Алессандро Надзари - MCM
— И впрямь, что с моими манерами? Позвольте представиться, Анри. Просто Анри. Я настаиваю.
— Что ж, а мы в вас не ошиблись. Сёриз де Кюивр.
— И впрямь. Селестина де Кюивр. Кузины.
— О, назовись вы Селестиной дю Шатле, я бы уверовал в сущность гения места!
— Не извольте обращать внимания, длинная история. Но каковы же были догадки касательно нас?
— Не столько догадки, сколько предположение, что вы и в самом деле отличаетесь от низколётных собратьев по цеху. В лучшую сторону.
— Но лучшая ли это тема для общества?
— Друг мой, общество алкало сей темы, со всей водой, что её замутняет, и ему повезло, что абсент из слов приготовлял ты.
— К сожалению, не читали, но непременно ознакомимся.
— С такими-то событиями, похоже, придётся к ней вернуться, а то и переосмыслить. Тот офицер весьма метко указал как на символизм предметов, так и на особое видение города… апашами.
— А ты, надо заметить, капитулировал.
— Да, друг мой, мы уже неделю как не вполне в своих амплуа. В связи с этим прошу дам учесть, что, возможно, потребуется второе первое впечатление.
— Однако, господа, всё же осмелюсь заметить, что мужчины подобны алмазам: их порождает и проверяет давление.
— Сели!
— Хо-хо! Браво!
— Не знаю, применимо ли понятие бриза к рекам, но у меня такое ощущение, будто Сена или некое невидимое море подле неё обладает таковым, и к этой минуте бриз ночной обернулся дневным. Не соблаговолят ли дамы подняться повыше и устроить общий тур по Экспозиции?
— Вы правы, течение сменилось, — Мартин услышал нотки какой-то особой интонации. — Если не в вашей компании провести день, то в чьей же ещё?
Легко и свободно дался девушкам подъём по лестнице, и Мартин только сейчас заметил, что их портной не засадил фигуры в клетку китового уса и проволоки, но применил щадящую, мягкую конструкцию. Повезло им. Отчасти и косвенно объясняет, отчего они столь непринуждённо завели знакомство. И не объясняет подобного поведения Мартина. Он позволил себя увлечь без какого то ни было рационального «потому что», даже не ради Энрико.
Следовало бы вести неспешный разговор о сменявших друг друга по левую руку национальных павильонах, об избыточно выпяченном, бравурно пузатом павильоне «Creusot», уснащённом башенными орудиями и выглядевшим, как что-то из ранних проектов капитана Немо, но в целом они были столь очевидны, столь предсказуемы, что Мартин уделял больше времени предплечьям обеих девушек, прилаженным к рукавам причудливым устройствам. Мартин подметил, что одно из приспособлений выглядело новее, несмотря на равный «возраст» самих платьев.
— До чего занимательные аксессуары у вас на руках. Не могу постигнуть, что же это?
— Ну же, хоть одну догадку, месьё?
— Вы позволите взглянуть поближе? — Мартину протянули ручку, не дав войти в следующий проссемический круг.
— Я бы предположил, что это — элегантное решение некоторых вопросов, с которыми сталкиваются владельцы вуатюреток и бициклов.
— Да, по сути, вы правы. Впрочем, решение это довольно уникальное и нигде более не известное. Зеркальца нужны отнюдь не для самолюбования, но получения обзора, а вкупе с двумя другими механизмами предназначены для передвижения в бурных потоках улиц, — и вновь не без тонкого, возможно, не ему предназначавшегося намёка.
— Скажите же, Анри, что вас побудило поведать, если позволите, urbi et orbi[35] о тех бандах? И как вы заслужили их доверие?
— Второе, боюсь, останется моим профессиональным секретом, но могу сообщить, что выдавшей нужную ноту стрункой оказалась жажда юных лидеров во внимании. Представьте, им едва за двадцать, а у них уже есть биограф, хоть и один на всех.
— И что же, они не устраивали кровавого соперничества за право освещения только своей фигуры?
— Литературное изложение требует многих действующих лиц для лучшего запечатления характеров, так что в этом случае они были готовы мириться и делиться. Впрочем, отважься кто-то предложить услуги портретиста, вот тогда можно ждать беды и побоищ.
— А то и, в конечном итоге, самопровозглашения победителя Дофином и раздачи титулов за победы в войнах и территориальные завоевания. Такое непрямое наследование традициям воспетого Двора чудес, где ныне рю Реомюр. Вы лишь вообразите: герцог ля Бастош, граф Монпарно девяносто первый, барон Муфф третий! Причём числительное означает не порядковый номер держателя титула, но строения, закреплённого за членом ватаги.
