Алессандро Надзари - MCM
— Как я мог забыть? — Михаил смотрел на свои руки. — Как я мог забыть тот эксперимент Кюри? Он ведь продемонстрировал, что уран — или радий? я даже этого не помню! — может вызвать раздражение кожи, стоит поносить его в кармане рубашки. Как я мог не сложить два и два? Как мог даже не задуматься, что возможно проявление сходных свойств? Беккерель ведь показал, что соли урана засвечивают фотопластинку… У себя под носом и не заметил. Как?
— Как-как, «Сирано де Бержерак», — буркнул кто-то из мичманов.
— Отставить глумление, невежды.
— Есть отставить глумление!
— Чтоб меня! — теперь уже бегали глаза Селестины — Я тоже хороша. О, Саржа как узнает, так ещё полгода язвить будет. С установлением жары, конечно, стало поступать множество сведений о солнечных ожогах и солнечных же ударах с соответствующими симптомами, вот только планка была задана ещё до пекла. Флю-мируисты отмечали, что больницы и имеющие собственную практику доктора чаще обычного начали сталкиваться с ожогами и отравлениями необъяснимой природы у пациентов, бывших преимущественно буржуа или аристократией. Хе-хе, а некоторые светские львицы, куртизанки и легкомысленные демимонденки сейчас сколь безуспешно, столь и постыдно пытаются излечиться от отсутствующих у них паскудных…
— Спасибо, Сели, мы поняли. Верно ли, что, скорее всего, это те же, кто запечатлён на снимках «Скиаграфии»? Но знают ли люди Бэзи о таких побочных эффектах? Или их и добивались, и это просто приятное визуальное приложение, чтобы никто не сомневался, что всё происходит на самом деле?
— Доказательство отдачи от инвестиций? Возможно, но представлено наверняка было ранее: зачем же ещё и своих нанимателей облучать? А впрочем, Алоиз говорил, что Игнациусу элиты не нужны. Да и уж вряд ли Бэзи — хоть старому, хоть новому — эта идея претила бы.
— Рёнтгеновская бомба! Беззвучная и неумолимая. Здравствуй, о дивный новый век!
— И поприветствуем век старый. Мартин, в Карлсруэ совершенно случайно не проживали учёные, имеющие сферой академических интересов, хм, радиологию?
— При университете таковые были, но центр подобных исследований всё же сложился в Мюнхене. И нет, что-то залежей ламп я не увидел.
— Или не приняли их за таковые. Возможно, думали, что по ним расфасуют фосфор.
— Не исключено, хотя ровно таких же форм я не видел. Чёрт, представил, как прямо перед громкой премьерой, на которой соберётся французский истеблишмент, «Œilcéan» заменяет лампы в Гранд-Опера на полные фосфора, те, нагревшись, лопаются и…
— До чего у вас занятное воображение, Мартин.
— Но возникает вопрос: а зачем и то, и другое? Более того, кроме эвакуации Бэзи, — каковую могли устроить по длинной, но надёжной цепочке знакомств, — не нахожу никаких указаний, что фосфор был нужен Совету анархитекторов. Его применение как-то не укладывается в рамки текущей кампании. Склоняюсь к тому, что то был чей-то ещё заказ, так что это уже моя печаль, и не будем на том зацикливаться.
— Объясните мне, а как делались снимки? Ну, допустим, заменили светотехнику, каждый вечер зрителей обдавало живительными X-лучами, но что дальше?
— А дальше вступал в силу контракт с пунктом об эксклюзивном допуске представителей «Œilcéan» к установленным ими элементам системы. Готов поспорить, что заявлялись ремонтные бригады в целях профилактики чаще, чем было нужно. Что они делали? Моя догадка: заменяли пластины, как-то запрятанные под кресла, ковры или ещё что. Это в свою очередь наводит на вопрос о том, что или они придумали, как быстро крепить и маскировать пластины за то время, пока якобы проверяют оборудование, или они ходили группами и под видом зрителей за время представления делали то же самое, или должна быть ещё одна фирма, которая бы уже занималась чисткой помещений и плотницкими работами. Недели труда — и вот, тысяча снимков, которые теперь можно не собирать столь интенсивно, если вообще нужно.
— Лои, вроде, про плотников не упоминала, хотя кто знает, не приходят ли они только к подписавшим договор с «Œilcéan».
— А не слишком ли длительная выдержка получается?
— Эти лампы по виду не такие мощные, как у нас — думаю, присутствующие не нуждаются в уточнении, у кого — или в больницах. Здесь… Здесь расчёт на сеансы в несколько часов, притом многократные. В общем, понятно, кто должен был пострадать более других. И в этой связи мне становится любопытно, что в ныне принудительно распущенном, назовём это так, клубе «Sub rosa» не было ни одной электролампы, вообще ни единого намёка на электропроводку.
