, наблюдениям над конкретными жизненными явлениями. Логичность рассуждений выражалась в афористичности языка, гармоничности и правильности частей произведения, четкости и ясности стиля.
Существенную роль в становлении прозы классицизма сыграла эпистолярная литература. Во второй половине века эпистолография уже имела свои определенные законы, выработанные в результате развития теории и практики, законы, опиравшиеся на достаточно устойчивую традицию. Чтение и писание писем было насущной необходимостью (часто они заменяли газеты и журналы), входило в моду. Письма собирали, издавали (например, письма теоретика классицизма Геза де Бальзака, 1624; прециозного поэта Венсана Вуатюра, 1647), комментировали и обсуждали. Частные письма, становясь всеобщим достоянием, постепенно превращаются в чисто литературные произведения, тщательно отделанные и имеющие ценность и историческую, и эстетическую (поскольку это были правдивые документы, отражавшие жизненные наблюдения их авторов). В ряду подлинных мастеров письма XVII в. (Франсуаза де Ментенон, кардинал Ришелье, принц Конде, Людовик XIV, Расин, Буало, Лафонтен и др.) выделяются писатель и историк Роже-Мари де Бюсси-Рабютен (1618–1693) и, в особенности, хозяйка литературного салона мадам де Севинье (Marie de Sévigné, 1626–1696), автор нескольких тысяч писем (впервые частично изданы в 1697 г.). Свои письма мадам де Севинье адресовала дочери, мадам де Гриньян, жившей с мужем в Провансе, которой она обещала ежедневно сообщать столичные новости, делиться с нею своим житейским опытом. Письма эти писались регулярно в течение четверти века и содержат огромный материал о жизни Франции второй половины столетия и о настроениях определенной части французского общества. Свои письма мадам де Севинье адресовала также кардиналу Рецу, Франсуа е Ларошфуко, политическому деятелю эпохи Фронды и автору знаменитых «Мемуаров», мадам де Лафайет. В этих письмах обсуждаются политические события (арест всесильного министра Фуке, отмена Нантского эдикта, крестьянские восстания в Бретани и т. д.), характеризуются произведения крупнейших писателей — Корнеля, Паскаля, Буало. Автор писем вызывает симпатию своим жизнелюбием, несмотря на разочарования и горести, выпавшие ей в жизни. Мадам де Севинье не подчинялась предрассудкам своего времени и отличалась известным свободомыслием. Хотя она и принимала как должное абсолютизм и считала вполне законным привилегированное положение знати (это в частности, проявилось в ее отношении к крестьянским восстаниям), она сумела рассмотреть под пышностью и позолотой королевского двора жестокую игру ничтожных честолюбий и лицемерных интриг. Симпатия к янсенистам, преследуемым официальной католической церковью, также свидетельствует о независимости ее мнений. Свои мысли и впечатления мадам де Севинье излагает просто и ясно, без прециозного жеманства и чрезмерного пуризма. Пейзажи, портреты современников, личные настроения и впечатления, анекдоты, философские афоризмы воплотились в языке выразительном, близком к народному, простом по синтаксису. Здесь нет ни манерности, ни выспренности. За письмами мадам де Севинье (многократно переиздававшимися в XIX и XX вв.) по праву утвердилась слава одного из лучших образцов французской классической прозы.