— О да, будет комедия. А представь, если у них потом ещё и своя Революция случится?
— С секуляризацией кармана главаря от общака, а то и головы главаря от всего остального главаря?
— Господа, не уклоняетесь ли от ответа на вопрос?
— Искренне просим прощения, иногда увлекаемся. Охотно поделюсь мотивами. Должно быть, я подхватил что-то такое от своего друга, но я разделяю его мнение, что нужно вести диалог с теми, кто активнее прочих определяет и формирует среду, пытаться их понять, передать всё читателям с наименьшим пропуском через непременно отсекающие «лишнее» линзы, фильтры и призмы. Будь-то они политические, моральные или эстетические. Впрочем, небольшую эстетическую коррекцию я не могу не внести, оставляю за собой такое право, дабы избежать ненужной эмоциональности и обертонов. И мне действительно кажется, что сейчас климат за Внешними бульварами во многом определяется отнюдь не официальными властями, не третьим сословием и не обычными жителями, хотя среди них теневые княжества и растворяются, пропитываются их страхом. Эти… апаши действительно способны подпортить городу лелеемую репутацию и, как бы выразился мой друг, разорвать, перенаправить городские линии перемещения товаров и денег, присосаться к ним и пропускать через своих «откупщиков». Я эти шайки ничуть не романтизирую. Я освещал их повседневность, чтобы люди видели не только последствия их смертоносных деяний, во всех физиологических подробностях смакуемых, хм, грифами. Знаете, а тому офицеру и впрямь бы податься в журналисты; маленькую победоносную войну ему под силу выдумать и выиграть. Так вот, аутопсия повседневности, препарирование процесса счищает налёт мистики с её результата. Пока остальные взращивают едва ли не библейский ужас в любителях пощекотать нервы, чувствующих себя в иллюзорной безопасности за волшебными окружностями Внешних и Великих бульваров, я стою за адекватное освещение, за изображение врождённой человеческой, а не приобретённой демонической природы. Отказ от привлечения внимания к этой теме в проповедуемом мной ключе означает приближение дня, — заметьте, не осторожной ночи, но дерзкого дня, — когда бульвары вновь приступят к исполнению осадно-оборонительных функций, на сей раз незримых, а потому то противостояние будет куда более опасным для беспечных горожан. В общем, мне подобные зарисовки кажутся значительнее баталий и дуэлей художественных критиков в родственных изданиях.
— Как вы правы! И — что вы говорили про второе первое впечатление?
— Ха, м-да.
— Всю прошедшую неделю я не знал, как вернуть его к жизни, и вот — счастливая встреча всё изменила, — и со всем возможным старанием: — Merci… du fond de l'âme, mesdemoiselles.[36]
— Ваш друг упомянул вас как особь, хм, заразительную. Чем же вы, если не секрет, занимаетесь? Что же вы разносите?
— Занудство и дотошность, — отрезал Энрико.
— И это сущая правда, дамы! Так или иначе, записи что мои, что месьё Анри опираются на проблематику чаяний, страхов и дум если не широкой публики, то тех её представителей, которые так или иначе транслируют своё мнение окружающим в соответствующей профессиональной и социальной среде. Разница лишь в том, что записи месьё Анри оживляет их близость быту и сосуществованию, вопросам актуального городского сожительства, а вот мои практически невозможно встретить в изданиях, доступных вне академических кругов, они больше для внутреннего пользования и про то, что имеет потенциал стать актуальным, но не обязательно будет реализовано. Мои заметки больше про вероятности и ожидания. Что я делаю? Я беседую. Опрашиваю представителей научной среды, слежу за разрабатываемой в их трудах тематикой, вывожу своего рода интегралы. Увы, ни с одной учёной головой — обитателем Двадцати округов так пока и не довелось встретиться.
— Да уж, месяцы вы выбрали что надо.
— Поверьте, уже не в первый раз корю себя за неосмотрительность.
— И ведь всё от того, друг мой, что хотел совместить работу и отдых, когда я с самого начала прямо, а то и упрямо говорил, что по прибытии работа отойдёт на роль хобби — и это в лучшем случае. Будто бы и остальные разделяют твоё желание совместить одно со вторым.
— А вот восточный сосед…
— О, нет-нет, не распаляй реваншизм ещё и сравнением особенностей организационного процесса.