— Зато здесь — с избытком. И непонятно, — потопала ножкой по гулкому полу Селестина, — где же должны были быть пластинки?
— Стоит проверить этажом ниже, если проницающая способность лучей выше, чем плотность межэтажных перекрытий. Но готов поспорить, что этих выбрали на травление вне конкурса. Они, как выяснилось, идеологические противники мартинистов.
— И всё же мы не можем оставить их…
— В живых?
— …Просто так, — Селестина тряхнула одного за грудки, тот слюняво булькнул, но подал признаки сознания. — Ну, скажешь, что-нибудь интересное? Или вернёшься к предложению «пролить кровь, дабы пролить свет» и сразу отправишься спать дальше?
— На вас сотней глаз смотрит бог, о каком вы и не подозреваете, потому что не знаете: вы его и создали. Он зрит на вас белками сотен глаз, а вы и не видите его. И мы не видели, пока озарение девятью десятками и ещё девяткой ламп не посетило нас. Сотней глаз он взирает на попытку вызвать Бельфегора. Сотней глаз он презирает суету суёт мух, их личинок и паразитов, что облепляют эту cloaca maxima[58] и из неё родятся. Сотней глаз смеётся он над вами всеми. Сотней глаз он приветствует тысячи, десятки тысяч новых глаз, что вы взамен креста несёте, не ведая о том. Он надёжно прикрепился к плоти города. Вы ждёте, что я назову его имя? Вы ещё не поняли? Так взгляните на любой циферблат! Что вы ему противопоставите? Вздумаете бороться с ним — и он навечно будет против вас! — начал распаляться булланист, но был отправлен в царство ночных кошмаров по-барочному увесистым и так же вычурно украшенным томиком заклинаний ин-фолио.
— Хм-м, — протянул Михаил, — если оставить вопрос правоты его веры, то на некоторые топографические рассуждения он меня навёл. Предлагаю продолжить беседу в понедельник утром. Если возможно — в квартире Анри или другом месте, исключающем посторонних лиц.
— Ваше благородие, разрешите задать вопрос? Он может показаться не к месту, но, мы беспокоимся, что другого места для него и не сыскать.
— Какое почтение. Выкладывайте уже, мичманы.
— Вы Моську не видели? Ну, хотя бы когда заглядывали к нашим в Павильон. Или ещё где. Она с одним экипажем отважилась слетать на Выставку, да там где-то и потерялась, не углядели, в д’Отёй её уже вторую неделю ждут не дождутся.
— И для чего же вам понадобились целые сутки? — с порога встретили Михаила в условленном месте в означенное время.
— Преимущественно для преодоления административных барьеров. И анализа. А сегодня к вечеру я должен вернуть эти бумаги, — удостоился похлопывания и — нет, никому же не покаалось? — поглаживания зажатый под мышкой тубус, — так что прошу рассчитывать на зрительную память. Но прежде: вы придумали, как очистить город от X-ламп?
— Разумеется, это же проще, чем запретить всем носить мовеиновый!
— Простите?
— Неловко вышло, но знакомьтесь. Михаил, это Саржа, технический работник Директората, о котором вы наслышаны. Саржа, это тот, хм, с кем я играла в салочки в мае.
— «Технический работник», вот как? Но хотел бы обсудить с вами массу вопросов. В частности, как вы обмениваетесь сообщениями с дирижаблем?
— Как завещал римский оратор: так, словно жмёт обувь. Полагаю, вы и сами придёте к техническому решению через пару лет. Ну, или пять, если не на той развилке свернёте.
— А вы, стало быть, уже твёрдо уверены, что отмели все неверные тропки?
— Нет, шифрование информации и фокусирование передачи всё ещё остаются темами обширных дискуссий. Для нас практическое воплощение пока не так критично, но без этого система перед посторонними весьма беззащитна.
— Делаете намёк потому, что пока не нашли однозначного решения, но знаете, как можете его заполучить в удобный момент?
— Инсинуация. Сколь фамильярная, столь же и грубая.
— Примите мои извинения. Хорошо, возвратимся к вопросу, заданному вами. Придётся убедить Отель-де-Вилль или Инженерный корпус инициировать расследование деятельности «Œilcéan». Запустить в газетах серию предупреждающих материалов о ненадёжности и опасности — без упоминания X-лучей — устанавливаемого этой фирмой светового оборудования. И всё в таком духе. Кампания очернения. Небезосновательного. И расчёт на нежелание подвергать предприятие риску. Доверимся профессиональной, — прозвучало это брезгливым фырчанием, — рекомендации Мартина.
