Алессандро Надзари - MCM
— Ох, разумеется. Только оно не было уголовным, да и самого дела как такового не было. Это была, эм-к-хм, начавшаяся ещё за десять лет до процесса Чинского «магическая война» между Булланом, ранее низложенным и обвинённым в сатанизме католическим священником, и ещё одним сподвижником Папюса — Гуайтой, нанёсшим Буллану как-то профессиональный визит, но ушедшим, будучи шокированным и разгневанным содержанием познанных им ритуалов и практик. Это было не здесь, в Лионе.
— Лион, да? Вы, кстати, знали, что, возможно, город назван в честь одного бога-обманщика из языческого пантеона, и в этом городе проводились пышные празднества в его честь?
— Нет. Занятно. Как бы то ни было, но по старости лет или из-за «магических атак» Буллан всё-таки отошёл к своему хозяину в девяносто третьем. Официальных обвинений в убийстве Гуайте, лишь на четыре года пережившего своего противника, предъявлено не было, несмотря на публикацию обличающей Гуайту статьи ещё одной фигуры оккультного мира — Жюль-Буа. Как можете видеть, у них там всё серьёзно. Признаться, я даже с интересом читаю монографию последнего: «Маленькие религии»…
Михаилу пришлось прерваться, так как свет в окнах дома, за которым они наблюдали, на мгновение погас, стёкла задрожали, и донеслась пара криков — тоненьких, но ладно хоть мужских. Лейтенант Евграфов приказал мичманам расчехлять ружья, а сам с Мартином устремился ко входу.
— Значит, — на коротком бегу подытоживал Мартин, — «булланисты» против «папюсиан»? Тогда понятно, с чего бы «Œilcéan», аффилированной с Чинским, закармливать их своими технологиями — явно небезвредными!
— Да, только я ума не приложу, в чём злой умысел, — Михаил уже собирался ломиться в двери, но его упредила Селестина.
— Вы чем таким занимались, месьё, что вспотели? Всё под контролем. Прошу за мной.
Похоже, что ради устроения клуба был выкуплен весь бельэтаж. Средств затратили изрядно, но подумать только, на что! Стены, облицованные даже не какой-то тёмной керамикой, а тонкими пластинами отшлифованной лавы. Алтарь, больше похожий на операционный или прозекторский стол. Козлиная голова из качественного папье-маше или гипса, на матовую поверхность которой с двух киноаппаратов проецировались плёнки с запечатлёнными как мордами, собственно, представителей подсемейства козьих, занятых своими обычными делами, так и лиц людей, не бывших знакомыми; такой вот капраморфизм взамен антропоморфизма. Но куда большее удивление вызывал аппарат, который смешивал какие-то крошки и кусочки мучных изделий — просфор и облаток? — с тем, что можно обобщённо назвать биологическими жидкостями и выделениями. За чадящими благовониями как-то не сразу и удалось уловить эту омерзительную смесь ароматов. Рвотой, экскрементами, малафьей, кровью — пахло подчинением и насилием, каковые встречаются разве что в карцерах и камерах тюрем с особо опасными заключёнными, к которым для развлечения и выбивания показаний подсаживают дебютантов уголовного мира. Нет страшнее прутьев и их сплетений, чем те, что пронзают и делят разум.
— Сели, кажется, ты слегка перестаралась, — ступала Сёриз по пошедшему трещинами стеклянному фальшполу, под которым была насыпана земля, устланная кладбищенскими табличками и указателями.
— Не учла усиление костюмом, извините. Михаил, у ваших людей же при себе есть едкий аммиак? Их, — указала она на поверженных оккультистов, — чувствую, проймёт только он, притом залитый в ноздри.
— У меня его не было и на момент того недоразумения в Павильоне. Да и так ли «булланисты» нам нужны? Авксентий, Никанор! — позвал Михаил и понятным им жестом велел изучить устройство электросети.
— «Тема сегодняшнего собрания: Иисус победил, когда внедрился в имперский аппарат подавления», — декламировала Сёриз по вырванной из-под одной туши бумажке, — «перемешав римское и иудейское оплодотворяющие культурные начала, не могшие не быть в конфликте…» — дочитала, смяла и запустила от себя подальше.
— Ваше благородие, извольте взглянуть! — Авксентий всегда находил искомое. — Вот, обратите внимание: некоторые лампы как бы двойные или тройные. Сейчас отвинчу. Никанор, подсоби. Ай, ещё не остыла, горячо, горячо! Ах, вот.
— Да, и впрямь: лампы крупнее привычных, а внутри ещё и с какой-то перегородкой, отделяющей нити накаливания. Я бы даже сказал, что на уже ставшие привычными лампы решительно не похожи. Вот этим разделением выходов на катод и анод, знаете, чем-то напоминают британские раковины с раздельными кранами под горячую и холодную воду… Ха, да ведь никакая это не нить! Подайте кто-нибудь электропитание обратно, хочу посмотреть на аналогичные лампы в действии. — На бельэтаже зажглось всё освещение, каковое только было возможно.
— Михаил? Михаил?
— Да, да, прошу извинить, задумался. Охо-хох, а кузину-то и не признал!
— Чью кузину? Вы можете говорить яснее?
— Яснее света, что облепляет нас? Да-да, конечно. Поймите: я и стыжусь, и взбудоражен. Стыжусь за то, что сразу не признал технологию, с которой и сам в последние месяцы плотнейшим образом работал. Взбудоражен же тем, как эта технология замаскирована и, чёрт побери, непониманием, как удаётся избежать критического перегрева. Узрейте же, дамы и господа, племянницу Крукса — Хитторфа.
— Это что же, источник X-лучей? Рёнтгеновских?
— В точку! Ох! Селестина, Сёриз, ваши устройства как-то выключаются? Скорее, скорее выключайте их! И вы, вырубайте тут всё! — этаж погрузился во мрак, разбавляемый желейным пламенем декоративных свеч с чёрным воском.
— Да что с вами, Михаил? — тут уже не выдержал Мартин. — Соберитесь.
— Я… Искренне прошу прощения. В голове столько всего вертится. Признаюсь: ваше устройство, Селестина, я случайно уничтожил, когда пытался просветить его X-аппаратом, имеющимся в нашем распоряжении. Для меня обошлось без последствий — но обойдётся ли для вас? Я плохо осознаю, если вообще осознаю, что такое умбрэнергия, но, похоже, с рёнтгеновскими лучами она несовместима. А здесь, я вас уверяю, мы имеем дело с ними. Не передать, как дико себя вело ваше устройство под подобным излучением. Если Директорат ранее не знал о таком эффекте, то пусть немедленно это учтёт. Если «Œilcéan» уснастил этими лампами добрую половину городских развлекательных учреждений, то в каждом из них вас ожидает ловушка. А если не только их? Если они спрятали лампы по всему городу?
— Сомневаюсь, что слепота Директората вызвана преимущественно действием ламп: их ещё и запитывать надо, а изменения в городской энергосети в штабе бы заметили, для этого не надо хитроумных устройств с фронтира законов физики, — Мартин видел состояние Михаила, и потому для уравновешивания решил вести диалог с позиции скептицизма.
— Но ведь и Алоиз тогда одни только предположения высказывал, так что исключать это нельзя.
— Конечно, но сейчас я в большей степени готов заключить, что действие ламп направлено против людей, а не организаций. Разница может быть не столь очевидна, поскольку из людей институции и состоят, но попробуйте вдуматься. Также я попрошу вас сейчас хорошо подумать и сообщить, есть ли у X-лучей какие-то известные опасные или необратимые последствия. Нет-нет, подумайте, не спешите говорить что-то вроде: «Я третий месяц чуть ли не дышу этим излучением, и всё в порядке». Также попрошу и вас, — обратился он к Селестине и Сёриз, — вспомнить, было ли что-то, выбивающееся из общего, простите, бардака этого лета. А, и чтобы простимулировать работу мышления… — Мартин открыл окно настежь, вернулся обратно к группе, полез во внутренний карман пиджака с очень недоброй улыбкой, что-то медленно, нагнетая напряжение, оттуда извлекал в плотно стиснутых пальцах так, чтобы укрыть от зрителей до кульминации сжимаемое в них, на секунду предъявил всем колбочку, чтобы успели осознать, но не отреагировать, и резко метнул её на пол перед открытым окном. Мичманы весьма удивились визгу и тому, сколь ретиво лейтенант Евграфов отвернулся, согнулся и зажал глаза и ноздри, но, кажется, остались довольны шуткой.
— Мартин, — кричала на него Селестина, — а с вами-то что? Вы… Вы больной! Нельзя же так! И… Мы не горим и не дышим ядом?
— Нет, мы совершенно точно не горим. И нет, не дышим ядом, но это уже заслуга выдувающего сероуглерод сквозняка, хоть и не пойму, откуда так дует. Однако, что важнее, позже, когда эта дрянь выветрится, а освещение можно будет вновь включить, вывернув все подозрительные лампы, то вы увидите, что фосфор сменил аллотропное состояние: из белого превратился в красный. Как? Теперь я знаю ответ, исключив все иные возможности объяснения. И также знаю, Сёриз, что тот минор, которого вы уходили допрашивать в субботу, либо лжец, либо бесполезен. Тем же вечером во дворе я решил использовать одну из колбочек как гранату, да вот только что-то она не произвела положенного ей действия. Чем же она отличалась от прочих? Я брал её с собой на «Скиаграфию». Да, каюсь, но заверяю, что ни одна невинная душа не пострадала бы, дойди всё до применения колбочки. Однако это не всё. Та колбочка не страдала от одиночества. Вы правильно догадываетесь. А по тому, что она разбилась без пламени и вспышки, можно заключить, что воздействие, которому подверглась её «сестра» за субботу, в отношении неё было приумножено и этой ночью. Поэтому я вас всех спрашиваю: на что ещё способны X-лучи?
